Интенция | Все о философии

20.03.2009 - Состав душевной жизни

1. Выделение сфер душевной жизни


1. Классическое деление душевной жизни

Мы исходим из традиционного деления душевной жизни на явления

1) интеллектуальные,

2) эмоциональные и

3) волевые.
2. Парадоксы душевной жизни

Посмотрим прежде всего, какие из этих явлений должны быть откинуты, как вообще не принадлежащие к душевной жизни.

Наибольшее богатство "плевел", подлежащих устранению, дает, очевидно, область "интеллектуальных" явлений. Прежде всего, отделяются такие явления, как восприятия, представления, мысли (понятия, суждения, умозаключения, вопросы, сомнения и т. п., узнавание, локализация в прошлом и т. п.), с той их стороны, с которой в них имеется раскрытие или предстояние сознанию предметных содержаний. Если мы подойдем к тому же вопросу с другой, положительной стороны, то мы можем сказать, что в состав душевной жизни здесь войдут только:

1) ощущения (при строгом отграничении ощущений как переживаний от сознаваемых предметных содержаний ощущения),

2) представления (все равно, воспроизведенные единичные ли ощущения или комплексы их), взятые как чистые образы, вне отношения к их возможному предметному смыслу,

3) и, наконец, сами переживания направленности в мысли и внимании (мысли и созерцания как чистые переживания или душевные состояния).

Казалось бы, что по крайней мере явления области "чувства" и "воли" целиком входят в состав душевной жизни. Однако это не так. Ибо значительная их часть суть сложные комплексы, в состав которых входят восприятия, представления и мысли о предметных содержаниях, и вся эта сторона, очевидно, также должна быть исключена. Так, например, сознательные чувства любви или ненависти к определенному человеку, тем более т. н. высшие чувства – нравственные, религиозные, эстетические, – как и сознательные желания или стремления к тем или иным объективным целям, взятые в целом, суть тоже состояния предметного сознания, а отнюдь не явления чистой душевной жизни.

Это утверждение на первый взгляд кажется парадоксом, каким-то чудовищным искусственным сужением области душевной жизни. Может показаться – и это часто утверждалось, – что предметная сторона относится здесь целиком к интеллектуальной области, тогда как собственно волевая и эмоциональная сторона этих явлений по своей природе одна и та же, привходит ли к ней момент предметного сознания или нет и, следовательно, бесспорно принадлежит к сфере душевной жизни. Но с этим невозможно согласиться. Укажем прежде всего на последствия такого взгляда. Для него религиозная, моральная, эстетическая, правовая жизнь оказывается лишь подвидами душевной жизни, и мы получаем самый невыносимый и противоестественный с точки зрения соответствующих специальных наук психологизм в религии, эстетике, этике, праве. Скажут: объекты таких переживаний надо отличать от самих переживаний и лишь последние суть душевные явления. Но именно это отличение в качестве реального разграничения здесь невозможно. Так, религиозное или молитвенное настроение совсем не есть какое-то чисто внутреннее душевное состояние (вроде простого чувства беспредметной радости или скорби, бодрости или подавленности и т. п.) плюс бесстрастная, объективная мысль о Боге. Это есть, наоборот, единство настроений, само существо которого состоит в сознании своей живой связи с Божеством или живого присутствия в себе или близ себя Божества. И то же самое относится к явлениям жизни, нравственной, эстетической, социальной.

Существо недоразумения заключается в том, что предметное сознание – сознание предстояния и раскрытости объективных содержаний – кажется относящимся лишь к чистой мысли, явлением только интеллектуального порядка, тогда как возможно и прямое отношение волевой и эмоциональной области к предметному бытию. Правда, здесь неизбежно обнаруживается необходимость совершенно нового понятия, помимо понятий душевной жизни и предметного сознания, – понятия духовной жизни как высшей и более глубокой формы объективного сознания, чем предметное сознание в его обычном смысле; в силу такого соотношения может уясниться, что предметные чувства (как и хотения и т. п.), не входя в состав душевной жизни в указанном смысле чистого субстрата внутреннего бытия, вместе с тем входят в состав той конкретно оформленной и обогащенной душевной жизни, которую мы имеем в виду под именем духовной жизни; об этом у нас будет идти речь ниже. Пока же мы ограничиваемся следующим, очевидным после приведенных разъяснений разграничением: явления волевой и эмоциональной жизни, связанные с предметным сознанием, входят в состав душевной жизни лишь постольку, поскольку они имеют в себе элемент чистого переживания вне отношения к предметному сознанию. Проще говоря: чувства и волевые явления принадлежат к душевной жизни, лишь поскольку они беспредметны, поскольку они суть чистые переживания, т. е. отмечены всеми изложенными выше признаками бесформенности душевной жизни.

Но эта формулировка влечет еще к дальнейшему ограничению: сфера чистого переживания граничит, как мы знаем, не только с предметным сознанием, но и с самосознанием. Но именно в области волевой жизни самосознание играет первенствующую роль. Сознательное в этой области значит прежде всего определенное самосознанием, отмеченное участием "я" как центра сознания. Такие явления, как сознательная расценка стихийных побуждений и отбор между ними, поскольку это есть действительно результат самосознания, а не простая видимость его вмешательства, также не суть целиком душевные явления, а суть проявления обратной, внутренней стороны духовной жизни. Правда, самосознание в известном смысле или в известном отношении есть само особое переживание, и, поскольку это так, обусловленные им явления суть также явления душевной жизни. Но так же, как мы должны отличать содержание предметного сознания от самого переживания его как особого душевного состояния направленности, мы должны отличать само реальное бытие и действие "Я" (там, где оно действительно имеет место) от его переживания и лишь последнее относить к составу душевной жизни. Таким образом, волевые явления суть чистые переживания, т. е. моменты душевной жизни, лишь поскольку они, так сказать, извне отделены от своего отношения к предметному бытию, а изнутри отграничены от воздействия высшей силы "я" как самосознания.

2. Чувственное познание мира


1. Сенсорное окно человека в мир

Человеческое познание вплетено в предметно-практическую деятельность и генетически начинается с чувственного восприятия внешних явлений, которое по мере развития личности все больше дополняется самопознанием. Самопознание основывается на рефлексии – размышлении человека над своими мыслями, поступками, психофизиологическими и эмоциональными изменениями. – Но именно чувственное отражение выступает основой эмпирического, опытного познания мира.

Чувственное отражение – своеобразное окно человека в мир. Оно открывает «многоцветье» реальности, выступает необходимым условием обыденного, практического и научно-теоретического знания. И практическое и научное знание генетически начинаются с чувственного отражения реальности. С помощью органов чувств человек воспринимает свое состояние (боль, тревогу и т. д.) и состояние окружающей среды (температуру, цвета и т. д.). При этом наибольшей информационной пропускной способностью обладают зрительные ощущения. Разумеется, данные, поставляемые органами чувств, сами по себе не являются истинным, или научным, знанием, но они необходимый материал для построения системы истинного знания.
2. Крайность: сенсуализм и эмпиризм

Теория познания (Дж.Локк, Дж.Беркли и др.) длительное время исходила из того, что чувственное познание вообще и ощущения в частности являются единственным источником знания. Подобная теоретико-познавательная установка получила название сенсуализм (лат. sensus – чувство, ощущение). Концептуальная установка сенсуализма – «нет ничего в знании, чего первоначально не было бы в ощущениях». Основанием влияния сенсуализма на последующую гносеологическую культуру выступает значение показаний органов чувств для адаптации человека к внешнему миру и приспособления мира к потребностям человека.



Согласно И.Канту, «всякое наше знание начинается с чувств, переходит затем к рассудку и заканчивается в разуме, выше которого нет в нас ничего для обработки материала созерцаний и для подведения его под высшее единство мышления»1. Потому исходным, первичным источником знаний можно считать чувственные данные, получаемые в результате установления контакта человека с миром. Чувственные данные, выраженные с помощью языка, становятся объектом рационального осмысления, что в конечном счете и делает возможным создание системы научного знания.

3. Действительно ли прав эмпиризм?

Вместе с тем, чтобы понять суть проблемной ситуации, с которой сталкивается исследователь, необходимо отметить ряд важных моментов.

1) Во-первых, познание, в том числе и чувственное, пронизано мышлением, элементами рационального, поскольку речь идет о познании человеком себя и мира. Поэтому чувственное познание выступает как продукт социальной истории. «Образование пяти внешних чувств – это работа всей до сих пор протекшей всемирной истории»2, – отмечал К.Маркс.

2) Во-вторых, связь между ощущениями и языком не столь жестка и прямолинейна, как представляется на первый взгляд. Суть проблемы в том, что «бедность языка не служит доказательством бедности ошущений»[5]. Как показали научные исследования, даже если в языке того или иного народа не существует специальных терминов для обозначения тех или иных цветов, этот народ все равно способен различать тончайшие оттенки цветов.

3) В-третьих, современная наука реже, чем классическая и отчасти неклассическая наука, обращается к наглядным образам, поскольку объекты многих, особенно развитых, областей научного знания принципиально ненаглядны, абстрактны. Таковы, например, объекты теоретической физики, космологии, не говоря уже об объектах математики, которая выступает своеобразным “языком” науки. Это создает видимость того, что развитая наука меньше нуждается в данных чувственного отражения. В действительности же, как бы далеко наука “ни ушла” от чувственно воспринимаемой реальности, она будет явно или неявно опираться на данные, полученные с помощью органов чувств, поскольку проверка теорий на истинность предполагает обращение к эмпирии, которая явно или неявно связана с данными органов чувств. В связи с этим достаточно вспомнить, что наиболее известные методы эмпирического уровня познания – наблюдение, описание, измерение, классификация, эксперимент и т. д. – непосредственно или опосредованно опираются на чувственное созерцание.

4. Особенности чувственного познания

Отметим ряд особенностей чувственного познания.

1) Во-первых, это непосредственная наглядная данность. На уровне чувственного познания человек фиксирует конкретные свойства, признаки, особенности созерцаемых предметов реального мира. На основе чувственного отражения формируются наглядные образы, которыми человек оперирует в своей практической деятельности.

2) Во-вторых, это целостность наглядного образа реальности. Целостный наглядный образ связан не со всеми формами чувственного отражения, а только с такими его формами, как восприятие и представление. При этом важно учитывать, что наглядный образ – не непосредственная копия чувственно воспринимаемых свойств, признаков реального мира, а результат определенной абстракции, поскольку в его формировании принимает участие 2- я сигнальная система (язык). Потому наглядный образ формируется не только на базе данных чувственного отражения, но и с участием воображения. Воображение же включает в себя мысленную реконструкцию данных опыта, основано на прежних знаниях. Тем самым познание переходит с чувственной ступени на рациональную.

5. Формы чувственного познания

Чувственное познание традиционно связывается с такими формами как

1) ощущение,

2) восприятие и

3) представление.
6. Ощущение

Ощущение представляет собой отражение отдельного признака или свойства предмета, которое возникает при воздействии предмета на наши органы чувств. Так, выйдя на улицу, мы можем ощутить жару или холод. При этом ощущения субъективны, поскольку они результат отражения конкретным индивидом с его специфической нервной системой свойств воздействующего на его органы чувств предмета. Психологи насчитывают около 20 видов ощущений, которые отражают реакцию человека на воздействия внешней и внутренней среды. Типичными примерами ощущений являются ощущения цвета, звука, холодного, твердого, кислого и т. д. Человек не может ощущать все свойства действительности, поскольку существует порог чувствительности. Однако человек научился расширять границы познания, в том числе и чувственного, с помощью приборов и абстракции.

В связи с этим Л.Фейербах отмечал: «У нас нет никакого основания воображать, что, если бы человек имел больше чувств или органов, он познавал бы также больше свойств или вещей природы. Их не больше во внешнем мире, как в неорганической, так и в органической природе. У человека как раз столько чувств, сколько именно необходимо, чтобы воспринимать мир в его целостности, в его совокупности... Чувства его не ограничены определенными родами или видами телесных качеств или сил, а охватывают всю природу»[6]. Ощущения специфичны, так как они несомненны, абсолютны. Согласно Б.Расселу, «на самом деле не бывает иллюзий чувств, бывают только ошибки в истолковании данных как знаков вещей, иных, чем они сами»[7].

В целом вопрос о том, что такое ощущение и каковы единицы опыта, характеризующие границы ощущения, не столь прост, как может показаться на первый взгляд. Исследователи не пришли к единой точке зрения, например, по вопросу о том, существуют ли ощущения пространства и времени и можно ли относить к ощущениям переживания боли и т. д. Сложность проблемы в том, что человек имеет дело преимущественно с восприятием целостных предметов и ему трудно выделить ощущение отдельного свойства как таковое. Все это свидетельствует о сложности и многоаспектности проблемы сути и границ ощущения. Ощущения и субъективны, и объективны. Субъективность ощущений связана с тем, что ощущает конкретный индивид, обладающий специфической организацией психики, нервной системы. Ощущения субъективны в том отношении, что они зависят от интенсивности зрительного и слухового аппарата, состояния организма и т. д. Объективность ощущений связана с тем, что они представляют человеку информацию о его состоянии и внешнем мире.

7. Восприятие

Другая форма чувственного познания – восприятие. Восприятие – целостное отражение объектов при их воздействии на органы чувств человека. (Некоторые психологи считают, что между ощущением и восприятием невозможно провести четкую границу.) Целостность – это результат участия ума в формировании синтетического образа.

Восприятие уже отходит от непосредственной данности, свойственной ощущениям. Оно предполагает определенную активность воспринимающего ума. Воспринимая какой-то объект, фрагмент реальности, человек выделяет его из потока событий, сопоставляет с другими явлениями, чтобы отнести данный объект или фрагмент реальности к определенному классу или виду. На этот процесс синтезирования различных ощущений в целостный образ и отнесения его к определенному виду влияют самые разные факторы, начиная с интересов и предшествующего опыта и кончая настроением и ценностно-ментальными особенностями воспринимающего субъекта. Формирование целостного образа включает в себя элемент творчества, поскольку при синтезировании различных ощущений имеет место не “механическое суммирование” данных ощущений, а творческое “достраивание” объекта по отдельным свойствам, представляемым ощущением.

8. Представление

Далее всего от непосредственной данности предмета находится представление как форма чувственного познания. Представление – результат закрепления в памяти человека работы механизма восприятия и означает возможность воссоздания наглядного образа объекта, который в данный момент не воздействует на органы чувств.

Представление опирается на прошлый опыт и воображение.

3. Мышление (интеллектуальные явления)


Но с воображением мы уже переходим в область явлений интеллектуальных.
1. Воображение

Воображение – особая способность человека мысленно преобразовывать знания, данные опыта, в результате чего происходит создание новых форм. Воображение позволяет “видеть” целое раньше частей, выступает ориентиром исследования. На основе воображения познающий субъект получает возможность соединить чувственное и рациональное. Согласно И.Канту, именно способность воображения выступает основой синтеза чувственности и рассудка.

2. Воображение и представление

Воображение имеет более сложную структуру, чем представление. Если в представлении, особенно наглядном, делается акцент на воспроизведении целостного образа предмета, то в воображении человек может создавать новые образы, не виденные ранее.

Тем самым основой представления выступает чувственный материал, а основой воображения – мышление.

Поэтому “вообразить” себе человек может не только то, что до этого имело место, но и то, что места не имеет, т. е. фантазии, мечты. Такая способность служит основанием предсказательной возможности человека и тесно соприкасается с интуицией.

3. Память

Представление как особая форма чувственного познания опирается не только на воображение, но и на память. Память – особое свойство нервной системы хранить и при необходимости воспроизводить информацию о прошлом.

Память бывает разная. Ее “качество” характеризуется длительностью хранения информации (отсюда выражение “короткая память”) и объективностью воспроизведения информации о прошлом в нужный момент. Именно память создает возможность для обучения человека и развития его психики, служит условием единства психической жизни человека.

Различают память сенсорную, оперативную, процедурную; последняя, в свою очередь, бывает семантическая и эпизодическая. Эвристические возможности памяти связаны с тем, что она помогает человеку не только запоминать и сохранять информацию о прошлом, но и забывать, а если нужно, то и восстанавливать ту или иную информацию.

4. Ассоциации

Чувственное познание не ограничивается указанными выше формами. Некоторые исследователи отмечают роль ассоциаций в познании. Под ассоциацией (лат. associatio – соединение) понимается возможность появления связи между образами, при которой возникновение одних из них влечет за собой появление других. По мере усложнения познаваемых процессов и возрастания роли абстрактно-теоретических идеализаций, познавательная роль ассоциации уменьшается. Но ассоциативный переход от одного образа к другому на основании сходства или контраста встречается и сегодня.

5. Итак …

Из интеллектуальных явлений к душевной жизни принадлежат:

1) ощущения как переживания;

2) представления взятые как чистые образы (вне отношения к предметному смыслу);

3) и, наконец, сами интенциональные переживания (переживания направленности) в мысли и внимании, т. е. мысли и созерцания как чистые переживания или душевные состояния.

4) Но далее уже неизбежно обнаруживается необходимость совершенно нового понятия, помимо понятий душевной жизни и предметного сознания, – понятия духовной жизни как высшей и более глубокой формы объективного сознания, чем предметное сознание в его обычном смысле; в силу такого соотношения предметные чувства (как и хотения и т.п.), не входя в состав душевной жизни целиком, вместе с тем входят в состав той конкретно оформленной и обогащенной душевной жизни, которую мы имеем в виду под именем духовной жизни.

4. Эмоциональные явления


1. Эмоции

Эмоции (лат. emovere – возбуждать, волновать) – особый мир психических состояний, связанных с инстинктами, потребностями и мотивами и оказывающих значительное влияние на восприятие и познание человеком окружающего мира. Эмоции имеют сложную структуру, разнообразны как по сути, так и по форме выражения. Они зависят от чувственной организации человека (темперамента, особенностей психики и т. д.) и во многом характеризуют отношение человека к миру, его активность, ценностно-ментальную специфику. Эмоции выражаются в форме интегральных переживаний радости, страха, удовлетворения или неудовлетворения и выступают важным фактором деятельности человека, в том числе и познавательной.



Эмоции – реакции человека и животных на воздействие внутренних и внешних раздражителей, имеющие ярко выраженную субъективную окраску и охватывающие все виды чувствительности и переживаний. Связаны с удовлетворением (положительные эмоции) или неудовлетворением (отрицательные эмоции) различных потребностей организма. Дифференцированные и устойчивые эмоции, возникающие на основе высших социальных потребностей человека, обычно называются чувствами (интеллектуальными, эстетическими, нравственными).

2. Чувства

ЧУВСТВА – переживание человеком своего отношения к окружающей действительности (к людям, их поступкам, к к.-л. явлениям) и к самому себе. Кратковременные переживания (радость, печаль и т. п.) иногда называют эмоциями в узком смысле слова в отличие от ч. как устойчивых, длительных переживаний (любовь, ненависть и т. п.). Ч.– особая форма отражения действительности; они отражают отношение людей друг к другу, а также к объективному миру. Ч. человека, детерминируясь генетически, формируются об-вом; они играют огромную роль в поведении, в практ. и познавательной деятельности Ч. Являясь сигналами успешности или неуспешности выполнения деятельности, соответствия или несоответствия предметов и явлений потребностям и интересам человека, Ч. выполняют роль интегральной оценки и тем самым занимают существенное место в регуляции деятельности людей. Ч. могут быть активными (стеническими), имеющими положит. эмоциональный тон – удовольствие (радость и т. п.), и пассивными (астеническими), имеющими отрицат. эмоциональный тон – неудовольствие (печаль и т. п.). Стенические Ч. повышают жизнедеятельность человека, астенические – понижают ее. Среди Ч. выделяются специфические виды их – настроения, аффекты (сильные, бурно протекающие эмоц. переживания – ярость, ужас и т. п.), страсти. Настроение – длительное (в сравнении, напр., с аффектом) эмоциональное состояние (радостное, угнетенное и т. п.), к-рое придает определенный эмоциональный тон, окраску всем др. переживаниям, а также мыслям и действиям человека. Страсть – сильное, глубокое Ч., захватывающее человека надолго. Особую группу Ч. составляют высшие Ч. – нравственные (Ч. долга, чести, коллектива и т. п.), эстетические (Ч. прекрасного), интеллектуальные (Ч., связанные с удовлетворением познавательных интересов, с решением мыслительной задачи и т. д.).

5. Волевые явления


ВОЛЯ – способность к выбору деятельности и внутренним усилиям, необходимым для ее осуществления. Специфический акт, несводимый к сознанию и деятельности как таковой. Осуществляя волевое действие, человек противостоит власти непосредственно испытываемых потребностей, импульсивных желаний: для волевого акта характерно не переживание "я хочу", а переживание "надо", "я должен", осознание ценностной характеристики цели действия. Волевое поведение включает принятие решения, часто сопровождающееся борьбой мотивов (акт выбора), и его реализацию.

Чувства и волевые явления принадлежат к душевной жизни лишь поскольку они беспредметны, поскольку они суть чистые переживания. Но как мы знаем, сфера чистого переживания граничит не только с предметным сознанием, но и с самосознанием. Но именно в области волевой жизни самосознание играет первенствующую роль. Сознательное в этой области значит прежде всего определенное самосознанием, отмеченное участием Я как центра сознания.

(В состоянии бреда утрачивается понимание предметного значения ощущений и представлений).

Душевная жизнь носит характер процессуальный, она есть поток душевной жизни. Но то, что делается или совершается в душевной жизни, не делается ни с "нами" или "в нас", ни "нами" по причине того, что в душевной жизни как таковой не существует никакого "мы", отличного от того, что "делается" – ибо то, что делается в душевной жизни, и есть (на этой ступени) мы-сами! Она не есть a priori замышленное действие субъекта, а есть чистая жизнь, образующая наше существо и сознаваемая именно в самый момент её переживания, в нераздельном единстве с процессом этого изживания или осуществления. Мы сами движемся в душевном потоке (а не смотрим на его как в кино). Изменчивость душевной жизни есть наше собственное существо; оно насквозь пронизано специфической внутренней устремленностью или тяготением, а не есть как бы посторонний зритель, перед которым эта изменчивость развертывалась бы как объективная смена состояний. Она есть живое слитное становление (это хорошо обрисовал Бергсон).

Душа производит согласие на принятие образа; даёт согласие на него, на слияние с ним. Либо на отталкивание его. И это есть реальные качественные стимулы, направляющие движение душевной жизни. В силу их одна идея вкореняется в нас, удерживается, усиливается, другая – изгоняется, ослабевает, бледнеет, исчезает, и это есть не собственное дело самих идей и не наше произвольное действие, а дело первичных сил самой душевной жизни. И этими стремлениями и силами являются у нас не "удовольствие и страдание" как чисто пассивные состояния или чувства специфического содержания, а общий и притом динамический момент одобрения и неодобрения. Именно в этих первичных моментах проявления душевной силы или действенности усматривается качественная первооснова динамического, так называемого волевого начала душевной жизни. На нём основан весь дальнейший механизм волевых явлений, особенно выступающий в предметном сознании и прослеженный в нём. В составе чистой душевной жизни эта первичная оценка и элементарное "стремление" есть одно и то же: одобрять, принимать душевное состояние – значит именно влечься к нему или тяготеть к его осуществлению, отвергать, не одобрять его – значит отталкиваться от него или отталкивать его от себя. Здесь нет ещё сознания или оценки, которые предшествовали бы стремлению или действенности в отношении объекта оценки: само тяготение и отталкивание и есть здесь единственная действенность, которая поэтому есть не реакция на предшествующее состояние сознания, а чистая первичная акция; это чисто внутренний динамизм самопротивоборства или самоосуществления душевной жизни, силой которого осуществляется самый ход душевной жизни.

Гедонизм, однако, смешивает динамический характер одобрения и неодобрения с чисто пассивными "чувствами" и эти пассивные чувства делает предметным содержанием и в этой форме двигателями или причинами производных от них стремлений. Непосредственное, чисто душевной единство первичных актов одобрения и неодобрения он берёт не полностью, а частично (как чисто "чувство"), и этот частичный момент объявляет затем универсальной первоосновой всей волевой жизни.

6. Сложные связи


1. Связь ощущений и представлений с чувствами

Связь "ощущений" и "представлений" с тем, что называется "чувствами", давно отмечена в психологии. Но, как уже указано выше, связь эта большей частью мыслится чисто внешней, как некоторого рода сопутствование разнородных элементов. Уже самый спор о том, возможно ли в чувствах собственное качественное многообразие, кроме различия между "удовольствием" и "страданием", или же все качественное многообразие должно быть отнесено за счет "интеллектуальной" стороны (так что богатство и разнообразие волнующих нас чувств, настроений и пр. оказывается собственно иллюзией, и наша эмоциональная жизнь есть лишь монотонное чередование удовольствия и страдания – поистине невеселая жизнь!), – этот спор показывает, сколь внешней мыслится здесь связь этих двух сторон. "Ощущения" и "представления", с одной стороны, "чувства", с другой стороны, представляются глубоко, коренным образом различными явлениями, между которыми лежит непроходимая пропасть, и именно новейшая психология старательно подчеркивает глубину этого различия. Мы уже указали источник этого взгляда: поскольку под "ощущениями" и "представлениями" разумеются мыслимые в них или через них предметные содержания, они действительно принципиально отличны от чувств: они суть знание, чувства же – лишь переживания, лишенные всякого элемента знания. Усмотрение этого основополагающего различия есть само по себе весьма ценное достижение. Но мы указывали также, что эта истина затемнила собой факт ощущений и представлений как чистых переживаний вне отношения к возможному через их посредство знанию. Но поскольку мы сосредоточиваемся на последних, всякое отграничение ощущений и представлений от чувств сразу же становится шатким и неопределенным. Яснее всего это видно на так называемых органических ощущениях. Когда я не извне, в качестве постороннего наблюдателя-психолога, изучаю свою душевную жизнь, а стараюсь изнутри прислушаться к ней и осветить ее сознанием, то, признаюсь, я не в силах различить, где, например, в переживании голода кончается ощущение (ощущение "сосания под ложечкой" и т. п.) и где начинается неприятное чувство; мне трудно ясно отграничить такие органические ощущения, как стесненность дыхания, начинающаяся тошнота, сжатие сердца, общее утомление, от таких чувств или настроений, как уныние, тоска, подавленность. И нужно обладать большой порочностью и душевной холодностью, чтобы уметь в своей половой жизни отличать специфически половые "ощущения" от общих "чувств". В указании на эту неразличимость состоит ведь существо известной теории эмоций Джемса–Ланге, обратившей на себя общее внимание каким-то содержащимся в ней зерном правды. Менее очевидна неразличимость от "чувств" так называемых внешних ощущений, и ей совсем уже нет места, по-видимому, в отношении "представлений". Но все это – лишь благодаря указанному смешению их как переживаний с их предметным значением.

Такие переживания, как страх бездны, восторг шири, тяготность низких потолков или узкого горизонта, снисходительная нежность ко всему маленькому, тонкому и т. п., суть не загадочные сочетания разнородных элементов душевной жизни, а проявления первичного, непосредственно переживаемого сродства ощущений или образов с чувствами. Вообще говоря: если оставить в стороне, с одной стороны, различия физиологического происхождения или условий "внешних" и "органических" ощущений и, с другой стороны, различие в их полезности для расширения знания и ориентировки в мире, то с чисто психологической точки зрения не остается никакого принципиального различия между органическими и внешними ощущениями, и мы не имеем права даже на само деление их на эти 2 класса: мы имеем лишь бесчисленно многие роды и оттенки ощущений с одинаковым общим характером как ощущений вообще; и потому и их связь с чувствами остается всюду принципиально однородной2. Если, далее, по крайней мере в отношении представлений кажется, что они гораздо отчетливее отделяются от лишь "сопровождающих" их чувств, то это – лишь потому, что они в качестве переживаний или чистых образов обычно слабее ощущений и поэтому в них на первый план выдвигается их предметное значение. Но если опять-таки сосредоточиться на их чисто конкретном, непосредственно наличном в переживании содержании, если вспомнить такие явления, как галлюцинации, иллюзии, сны, внушения (воображаемое распинание подражающих страданиям Христа ведет к появлению стигматов, воображаемое наложение горчичника у истеричных – к появлению красных пятен, по величине и форме точно соответствующих листу горчичника), наконец, если и здесь оставить в стороне вопрос о различии предметного значения представлений и ощущений – то не только трудно провести какую-либо определенную разграничительную черту между ощущениями и представлениями, но такой черты фактически нет в самой душевной жизни; и следовательно, эмоциональный характер тех и других по существу одинаков. Наконец, если от ощущений и представлений перейти к чистой мысли, к началу предметного сознания, взятому как чистое переживание вне отношения к усматриваемому или мыслимому предметному содержанию – например, к переживанию внимания или к процессу припоминания и т. п., – то неотличимость этих состояний от "чувств" или их смутная слитность с чувствами тоже бросается в глаза, в особенности в более крайних, напряженных их формах. Полугипнотическая прикованность наша к внезапно раскрывшемуся нам зрелищу, ужасающему нас или дарующему блаженство, не только "сопровождается" сильными чувствами, но сама есть нечто, ясно неотличимое от чувства или общего состояния. Мучительное припоминание чего-то важного, но забытого (неизвестно чего) или напряженное ожидание появления чего-то решающего и окончательного играет в кошмарных снах такую же роль, как кошмарные ощущения и представления. И недаром, когда в новейшее время обратили внимание на своеобразие переживания мысли, как таковой, для его определения прибегли к обозначению, которым обычно поясняют природу "чувства": его назвали "состоянием" или "положением" сознания (Bewusstseinslage). В известном смысле чистая мысль даже еще ближе к "чувству", чем ощущение и представление: ибо, подобно чувству, оно есть переживание, лишенное элемента наглядности, некое неуловимо-неопределенное, хотя вполне конкретное, общее состояние душевной жизни. И совсем не случайно мы говорим о чувстве любопытства, сомнения, таинственности, уверенности, ожидания и т. п.

2. Теория эмоций Джемса-Ланге

Но вернемся к ощущениям и представлениям. Оставим пока в стороне только что мимоходом отмеченный элемент наглядности в них и сосредоточимся еще раз на их близости к чувствам и сродству с ними. Мы уже упомянули о теории эмоций Джемса–Ланге. Как известно, эта теория объясняет чувства как комплекс или итог органических ощущений. При этом, очевидно, предполагается, что генетически или по крайней мере чисто логически "ощущение" есть нечто более первичное, чем "чувство": ведь лишь в силу этого сведение чувства к ощущениям содержит "объяснение" природы чувства[8].



Но не впадаем ли мы при этом в основное заблуждение "психической химии", которое так красноречиво изобличил сам Джемс: не принимаем ли мы здесь последние результаты психологической абстракции за реальные первичные элементы? Сенсуализму, как простейшему и самому наглядному объяснению, можно сказать, "везет" в психологии: то и дело в него впадают даже его принципиальные противники. Принимая основное содержание теории Джемса–Ланге, по крайней мере в умеренной форме утверждения неотделимого соучастия органических ощущений в составе "чувства", присмотримся, однако, к ее логическому построению. Что генетически отдельные разрозненные ощущения не предшествуют их слиянию в общее чувство или эмоцию, в этом вряд ли кто будет сомневаться.

Скорее все признают бесспорным, что душевная жизнь начинается с состояния смутного, слитного единства и лишь позднее дифференцируется на сложное многообразие. Но и чисто логически многого ли мы достигаем, "сводя" чувство к природе "ощущения"? И если даже кое-что при этом объясняется, не имеем ли право также и обернуть это соотношение? Не значит ли это, с другой стороны, что так называемое ощущение (по этой теории – по крайней мере органическое) с самого начала содержит в себе что-то похожее на чувство и есть само зародышевое чувство – ибо как иначе комплекс ощущений мог бы создать своеобразие "чувства"? То, что вызывает протест непосредственного сознания против этой теории и придает ей характер парадокса, и притом какого-то оскорбительного, обездушивающего нас парадокса (наша печаль есть только ощущение слезотечения, поникновения головы, стесненности дыхания и пр.!), есть именно сведение такого живого, полного, внутреннего переживания, как "чувство", к комбинации холодных, чисто "объективных", чуждых нашей интимности ощущений. Не предполагает ли это, напротив, что само ощущение совсем не есть то, что под ним обычно разумеют, что оно само в себе не есть что-то безразличное для нашей интимной жизни, чисто объективно-качественное, какая-то "равнодушная природа" в нас самих, а, наоборот, есть именно живое, интимно-душевное состояние?

Мы не предлагаем поставить теорию Джемса–Ланге вверх ногами и сводить "ощущения" к "чувству". Ибо под чувством по большей части разумеется именно то, что остается за вычетом ощущений как бесстрастных качественных данных; и чисто логически парадоксальность этой теории состоит в том, что мы невольно совершаем в ней смешение понятий: то, что остается за вычетом ощущений, так понимаемых, должно быть, в свою очередь, комплексом ощущений! Мы приходим лишь к выводу, что "ощущения" и "чувства" суть соотносительные, лишь логически отделимые понятия: не только нет ощущений без чувств и чувств без ощущений, но то и другое – поскольку именно каждое из них мыслится изолированно, как особый, замкнутый в себе качественный элемент душевной жизни – вообще не суть в отдельности конкретные явления, а суть лишь абстрактные моменты целостного переживания. Пусть называют его как угодно, но конкретно ощущение само в такой же мере есть чувство, в какой чувство есть комплекс ощущений. И если под чувством мы условимся разуметь всякое конкретное общее душевное состояние, то всякое ощущение, как и всякое переживание вообще, необходимо есть чувство – именно в силу того общего условия, что в душевной жизни нет разъединенных единичных явлений, а есть лишь видоизменения или моменты общего душевного состояния. В конце концов все сводится здесь к действительно последовательному преодолению грубого заблуждения "психической атомистики". Естественнее всего под "чувством" разуметь целостное конкретное состояние душевной жизни, характеризуемое именно со стороны своего общего качественного своеобразия. Тогда ясно, что ощущение, взятое как конкретное переживание, само есть чувство, а взятое как что-то отличное от чувства, есть лишь абстрактный ингредиент чувства. Иначе говоря, не целое есть здесь, как и всюду в душевной жизни, продукт сложения своих элементов, а, наоборот, так называемые элементы суть лишь производные стороны абстрактного разложения первичного целого и конкретно мыслимы лишь в составе целого.

3. Ассоциации по смежности и по сходству

С этой точки зрения можно оценить 2 общепринятых принципа ассоциации – по смежности и сходству. В отношении принципа смежности нужно прежде всего строго отличать смежность переживаний и процессов познавания от смежности самих объективных содержаний: психологически между ними нет ничего общего, хотя фактически они естественным образом часто совпадают. Если историк, например, от мысли об эпохе Цицерона и Цезаря переходит к мысли о начале Римской империи, то эта "ассоциация" коренным образом отлична от той "смежности", которая имеет место, как, например, восприятие местности, в которой мы провели детство, приводит нам на память наши детские годы. В первом случае мысль так же легко могла бы, например, от Цезаря перейти к Наполеону или от эпохи расцвета римской образованности к эпохе ее упадка и т. п., во втором случае ход воспоминаний мог бы навести нас на мысль, например, о совершенно другой, отдаленной местности, в которую мы потом переселились, или о героях Купера, которыми мы в то время увлекались, и пр.

Словом, принцип смежности имеет серьезное значение лишь в качестве смежности _душевных переживаний и есть главнейшая форма синтеза по субъективному единству предметного сознания (главнейшая, но не единственная; ибо сюда же должна быть отнесена ассоциация по сходству эмоциональной реакции, общего .самочувствия и т. п.). Ассоциация же по сходству – за исключением только что [указанного типа сходства переживаний – есть частный случай ассоциации по объективным отношениям и связям, который следует поставить в один ряд с ассоциацией по контрасту, по отношению причинной или логической связи, по объективной пространственной или временной смежности воспоминаемых предметов и т. п. По преобладанию того или иного типа ассоциаций можно было бы разделить людей на типы "объективного" и "субъективного" умственного склада, и такая классификация имеет чрезвычайно большое характерологическое значение.

4. Отличие образа от чувств

Теперь мы можем, без опасения впасть в "психическую атомистику", отметить своеобразие "ощущения", или "образа" вообще, в отличие от чувства. Это есть упомянутый выше момент наглядности образа. Но что значит наглядность? Два ближайшим образом навязывающихся здесь понимания должны быть, очевидно, исключены. Наглядность образа не может означать его конкретности, его, так сказать, "присутствия воочию" как некой самодовлеющей и полной реальности в душевной жизни. Ибо эта конкретность присуща ведь и чувству, есть свойство всякого вообще "переживания"; более того, поскольку чистый момент ощущения, как таковой, мы отличаем от чувства, конкретность есть как раз признак самого чувства, и только его одного. Во-вторых, наглядность образа не может означать его предметности, его познавательного значения или смысла; ибо образ, как таковой, есть чистое переживание, а никак не предметное содержание, и мы уже не раз подчеркивали необходимость и важность различия между тем и другим. Однако это второе возможное понимание смысла "наглядности", будучи само по себе, в указанной своей форме ложным, способно одно лишь, кажется, навести на верное понимание. Наглядность образа, как таковая, не тождественна с его предметным смыслом или содержанием; но ее существо целиком исчерпывается этой способностью или возможностью образа стать предметным содержанием или привести к нему. В самом деле, что остается в образе за вычетом того, что он есть конкретное душевное состояние (ибо в этом качестве он есть чувство)? То, что он есть знак некой реальности, отправная точка возможного познания.

Отправной точкой специфической актуализации или саморасширения душевного бытия служит чувственный материал в лице ощущений и образов. Момент самого движения от ощущений к идеальному единству, незаконченное пребывание как бы на полпути между отправной и конечной точкой есть то состояние предметного сознания, которое зовется мыслью (и которое может иметь разные степени актуализованности или потенциальности, смотря по близости или отдаленности от своей конечной цели). Это есть промежуточное, как бы сумеречное состояние между слепым переживанием и чистым светом знания. Относительная, ближайшая познавательная проясненность или опознанность частичного, непосредственно данного материала ощущений и образов есть восприятие и представление. Наконец, уловление или достижение самого идеального всеединства есть то, что зовется интуицией или (сверхчувственным) созерцанием1.

[3] Это хороню описано у Джемса, Princ. of Psychol. II, стр. 133 и ел.*

[4] Таковы "fringes" Джемса**, "Bewusstseinslagen" вюрцбургской психологической школы.

[5] по справедливому замечанию В. Эккермана.

[6] ФейербахЛ. Избр. философ, произв. М., 1995. Т II. С. 632-633.

[7] Рассел Б. Человеческое познание, его сфера и границы. М., 1957. С. 200.

[8] Мы оставляем здесь в стороне, очевидно, неопределенное и трудно осуществимое различие между "эмоциями" и "чувствами вообще". Если мы не ошибаемся, в духе авторов этой теории и по существу дела здесь должна быть допущена некоторая однородность.
Опубликовано на сайте: http://intencia.ru
Прямая ссылка: http://intencia.ru/index.php?name=FAQ&op=view&id=56