Интенция | Все о философии

20.03.2009 - Логические ошибки и парадоксы

1. О некоторых распространенных логических ошибках


С ошибками в рассуждениях приходится сталкиваться на каждом шагу, и избежать их невозможно. Более того: процесс человеческого познания состоит, в сущности, из ошибок – в том числе ошибок в рассуждениях – и их исправления. В частности, ошибки неизбежны в спорах: если двое отстаивают противоположные мнения, то в силу закона противоречия в рассуждениях по крайней мере одного из них есть ошибки. И бывает даже, что спорщик, стремящийся добиться победы любой ценой, допускает ошибки намеренно. Этим особенно славились древнегреч. софисты (букв. «знатоки» или «мудрецы»), и поэтому уже в древности намеренные ошибки в рассуждениях стали называть софизмами (греч. σόφισμα, буквально «мастерство, умение, искусство»). В отличие от софизмов ненамеренные ошибки в рассуждениях называют паралогизмами (греч. παραλογισμός, буквально «неверное умозаключение»).

По давней традиции в курсах логики рассматриваются некоторые наиболее распространенные типы «логических ошибок», под которыми понимаются прежде всего ошибки в рассуждениях. Мы также остановимся вкратце на важнейших из них.

1. Подмена тезиса (лат. ignoratio elenchi).

1) Это частный случай нарушения закона тождества, состоящий в том, что доказывается не то утверждение, которое необходимо доказать, а другое, внешне на него похожее или как-то с ним связанное. Типичный пример: обвинитель на судебном процессе вместо того, чтобы доказывать, что подсудимый действительно совершил преступление, в котором его обвиняют, говорит о том, как ужасно это преступление и какую опасность для общества представляет человек, его совершивший. Так бывает, к сожалению, нередко, и чаще всего это делается намеренно, в расчете на эмоциональное воздействие и на логическую и юридическую неграмотность тех, к кому обращена аргументация. Очень часто прибегают к подобным приемам и недобросовестные политики.

2. Предвосхищение основания (petitio principii)

– частный случай нарушения закона достаточного основания, состоящий в том, что некоторое утверждение доказывается с использованием (явным или неявным) другого утверждения, которое само еще нуждается в доказательстве.

С этой ошибкой мы сталкиваемся, напр., в тех случаях, когда необходимость для государства вмешиваться в политическую жизнь некоторого региона за его пределами, поддерживая какую-то из существующих там политических сил, обосновывается «геополитическими интересами» государства в этом регионе, причем наличие таких интересов считается не подлежащим сомнению, а вопрос, в чем они состоят, рассматривается как неприличный. Подобным образом часто обосновываются и другие политические требования. Нередко приходится встречаться с предвосхищением основания в сочинениях по философии, истории, литературоведению и другим гуманитарным дисциплинам.

3. Круг в доказательстве (circulus in demonstrando), или порочный круг (circulus vitiosus)

– частный случай предвосхищения основания: некоторое утверждение доказывается с явным или неявным использованием другого утверждения, при обосновании которого необходимо пользоваться тем самым утверждением, которое хотят доказать.



Примерами могут служить многочисленные попытки доказать 5-й постулат Евклида, предпринимавшиеся математиками до того, как после открытия Н. И. Лобачевским (1792–1856) и Яношом Бояи (1802–1860) неевклидовой геометрии и док-ва ее непротиворечивости стало ясно, что сделать это невозможно. 5-ым постулатом Евклида называется утверждение, которое на современном языке может быть сформулировано следующим образом: Если сумма внутренних односторонних углов, образованных двумя прямыми при пересечении их третьей, с одной из сторон от секущей меньше 180°, то эти прямые пересекаются, и притом по ту же сторону от секущей. (Нетрудно доказать, что это равносильно невозможности провести через точку, не лежащую на прямой, более одной прямой, параллельной данной.) Это одно из исходных утверждений, на кот. основывается построение геометрии в «Началах» Евклида. Оно выглядело более сложным и менее очевидным, чем остальные исходные утверждения, и к тому же первые 26 предложений в «Началах» доказываются без его помощи. Поэтому математики уже в древности стали задаваться вопросом: нельзя ли исключить его из числа исходных утверждений, то есть доказать, опираясь на остальные постулаты и аксиомы? За много веков было предложено много доказательств пятого постулата, но в каждом из них рано или поздно обнаруживался круг: оказывалось, что среди явных или неявных посылок содержится утверждение, которое не удается доказать без использования того же 5-го постулата. Напр., Прокл (Πρόκλος, 412–485), опирался в своем доказательстве на допущение, что расстояние между двумя непересекающимися прямыми есть ограниченная величина; впоследствии выяснилось, что это допущение равносильно пятому постулату.

4. Человеческий фактор (argumentum ad hominem)

По традиции к лог. ошибкам относят также argumentum ad hominem (человеческий фактор), хотя эта ошибка носит по существу не лог., а психологический характер. В ней суждение об истинности утверждения ставится в зависимость от суждения о личных качествах человека (субъективируется). Так происходит, когда в рассуждение вмешиваются эмоции – напр., когда человек подсознательно боится сделать выводы из известных ему фактов, потому что эти выводы были бы ему неприятны. – Примечательно, что традиц. логика, уделившая много внимания ошибке argumentum ad hominem, «не заметила» несостоятельности родственного ей и также весьма распространенного способа аргументации, при котором за истину – и даже за «абсолютную истину» – принимается все, что написано в некоторых пользующихся особым авторитетом книгах (или может быть выведено из написанного там). Объясняется это, видимо, тем, что средневековые схоласты, к которым восходит классификация логических ошибок, сами свято верили в непогрешимый авторитет некоторых книг. Излишне говорить, что эта схоластическая традиция не изжита полностью до настоящего времени.

5. «Круг в определении» («circulus in definiendo»)

Кроме ошибок в рассуждении, к лог. ошибкам должны быть отнесены ошибки в определении понятий. Важнейшую из них естественно назвать «кругом в определении» («circulus in definiendo»). Состоит она в том, что некоторое понятие определяется с использованием других понятий, в определении которых участвует то самое понятие, которое надлежит определить. (Это участие – не обязательно непосредственное; иногда круг замыкается после того, как пройдена длинная цепочка определений.)

Напр., в «Советском энциклопедическом словаре» (М.: Советская энциклопедия, 1988) понятие «вывод» определяется как «переход от посылок к следствиям (заключениям) по правилам логики», а понятие «посылка» – как «высказывание (формула), из которого делается вывод или умозаключение».

От круга в определении следует отличать нередко встречающийся в толковых словарях «круг в толковании слов», который не является ошибкой. Толковый словарь не предназначен для определения понятий, его задача – пояснять значения слов с целью облегчить их правильное употребление. А пояснение может быть полезно и при наличии круга (избежать которого не всегда удается). – Для примера приведем несколько толкований из «Словаря русского языка» С. И. Ожегова (М.: Советская энциклопедия, 1972). (В случаях, когда словарная статья содержит несколько толкований, отвечающих разным значениям слова, мы приводим только одно, отвечающее интересующему нас значению.)

1. ВЫВЕСТИ – прийти к чему-нибудь рассуждением, заключить.

2. ВЫВОД – умозаключение, то, что выведено.

3. ЗАКЛЮЧЕНИЕ – утверждение, являющееся выводом из чего-нибудь.

4. ЗАКЛЮЧИТЬ – сделать вывод.

5. РАССУЖДЕНИЕ – умозаключение, ряд мыслей, изложенных в логически последовательной форме.

6. УМОЗАКЛЮЧЕНИЕ – вывод, заключение из каких-нибудь суждений.

В более новом варианте этого словаря (С.И.Ожегов, Н.Ю.Шведова, Толковый словарь русского языка, М.: Азъ, Ltd, 1992) толкование слова ВЫВЕСТИ выглядит так: «умозаключить, прийти к чему-нибудь на основе анализа». При таком изменении – которое, впрочем, трудно признать удачным – схема также несколько видоизменяется, но “круги” в ней остаются.





2. О логических парадоксах


Еще древние греки заметили, что рассуждения, с интуитивной точки зрения совершенно правильные, тем не менее могут иногда приводить к противоречиям. Такие рассуждения принято называть логическими парадоксами[1]. Интерес к ним усилился в конце XIX столетия, когда после создания Г. Кантором теории множеств выяснилось, что парадоксы возможны также и в математике. Сейчас мы остановимся на некоторых из них.

1. Парадокс лжеца

Самый старый и самый известный из лог. парадоксов – парадокс лжеца. Как заметил еще в IV в. до н.э. философ мегарской школы Эвбулид, если кто-либо говорит: «Предложение, которое я сейчас произношу, ложно», то из истинности этого предложения следует, что оно ложно, а из ложности – что оно не ложно, т. е. истинно. Это и есть парадокс лжеца.

2. Парадокс Кантора

Кантором было введено понятие мощности множества, позволяющее сравнивать произвольные множества по “количеству” элементов в них подобно тому, как это делается для конечных мн-в. (Напр., множество рац. чисел имеет такую же мощность, как мн-во нат. чисел, а мн-во действительных чисел – большую). Если мн-во А есть подмн-во мн-ва В, то мощность А не больше мощности В. Одна из самых замечательных теорем теории мн-в, доказанная Кантором, состоит в том, что для произвольного мн-ва мощность мн-ва всех его подмн-в больше мощности его самого. – Пусть теперь Μ – мн-во всех мн-в и М' – мн-во всех подмн-в М. Тогда мощность М' больше мощности М. Но всякое подмн-во М также есть мн-во, так что М' есть подмн-во М и, след., мощность М' не больше мощности М.

3. Парадокс Рассела (Bertrand Russell, 1872–1970).

Назовем множество самосодержащим, если оно является своим собственным элементом (пример – множество всех множеств). Пусть R –множество всех несамосодержащих множеств. Тогда, если R – самосодержащее множество, это значит, что R е R, а так как R по определению состоит из несамосодержащих множеств, то и R – несамосодержащее; если же R – несамосодержащее множество, это значит, чтоR $ R, а так как R по определению содержит все несамосодержащие множества, то R – самосодержащее. – Этот парадокс можно сформулировать иначе, пользуясь вместо понятия множества понятием свойства. Некоторые свойства справедливы в отношении самих себя («обладают сами собой»): напр., свойство «быть абстрактным» само абстрактно. Назвав такие свойства «самообладающими», мы можем, рассуждая точно так же, как выше (пусть читатель сделает это сам!), установить, что свойство «быть несамообладающим» не может быть ни самоообладающим, ни несамоообладающим.

4. Парадокс Берри (G. G. Berry).

Некоторые словосочетания русского языка служат названиями конкретных натуральных чисел. (Напр., число 23 можно назвать с помощью словосочетаний «число, на единицу меньшее числа, вдвое большего двенадцати», «наименьшее простое число, большее двадцати» и т. п.) Очевидно, число натуральных чисел, которые можно назвать с помощью словосочетаний, содержащих менее 60 слогов, конечно. Поэтому словосочетание «наименьшее нат. число, кот. нельзя назвать с помощью словосочетания русского языка, содержащего менее 60 слогов» называет некоторое натуральное число. Но само это словосочетание содержит всего 51 слог!

5. Парадокс Ришара (Jules Richard, 1862–1956).

Некоторые словосочетания рус. языка служат определениями функций натурального аргумента, принимающих натуральные значения. (Напр., «сумма делителей данного числа», «число, на единицу большее числа, вдвое большего, чем данное число» и т. п.) Все такие словосочетания можно занумеровать нат. числами, расположив их так, как располагают слова в словарях, и приписав тому словосочетанию, которое окажется первым, номер 1, тому, которое окажется вторым – номер 2 и т.д. Функцию, определяемую словосочетанием, имеющим номер n, будем обозначать fn. Рассмотрим теперь словосочетание «число, на 1 большее значения функции, определяемой словосочетанием, номером которого служит данное число, при значении аргумента, равном данному числу». Это словосочетание определяет некоторую функцию нат. аргумента с нат. значениями и, следовательно, должно получить некоторый номер n0. По опр. функции fn0 имеем fn0(n) = fn0(n) +1 для любого п. Но отсюда следует, в частности, что fn0 (n0) = fn0 (n0) + 1.

* * *

Можно заметить, что понятия, о которых идет речь в рассмотренных парадоксах, имеют общую черту: все они определяются с явным или неявным упоминанием самих определяемых понятий. Содержанием предложения, приводящего к парадоксу лжеца, является утверждение о его собственной ложности. Мн-во всех множеств состоит из элементов, среди которых имеется, в частности, оно само, и так же обстоит дело с любым самосодержащим множеством. В словосочетании, которое служит именем числа, дающего парадокс Берри, фактически идет речь о мн-ве, содержащем это число в качестве элемента. Функция, фигурирующая в парадоксе Ришара, определяется через мн-во всех функций нат. аргумента с нат. значениями, одним из элементов которого является сама эта функция. Т. обр., во всех 5 случаях имеется круг в определении, и естественно предположить, что именно с этой некорректностью связано возникновение парадоксов.



Но в конце XIX столетия, когда были обнаружены парадоксы теории множеств, математика не располагала средствами, которые позволяли бы четко отграничить “законные” способы образования математических понятий и способы математических рассуждений от “незаконных”. Поэтому открытие теоретико-множественных парадоксов было воспринято многими математиками как кризис, ставящий под сомнение надежность методов математики, всегда считавшейся достовернейшей из наук. Правда, в конкретных математических дисциплинах – таких, как арифметика, геометрия, дифференциальное исчисление и т. п. – не было “экзотических” понятий, подобных фигурирующим в парадоксах, и можно было надеяться, что эти дисциплины не окажутся под угрозой. Но чтобы иметь в этом уверенность, нужен был тщательный анализ логических основ математической науки, чем и занялись многие математики и философы, в т. ч. весьма выдающиеся. Возникла новая область научных исследований “на стыке” математики и философии – основания математики; ее главным рабочим инструментом стала математическая логика, получившая тем самым новый мощный стимул к развитию. Как всегда бывает в философии и смежных с ней областях, мнения ученых о природе кризиса и путях его преодоления были различны. В философии математики появились разные направления. Все они так или иначе способствовали развитию логики (не только математической!) и углублению знаний математиков о природе понятий и методов своей науки. Был получен ряд результатов, по большей части неожиданных, которые, хотя и не привели к общему согласию в главных вопросах оснований математики (в т. ч. в вопросе о происхождении и значении парадоксов), но позволили гораздо лучше, чем раньше, представить себе, что можно и чего нельзя сделать с помощью формальных математических методов. – Конструкции, аналогичные тем, на которых основаны логические парадоксы, в некоторых случаях используются в математике для док-ва (приведением к нелепости) невозможности существования объектов с теми или иными свойствами. Так доказывается, в частности, знаменитая теорема Гёделя о неполноте арифметики.

Можно привести простой пример нематематического рассуждения этого типа, являющегося не парадоксом, а просто доказательством невозможности. Вообразим военного парикмахера, получившего приказ брить всех тех и только тех военнослужащих своего подразделения, которые не бреются сами. Должен ли он бриться сам? Если он будет это делать, то нарушит приказ, так как брить тех, кто бреется сам, ему запрещено. Если не будет – тоже нарушит: тех, кто не бреется сам, он обязан брить. Т. обр., выполнить этот приказ невозможно. Это рассуждение иногда называют “парадоксом парикмахера”, хотя на самом деле никакого парадокса здесь нет. (По своему опыту читатель, вероятно, знает, что можно привести сколько угодно примеров не выдуманных, а действительно отдававшихся невыполнимых распоряжений.
Опубликовано на сайте: http://intencia.ru
Прямая ссылка: http://intencia.ru/index.php?name=FAQ&op=view&id=61