 22.03.2009 - Карнеад из Кирены (214-129 до Р.Х.)Древнегреч. философ, основатель т. н. Новой (3-й) Академии платоновской, развивший принципы академического скептицизма Аркесилая. Карнеад утверждал, вопреки мнению стоиков, что нет критерия истины для определения правильности представлений. Каждое рациональное утверждение нуждается в доказательстве. Доказательство строится по схеме умозаключения, а умозаключение: 2 посылки и заключение. Каждая посылка, обычно большая, сама нуждается в доказательстве. Доказываем истинность одной из посылок, и в этом доказательстве тоже 2 посылки, опять надо доказывать, и так доказательства уходят в бесконечность (in infinitum). На практике такая бесконечность прерывается постулированием того, что «это – аксиома», но кто-то скажет, что «надо доказать и аксиому»... Раз невозможно доказательство, значит, нет твердого рационального знания.В Риме, остроумие, красноречие и убедительная сила доказательств Карнеада, равно как и его великая слава, больше всего возбуждали там к себе внимания, вызывали большие похвалы и были причиной того, что к нему стекались многочисленные слушатели. Он именно там по манере академиков произнес 2 речи о справедливости – одну речь за справедливость, а другую – против нее. В оправдание справедливости он выставлял принципом всеобщее, а в своем доказательстве ее ничтожности он выдвигал принцип единичности, собственной выгоды. Для молодых римлян, которым противоположность принципов была мало известна, это было чем-то новым. Они не имели представления о такого рода оборотах мысли, их поэтому такие речи привлекали, и вскоре они были пленены ими. Познание, которое является необходимым моментом в ходе культурного развития народов, оказывается, т. обр., грехопадением и порчей. Эпоха, в которой наступает поворот мысли, рассматривается как зло, угрожающее прочности старого строя. Но от этого зла в области мысли нельзя удерживать посредством законов и т. д. Оно может и должно быть излечено лишь посредством самого себя, и это происходит, когда мышление самим же мышлением приводится к истинному способу мышления. Философия Карнеада направлена против догматизма стоического и эпикурейского фил. учений. То обстоятельство, что в его философии природа сознания более принята во внимание, чем в учении Аркезилая, делает высказываемые им положения интересными. В то время как Аркезилай, как мы видели, еще признает хорошие основания, принцип, выдвигаемый Карнсадом, высказан им следующим образом: “Во-первых, не существует абсолютно никакого критерия истины. Таким критерием не может быть ни ощущение, ни представление, ни мышление, ни нечто другое подобного рода, ибо все это вместе вводит нас в заблуждение”. Развивая дальше это положение, он доказывает его из оснований, и мы видим вообще, что природа сознания высказана более определенно в следующем положении. “Во-вторых, он показывает, что если бы такой критерий и существовал, он все же не мог бы оставаться без воздействия сознания, получаемого со стороны восприятия”. В общем его гл. мысль состоит в том, что характер каждого критерия неизбежно таков, что он обладает двумя элементами; одним элементом является объективное, сущее, непосредственно определенное, а другим элементом является некое воздействие, некая деятельность, некое определение сознания, и принадлежит ощущающему, представливающему или мыслящему субъекту, – а, как таковой, он не может быть критерием. Ибо эта деятельность сознания состоит в том, что последнее изменяет объективное, не дает, следовательно, объективному непосредственно доходить до нас таковым, каково оно есть. При этом Карнеадом принимается, как предпосылка, то же самое разделение, которое раньше, как мы видели, принималось Аркезилаем, – принимается именно, что рассудок должен рассматриваться как нечто последнее и всецело абсолютное отношение. Против эпикурейцев Карнеад выдвигает следующее возражение: “Так как живое отличается от мертвого деятельностью ощущения, то оно будет постигать через посредство последнего как себя, так и внешнее. Но то ощущение, которое, “как это представляет себе Эпикур остается неподвижным и явл. нестрадательным и неизменным, не есть ощущение и ничего не постигает. А ощущение показывает нам вещи лишь тогда, когда оно изменено и определено вторжением действительного”. Ощущение Эпикура есть, утверждает Карнеад, некое существующее, но в нем нет никакого принципа суждения, потому что каждое ощущение существует само по себе. Но ощущение должно быть подвергнуто анализу с 2-х сторон; должно быть принято во внимание, что душа является в нем не только определяемой, но что вместе с тем определяющее определяется в свою очередь энергией сознательного субъекта. Когда я в качестве живого существа ощущаю, в моем сознании происходит некое изменение, а это означает, что я определяюсь воздействиями извне и изнутри. Критерий, следовательно, не может быть некоей простой определенностью, а является, наоборот, некоим отношением внутри себя, в котором следует различать 2 момента: ощущение и мышление. Так как, согласно Карнеаду, ощущение есть лишь начальный пункт, то он говорит далее: “Критерия, следовательно, пришлось бы искать в воздействии действительности на душу”. Лишь посредине между деятельностью души и деятельностью внешних вещей мог бы находиться критерий. Такого рода определенное содержание ощущения, которое в свою очередь определяется сознанием, эту пассивность и активность сознания, это 3-е Карнеад называет представлением, которое, по учению стоиков, составляет содержание мышления. О такого рода критерии Карнеад говорит следующее: “Но такая определяемость должна служить указанием как самой себя, так и являющегося или вещи, которой она вызывается. Это вызванное воздействием изменение (Affection) есть не что иное, как представление. Представление есть поэтому в живом существе нечто, изображающее само себя и другое. Когда мы что-нибудь видим, зрение подвергается воздействию, и оно теперь уже не таково, как до акта видения. Благодаря такому изменению в нас возникает некое двучастное: во-первых, само изменение, т. е. представление” (субъективная сторона), а “второй частью является то, что вызвало изменение, виденное” (объективное). “Подобно тому как свет показывает сам себя и все то, что есть в нем, так и представление главенствует над знанием в животном и должно, подобно свету, одновременно и обнаруживать само себя и показывать то действительное, которым вызвано сознание”. “Так как представление не всегда показывает согласно истине, а часто лжет и подобно плохим посланцам отступает от пославших его вещей, то из этого следует, что не каждое представление может доставлять нам критерий истины, а лишь то представление, которое истинно, если только таковое существует. Но так как ни одно представление не носит такого характера, благодаря которому оно никогда не могло бы оказаться также и ложным, то представления суть общие критерии как истинного, так и ложного, или, иначе говоря, не являются критериями”. Существуют также представления о неистинном. Если я и убежден, то это все же лишь мое представление, хотя те, которые убежденно признают что-нибудь, полагают, что они что-то сказали, говоря, что они в этом убеждены. Они говорят также: вникание, объективная наука ведь тоже является лишь убеждением другого человека. Однако на самом деле содержание по своей природе всеобще. Наконец “так как никакое представление не является критерием, то таким критерием не является также и мышление, ибо оно находится в зависимости от представления” – оно, следовательно, должно быть столь же ненадежно, как и последнее. “А именно, для мышления то, о чем оно судит, должно быть представлением. Но представление не может существовать без ощущения, в котором нет мысли”; а последнее ведь может быть истинным или ложным. “Таким образом, не существует никакого критерия”. Таково осн. положение, характеризующее академич. философию: она утверждает, что, с одной стороны, представление в самом себе явл. различением между мышлением и существующим, а, с др. стороны, представление явл. также и единством мышления и существующего; это единство, однако, не явл. всегда и неизменно существующим единством. Положительное учение Карнеада о критерии заключалось в утверждении, что следует установить критерии надлежащего образа жизни и способа приобретения счастья, а не критериев в области спекулятивного рассмотрения того, что само по себе существует. Т. обр., Карнеад переходит к рассмотрению псих. вопросов и конечных форм рассудочного сознания. Критерий, признаваемый Карнеадом, не явл., т. обр., критерием истины, а служит лишь для субъективного употребления отдельного человека и потому обладает лишь субъективной истинностью. “Представление есть представление чего-то; представление того, из чего оно рождается, как из ощущаемого внешними чувствами объекта, и представление субъекта, в котором оно рождается, например человека. Т. обр., оно находится в двоякого рода отношении: оно, с одной стороны, находится в отношении с предметом и, с другой стороны, с представляющим. Со стороны первого отношения оно истинно или ложно: истинно, если оно совпадает с представленным, и ложно, если оно не совпадает с последним”. Но эта сторона здесь вовсе и не может быть принята во внимание, так как суждение об этом совпадении совершенно не в состоянии отделить предмет от представляемого предмета. “Со стороны отношения к представляющему один предмет представляется истинным, а другой не представляется истинным”. Но академики принимают во внимание лишь это отношение к представляющему. Представляемое как истинное носит у академиков название эмфазы, убеждения, убеждающего представления; не представляемое же как истинное, носит у них название апэмфазы, неубеждения, неубедительного представления. “Ибо нас не убеждает ни то, что нам представляется истинным само через себя, ни то, что истинно, но не представляется нами”. “Убеждающим представлением явл. вообще представление, которое кажется истинным и достаточно ясным. Оно обладает также и надлежащей широтой и может быть применимо многообразными способами в довольно многочисленных случаях, причем все больше и больше подтверждая себя посредством повторения”, как у Эпикура, “оно себя делает все больше и больше убедительным и достойным доверия”. Карнеад не дает никакого дальнейшего определения его содержания, а делает первым критерием в качестве эмпирической всеобщности то, что часто встречается. Но это – лишь единичное и вообще непосредственное, прямо-таки простое представление. Мы видим, что в Новой академии выражен субъективный характер убеждения или, иначе говоря, высказано, что в сознании находится не истина как таковая, а ее явление, что она находится в сознании таковой, каковой она явл. для представления. Т. обр., Новая академия требует лишь субъективной достоверности. Об истине нет более и речи, а дело идет лишь о том релятивном, что существует относительно сознания. Опубликовано на сайте: http://intencia.ru Прямая ссылка: http://intencia.ru/index.php?name=Pages&op=view&id=124 |