Интенция | Все о философии

22.03.2009 - Этика стоиков

Этика (по Атласу)


1.

Человек, согласно мировоззрению стоиков, – часть космического целого. Но в мире всем правит невидимый Закон. Значит, жизнь человека тоже подчинена закону целого – судьбе (року). Каким же образом в мире, где правит судьба, должен вести себя человек? – У человека есть разум, который родствен мироправящему Логосу, и поэтому человек может этот логос познавать. Однако воздействовать на него он не может, поэтому свободным человек может быть только в том смысле, что подчиняет себя Судьбе. [молитвы пока нет] Каузально и телеологически предустановленный ход мировых событий – главная идея стоической этики. Поскольку внешние блага всегда недоступны, внутренняя позиция – единственное, что во власти человека. «Кто согласен, того судьба ведет, кто не согласен – того она тащит» (сенека). Внешняя свобода человека, стало быть, состоит лишь в сотрудничестве с судьбой [разве это синергия?].

Как и у эпикурейцев, этика занимает в стоической философии ведущее место. Но понимается она как учение о правилах жизни «согласно природе», близко к киникам. Отличие от киников в том, что стоицизм не разделяет их презрительного отношения к культуре. Стоическое подъятие кинической «простоты» в область мысли состояло в том, что не непосредственная «естественность» составляет содержание и форму истинного бытия сознания, а постижение мыслью разумности природы, так что в простоте мысли все истинно и благо.

Мудрец должен следовать бесстрастию природы (апатия) и любить свой "рок". Судьба и так ведет любого человека: отличие мудреца от глупца в том, что судьба умного ведет, а глупого – тащит. Свобода – это познанная и осознанная необходимость (Этот стоический взгляд на мир повторится впоследствии в философии Спинозы и философии марксизма.). Добродетель состоит в подчинении вселенскому закону, управляющему миром: жить надо ради и во имя целого. Поэтому идеал стоиков – человек, мужественно и с достоинством подчиняющийся судьбе. Истинное счастье – в свободе от страстей, спокойствии духа, и это отнюдь не дар природы, а результат самовоспитания. Мудрец должен полностью избавиться от страстей, посредством искоренения аффектов он должен придти в состояние апатии (бесстрастия). Последовательный стоик свободен от привязанностей, как йог или буддистский монах. У него нет семьи, нет желания славы, нет жажды наслаждений. Удовольствие в его глазах – глупость. Он суров, трезв, ничему не удивляется, ничего не страшится. Он равнодушен к любым превратностям жизни. «Ваше счастье – не нуждаться в счастье», – обращается он к людям.

Но каким же образом человек сможет укротить свои страсти и вожделения? Стоик считает, что такой способностью его наделяет разум, ибо разум желает только добра [нечто от Сократа], а сила разума беспредельна. В этом смысле нрав. дилемма для стоиков удивительно проста: им непонятна драма воли, которая в своих метаниях парализует разум. Для них бессмыслицей звучали бы слова ап. Павла: «… не то делаю, что хочу, а что ненавижу, то делаю» (Рим. 7, 15).

Для достижения апатии нужно жить в соответствии с разумом, природой. Благо стоики сводили к 4 добродетелям: благоразумию, умеренности, мужеству, справедливости (=Платон). Противоположности им составляют зло. Все остальное – жизнь и смерть, здоровье и болезнь, богатство и бедность не зависят от человека и, следовательно, относятся к сфере нейтрального. Объект выбора человека – душевное состояние, а оно не зависит от происходящего с телом. Так самоубийство оправданно при невозможности жить и действовать разумно и морально [фактически стало правилом].

Все вещи стоики делят на благо, зло и безразличное (адиафора). Благими считаются добродетели, к злу относится противоположное им. Безразличны все остальные вещи, поскольку они ничего не значат для достижения счастья. Они либо совершенно безразличны, как, напр., количество волос на голове, либо "предпочтительны" или "непредпочтительны". Предпочитать следует те вещи, которые сообразны с природой. – А поскольку нам приходится выбирать из безразличного, надо предпочитать то, что наиболее естественно, напр., здоровье – болезни. Такие же различия стоики проводят и между поступками: есть поступки дурные (совершенные из ложного понимания) и благие (совершенные из правильного понимания). Поступки средние между теми и другими называются "подобающими", если в них реализуется естественная предрасположенность. Они не порождаются пониманием, но в них осуществляется естественное благо.



Самое важное для счастья – добродетель. Она заключается гл. образом в нравственном понимании значимости вещей. Из этой добродетели следуют другие (справедливость, мужество и т. д.). Добродетели как познанию можно научиться, и тогда она становится неотъемлемой. Между добродетелью и пороком нет ничего среднего, поскольку можно действовать либо с пониманием, либо без него. На правильном суждении базируется правильное отношение к вещам и к влечениям. Достигнутая же гармония – это и есть счастье.

Центральная для этики стоиков идея выражена в психологическом учении о присвоении (ойкейосис), благодаря которому нравственное стремление человека уже содержится в его природной предрасположенности. Ойкейосис состоит в обращении к тому, что в самосознании переживается как относящееся к нему. Человек присваивает себе сообразные для него с природой вещи и различает полезное для себя и вредное. Поэтому любое живое существо и стремится к самосохранению. Созревая, человек постепенно познаёт, что разум – это поистине его сообразная с природой сущность. Но присвоение переносит в общество и арену нравственной деятельности: к индивиду относятся не только он сам, но и его родители, друзья и т.д., а в конце концов – и все человечество.

Заметим, что в этике стоицизм опирается не только на учение о природе (физику), но и на логику (учение о высказывании). Логическое следование отождествляется у стоиков с физической причинностью. Именно это и приводит к отрицанию случайности и фатализму.

Несмотря на известное сходство стоической и эпикурейской этики, различие между ними весьма существенное: идеал стоиков более суров, они держатся альтруистического принципа долга и бесстрашия перед ударами судьбы. – Как достичь апатии? Стоики достигали её теоретическим путем – направлением своей мысли на основное положение, что надо жить в соответствии с природой, отсюда умеренность.

2.

Мир у стоиков не есть сумма единичных чувственных созданий, но органическое целое, оживленное единым божественным разумом. Человек особенно причастен этому божественному разуму, хотя и он всецело зависит от мирового целого, часть которого он составляет. Отсюда вытекает основная мысль стоической этики: человек должен сознательно, разумно познавать свое место и назначение в мироздании; он должен познавать, какое поведение сообразно его природе и его ест. отношению к другим существам. Это у них называется: жить сообразно природе. Так что человек должен сознательно и произвольно сообразовываться с тем, что он есть по природе. Он есть животное, разумное существо, по природе предназначенное для общения с себе подобными. Следовательно, он должен, во-первых, жить сообразно естественной цели животного, а не произвольным его целям (каковы, напр., наслаждения); во-вторых, сообразно ест. цели разумного существа, не подчиняясь страстям, а следуя своей разумной природе; в-третьих – сообразно ест. цели, которую он имеет как органический член социального целого, сознающего свое нормальное отношение к ближним.

Идея универсального Логоса определяет собой этику стоиков, вытекающую из Сократова учения. "Жить сообразно природе" значит жить сообразно Разуму, которым зиждется природа; в этом – и счастье, и добродетель человека. Сама природа побуждает нас к такой жизни, внушая нам ест. нравственные инстинкты. Самосохранение есть ест. побуждение всего живого: поэтому всякое живое существо естественно стремится жить по природе, и только то имеет для него цену, что служит его самосохранению. Поэтому для человека как для существа разумного только то, что разумно, сообразно разуму, имеет истинную цену. Только разумная деятельность есть истинная и добрая. Поэтому только добродетель есть благо для человека: в ней одной заключается его счастье; и наоборот, – единственное действительное зло есть порок. (Этот принцип взят у киников). Все остальное – безразлично: жизнь, здоровье, честь, имущество – не суть благо; смерть, болезнь, бесчестье, бедность – не суть зло. Кроме добродетели ничто не благо; все остальное хорошо лишь постольку, поскольку сообразно добродетели, способствует ей. В этом смысле испытания суть блага, и стоики рассматривают их, как упражнения в добродетели. Об этом вопросе написано много рассуждений, частью искренних и красноречивых, частью напыщенных. Никто не может быть несчастнее того, с кем никогда не случилось несчастья: он не имел возможности испытать себя.

Не следует, однако, думать, чтобы стоики вполне сходились с киниками в совершенном отвержении всех относительных внешних благ. Уже Зенон признавал возможность относительной расценки самых безразличных предметов: напр., здоровье и богатство сами по себе безразличны; но было бы безумно предпочесть им болезнь и бедность, если бы мы имели выбор между ними. Позднейшие стоики пошли в этом отношении еще далее: тут у них целая казуистика, похожая на иезуитские уставы, где сделана расценка даже самых безразличных поступков. В общем они разделяли "безразличные предметы" на 3 разряда: вещи, заслуживающие предпочтения, напр., богатство, здоровье, красоту, хорошие способности; вещи нежелательные, как бедность, бесчестие, страдания, и, наконец, вещи совершенно безразличные, не имеющие никакого значения.



Исследуя вопрос о высшем благе, стоики всего сильнее нападали на гедонистов и Эпикура, полагавшего его в удовольствии. Удовольствие есть страдательный аффект, некоторое возбуждение, независимое от разума, возмущающее ясность его сознания. Поэтому оно не может быть целью или благом для разумного существа. Природа внушила тварям инстинкт самосохранения, а не похоть удовольствия: это последнее является не целью, а лишь последствием, наступающим за нормальным удовлетворением ест. потребностей. Клеанф признавал его даже противным природе разумного существа, несообразным с нею. И если другие стоики не заходили так далеко, все они полагали истинное счастье в свободе от страстей, в спокойствии духа.

Стремление к добродетели есть закон человеческой природы. Познавая ее, мы сознаем этот закон как свой долг. Но так как наряду с разумными, добрыми инстинктами в нас шевелятся неразумные аффекты, страстные движения, то добродетель принимает характер борьбы с противоестественными, противоразумными страстями и вожделениями. Мы должны вырвать с корнем эти болезни нашей души, чтобы достичь бесстрастия и подчинить свою волю разуму, знанию истины. Рел. покорность пред необходимым провиденциальным порядком, единообразным законом, господствующим в ней, соответствует внутренней свободе разумного словесного духа, который сознает свою солидарность с единым вселенским разумом и чувствует свою связь с единым бож. целым Вселенной. Все хорошо, что от разума, от Бога, живущего в нас и осуществляющегося в мировом порядке. Все зло сводится в конце концов к неведению, к неповиновению разуму, к отвращению от разума.

Добродетель есть, таким образом, и знание, и крепость духа. Все добродетели основываются на познаниях и осуществляются, когда человек соглашается с этими познаниями, дает им согласие своей воли. Корень всех добродетелей, по мнению Хрисиппа, есть мудрость; и все они суть лишь проявление одного и того же неизменного благого настроения человека. Поэтому, где одна добродетель, там все добродетели, где один грех, там – все грехи. Частные же добродетели выводятся из понятия чел. деятельности. Эта деятельность включает в себя познание, понимание вещей, перенесение злоключений – опасностей, страданий, утомления и т. д., сопротивление страстям и пожеланиям, наконец, отношения к др. существам. Сообразно тому есть 4 добродетели: рассудительность, мужество, самообладание, справедливость. Только настроение делает исполнение должного добрым, добродетельным поступком; а если этого настроения нет, то хотя бы поступки и казались сообразными природе, они все-таки – не добродетельны.

Это настроение воли не имеет различных степеней. Оно есть или его нет; между добродетелью и пороком нет ничего среднего. Разум господствует или не господствует. Здесь мы приходим к стоическому идеалу мудрого. Мудрый есть идеал совершенства и блаженства. Безумный есть воплощение порока и несчастья. Все человечество разделяется на два разряда – мудрых и безумных; если рассматривать мир беспристрастно, то существуют одни лишь безумные. Мудрый один – свободен, красив, богат, счастлив; он один все знает, все имеет, обладает всеми добродетелями, делает всегда и во всем то, что нужно, ничему не удивляется, никогда не обманывается, никогда и ни в чем не погрешает; он есть единственный настоящий царь, правитель, художник, прорицатель, кормчий и т. д. (у Сенеки). Он свободен от всяких потребностей и страданий, есть единый друг всех богов; его счастье равняется счастью самого Зевса. И, как полагает Хрисипп, его добродетель может быть утрачена лишь в том случае, когда он окончательно сойдет с ума.

Такой мудрец может быть лишь отвлеченным идеалом; и стоики сознавали, что даже лучшие философы их школы были лишь на пути к нему. Но это был нрав. идеал и притом очень популярный. Между всеми мудрыми стоики предполагали взаимную связь: мудрые составляли как бы одну цельную общину, и весь мир стоит их добродетелью.

Но раз в действительности не было таких идеально добродетельных людей, то необходимо являлись компромиссы, и мораль стоиков, естественно, должна впадать в мелочную казуистику. Стоицизм был прежде всего моралью, разработанным до мелочей нрав. учением, обоснованным на своеобразном фил. миросозерцании. В этом смысле он бесспорно имел важное воспитательное значение для древнего мира, особенно если принять во внимание его необычайную распространенность и популярность. Стоицизм был в этом смысле нрав. силой, оказавшею свое действие в течение многих веков и в большом масштабе. В сочинениях стоиков, правда, много риторики, но зато встречается много истинно высоких страниц (Сенека, Эпиктет). Стоицизм пережил хр-во и оказал влияние на многих учителей и Отцов Церкви (апологеты, Тертуллиан).

В общем вся мораль стоиков проникнута двойственной тенденцией. С одной стороны – кинизм, стремящийся освободить человека от всего внешнего: идеал стоического мудреца, идеал совершенного равнодушия, атараксии – кинический; человек считается до такой степени свободным, что за ним признается право располагать своею жизнью и смертью – убить себя, если его ждут невыносимые страдания. И действительно, многие стоики кончили жизнь самоубийством. Но, с другой стороны, этот кинизм смягчается иной, гуманной тенденцией, теми нрав. задачами, которые возникают из сознания духовной органической связи человека с человечеством и мировым целым. Отсюда возникает обязанность жить для целого, человеколюбиво относиться к себе подобным. О браке, напр., стоики рассуждали лучше, чем кто-либо из греч. философов. И, хотя сами они, особенно вначале, чуждались полит. деятельности, но впоследствии сумели сочетать свои идеалы с идеалом римской республиканской доблести. И много римлян в эпоху империи черпало в стоицизме возвышенные идеалы и укрепляли ими нрав. силу.



3.

Хрисипп говорит: «Не удовольствие есть первое, чувство удовлетворения присоединяется лишь тогда, когда природа данного животного, ищущая себя посредством самой себя, принимает в себя то, что соответствует его гармонии с собою». Действительно, удовольствие представляет собою именно возвращение в себя, сознание единства, в котором я чем-то наслаждаюсь и, следовательно, обладаю моим единством, как данным единичным, в элементе предметного. Точно так же обстоит дело в отношении человека: его назначение состоит в самосохранении, но в самосохранении с сознательной целью согласно разуму. “В растениях природа действует без влечения и ощущения; но в нас также есть кое-что растениеобразное”. В растении также содержится семеносное понятие, но в растении оно содержится не как цель и не как ее предмет, но так, что оно вовсе не знает, что в нем содержится понятие. “У животных прибавляется влечение; в них природа делает согласное с влечением соответственно первоначальному”, т. е. конечную цель влечения составляет именно первоначальное их природы, благодаря которому они стремятся к своему самосохранению: “Разумные существа также делают природу своей целью; но последняя состоит в том, чтобы жить согласно с разумом, ибо разум становится в них художником влечения”, т. е. у человека разум делает произведение искусства из того, что у животных является лишь влечением. Жить согласно с природой означает, следовательно, у стоиков: жить разумно. Дальнейшее выглядит так, как будто перед нами рецепты, прописываемые нам стоиками, чтобы мы, пользуясь ими, находили соответствующие мотивы жизни, которые побуждали бы нас к добродетели. “Следует жить согласно с природой, т. е. с добродетелью, ибо к ней ведет нас” (разумная) “природа”. Это – высшее благо, конечная цель всего; перед нами – гл. форма стоической морали (которую мы встречаем у Цицерона как finis bonorum или summum bonum). У стоиков этим высшим благом явл. сам правильный разум, сохранение кот. признается ими высшим принципом. Но и здесь мы тотчас же убеждаемся, что нас совершенно формально заставляют вертеться в круге, так как добродетель, согласное с природой и разум определяются лишь друг через друга. Добродетель состоит в том, чтобы жить согласно с природой, а то, что согласно с природой, есть добродетель. Точно так же мышление должно определить, что именно согласно с природой; но согласным с природой опять-таки явл. лишь то, что определяется разумом. Точнее же, как сообщает Диоген Лаэрций, стоики говорят следующее: “Жить согласно с природой – значит жить согласно с тем, чему учит нас опыт относительно законов как всеобщей, так и нашей природы, не делая ничего того, что запрещается всеобщим законом, т. е. правильным всепроникающим разумом, и этот разум пребывает в Юпитере, распорядителе системы вещей. Добродетель счастливого состоит в том, что все происходит в согласии с гением каждого соответственно воле порядка целого”. Все это, т. обр., не выходит за пределы формализма.

Принцип стоической морали состоит в согласии духа с самим собою; однако надо стараться, чтобы этот принцип не остался формальным, чтобы, следовательно, то, что не содержится в этой внутренней концентрации, больше не было исключено из этого принципа. Та свобода, которую стоики приписывают людям, не остается без связи с др. явлениями; но, т. обр., человек скорее зависим, и в этой стороне зависимости находит себе место счастье. Моя независимость есть лишь одна сторона, которой другая сторона, особенная сторона моего существования, отнюдь еще не соответствует. Встает, следовательно, старый вопрос, кототый появился впервые именно в это время, вопрос о гармонии между добродетелью и счастьем. Мы говорим “моральность” вместо “добродетели”, так как то, чем я должен руководиться в моих поступках, не есть, как в добродетели, моя превратившаяся в привычку воля, а моральность подразумевает по существу своему мое субъективное убеждение, что то, что я делаю, соответствует разумным определениям воли, всеобщим обязанностям.



Стоики очень много рассуждают об этой проблеме, задавая себе вопрос, в чем именно следует искать этого счастья. Однако с первых же шагов рассуждения сразу становится ясно, что внешнее, зависимое от случая не может входить в состав счастья. Счастьем вообще называется не что иное, как чувство согласия с собою. Приятное в чувственном наслаждении привлекает нас, потому что оно заключает в себе некое наше согласие с собою; отвратительное же, неприятное есть, напротив, некое отрицание, некоторое отсутствие соответствия между нашими влечениями. Стоики, однако, признавали удовольствием по существу именно это согласие внутренней природы нашей души с самой собою, понимая, однако, это согласие только как внутреннюю свободу, и сознание или даже одно лишь чувство этого согласия стоики называют удовольствием, так что это удовольствие, по их воззрению, содержится в самой добродетели. Но все же удовольствие всегда остается чем-то второстепенным, следствием, которое постольку не должно ставиться нами целью, а должно рассматриваться нами как аксессуар. Стоики учили поэтому: следует искать лишь добродетели; но вместе с добродетелью мы находим счастье, не ища его, так как добродетель сама по себе наполняет блаженством. Это счастье есть истинное счастье, оно ненарушимо, хотя бы человек находился в бедственном положении. Великое в стоич. философии состоит, т. обр., в том, что в волю, когда она так сосредоточена в себе, ничто не может ворваться со стороны, и все другое остается вне ее, так как даже устранение боли не может сделаться целью. Стоиков осмеивали за их утверждение, что боль не есть зло. Но о зубной боли и т. п. не идет речь в этой проблеме. Нужно знать, что от подобных страданий отвлекаются здесь; такая боль и несчастье суть две разные вещи. Проблему, следовательно, нужно понимать лишь так, что стоики требуют гармонии разумной воли с внешней реальностью. К этой реальности принадлежит также и сфера особенного существования, субъективности, личного. Но из всех этих интересов к этой реальности принадлежит опять-таки лишь всеобщее, ибо лишь поскольку оно всеобщее, оно может гармонировать с разумностью воли. Значит, совершенно правильно, что страдания, боль и т. д. не суть зло, которым могло бы быть нарушено мое согласие с самим собою, моя свобода; я в связи с собою стою выше всех подобного рода явлений, и хотя я могу их чувствовать, оно все же не должно меня внутренне расколоть. Это внутреннее единство с собою есть счастье; и это счастье не нарушается внешними бедствиями.

Государство


В социально-политических взглядах на общество стоики придерживались космополитических позиций. Они исходили из того, что общество представляет собой естественный организм, органическую составную единого Космополиса. Благодаря причастности природе все люди являются гражданами этого «всемирного государства». Им не следует отказываться от участия в общественной и политической жизни, если только это не вынуждает их совершать безнравственные поступки.

В отношении соц. жизни стоики перепевали софистов: все люди от природы равны, рабство – безобразная вещь, привязанность к своей стране, национальная обособленность тоже неприемлема. Памятником такого просветительского движения являются записки Марка Аврелия «Размышления наедине» (найденные после его смерти в походном шатре, 180).

Несмотря на признаваемую ими неизменность мира, стоики считали, что его можно улучшить. Пытаясь улучшить структуру чел. об-ва, они опирались на горький опыт Платона. Стоики создали теорию космополиса, мирового государства, где права у всех людей были бы одинаковы. В эпоху Римской империи стоическое учение о чел. правах совпадало с её юр. нормами. Если человек получил римское гражданство, то всюду – в Риме, Британии или в Африке – он пользовался одинаковыми правами . Напр., его не могли посадить без суда и следствия (ап. Павла не распинали). Зенон учил, что все люди – граждане космоса как мирового государства; их космополитизм уравнивал перед лицом мирового закона всех людей – свободных и рабов, греков и варваров, мужчин и женщин.

Наряду с индивидуалистической тенденцией мы находим у стоиков проповедь широкого нрав. универсализма, который впервые возвышается до идеи всеобщего братства. Нет более ни афинянина, ни коринфянина: все люди – братья как чада единого Отца; в сознании этой истины сглаживаются социальные и национальные различия и неравенства: раб делается братом, иноплеменник становится ближним, и космополитизм провозглашается на место идеала национального государства: mundus est nobis patria. Человек осознает себя гражданином "вышнего города", или государства, в котором все другие города или государства являются лишь как бы отдельными домами. Он чувствует себя членом вселенского божественного тела: Dei socii sumus et membra. Идея универсального "града Божия" впервые зарождается в стоицизме. Признавая единый нравственный идеал, единый универсальный закон для всех, стоик в самой вере своей в провиденциальное, разумное мироправление находит основание для веры и в личное призвание человека, для учения об индивидуальных нравственных обязанностях. В подчинении законам этого царства духов и в покорности судьбе, которую постоянно проповедуют стоики, заключается их религия.
Опубликовано на сайте: http://intencia.ru
Прямая ссылка: http://intencia.ru/index.php?name=Pages&op=view&id=141