 22.03.2009 - Патристика. Развитие философской проблематикиПонятийная структура эллинской философии оказалась единственным средством, способным оформить религиозный опыт христианства и придать ему общезначимость в пределах тогдашней культурной ойкумены.Так, из «ограничения» веры при помощи понятийного аппарата возникли христианские теология, космология и антропология. Вместе с тем ни одно понятие греческой философии не было способно с полной адекватностью выразить реалии христианского религиозного сознания. Поскольку Писание выступало как источник истины и конечная объяснительная инстанция, христианское теоретизирование формировалось как экзегеза священного текста, т. е. как религиозная герменевтика, заимствовавшая античную аллегорическую методику через Филона Александрийского. Наиболее высокий, метафизический вид экзегезы требовал осмысления важнейших парадигм греческой философии, в ходе которого кристаллизовались два основных типа богословия — «отрицательный» (апофатическая теология) и «положительный» (катафатическая теология). Платоновское запредельное первоначало, стоящее выше бытия и категориальных различий, было идеальной объяснительной моделью для христианских представлений о непостижимости Бога; традиционная апофатика, спорадически заметная уже у апологетов и развитая Оригеном, достигает кульминации в неоплатонической версии 4—5 вв. — у Григория Нисского и в особенности у Псевдо-Дионисия Ареопагита. Радикально-антирационалистический и персоналистски-ориентированный вариант апо-фатики, намеченный Тертуллианом, не получил развития (если не считать поздних сочинений Августина), т. к. не отвечал спекулятивным потребностям патристики, и был востребован лишь протестантизмом. Но и традиционная апофатика, таившая в себе отказ от всякой попытки объяснить отношение Бога к миру и человеку, неизбежно должна была получить противовес в виде катафатической теологии, содержательно гораздо более широкой (в ее сферу входят трини-тарное учение, христологая, космология, антропология и т. д.) и использующей помимо платонических перипатетические и стоические элементы. Эти взаимодополняющие типы бого-словствования никогда не выступали в совершенно «чистом» виде, хотя один из них мог предпочитаться сообразно уровню учения того или другого автора и особенностям его регионально-языкового менталитета. Апологетика по преимуществу катафатична и космологична. Ей импонировало стоическое учение о мировом разуме-логосе, позволявшее объяснить мироустроительные и провиденциальные функции Бога-Творца, раскрывающиеся вХристе-Логосе и божественной премудрости-Софии. Космополитический пафос стоицизма также отвечал насущным практическим задачам апологетов. Стоицизм достаточно заметен у Климента Александрийского (в учении об этическом идеале) и достиг кульминации у Тертуллиана, который опирается на стоическую онтологию. В дальнейшем стоическое влияние сохраняется лишь в космологии (гармоническая упорядоченность мироздания), антропологии и этике, а сферу высокой парадигматики безраздельно занимает платонизм. Уже у апологетов встречаются первые апофатические высказывания (Бог непостижим и трансцендентен) в сочетании с катафатичес-ким использованием платонических и перипатетических элементов (Логос присутствует в Боге-Отце как разумная потенция, получающая энергийное выражение в акте творения). Ориген, создавший первую систему философской теологии, во многом сходную с неоплатонизмом, определил дальнейшие пути развития патристики. Возвышенное монотеистическое благочестие и глубина платонизма как нельзя лучше отвечали возросшим метафизическим потребностям зрелой патристики и задачам тринитарной полемики, которая вывела онтологическую проблематику на первый план. Формула Никейского собора («единство в трех Лицах») требовала отказа от схематически-рационалистического субор-динационизма (учения о неравносущности Лиц-ипостасей), которого придерживались апологеты, Тертуллиан, Ориген и которое пропагандировал Арий. Поскольку в апофатической проекции бытие Божье выше категориальных различий, вопрос решался в катафатической плоскости: трансцендентное единство нужно было представить как «явленное» в трех различных ипостасях. Каппадокийцы пытались достичь этого с помощью переосмысленного учения Аристотеля о категориях и о «первой» и «второй» сущностях: Бог может быть представлен как родовая сущность, проявления которой обладают устойчивыми индивидуальными свойствами (но при этом остается «первой» сущностью). Разработка тринитарной (а затем и христологической) проблематики временно оттесняла апофатический метод на задний план, но после оформления тринитарной каноники неоплатонически ориентированная апофатическая теология вновь заявила о себе ростом мистических тенденций в 5—6 вв. (Псевдо-Дионисий Ареопагит, Максим Исповедник). Христологическая полемика 4—5 вв. была хронологическим и смысловым продолжением тринитарной, используя те же методы для решения теологического вопроса о соотношении двух природ во Христе, т. е. двух различных субстанций, парадоксально соединенных в одной «первой» сущности, по формулам Эфесского и Халкидонско-го соборов, «нераздельно и неслиянно». Борьба с рационалистическими крайностями (которые, как правило, и считались ересями) христологии — несторианством и монофизит-ством (5—6 вв.), а затем — монофелитством (6 в.) — завершила догматическое оформление патристики. Тео-антропологическим дискуссиям сопутствовало оформление жанра христианской антропологии в сочинениях Григория Нисского, Немесия и Августина. Теологическая формула «по образу и подобию Божьему» обнимала широкий комплекс вопросов — прежде всего, об отношениях бессмертной души и смертного тела, который решался в платоническом духе, но с несвойственной платонизму спиритуализацией плоти (живот-ворение плоти во Христе, грядущее воскресение людей в новой плоти) и с решительным отрицанием как платонического предсуществования душ, так и стоического традукционизма, противоречивших христианским представлениям о неповторимой уникальности каждого человека. В частных вопросах использовались соответствующие античные теории (порой почти в неизменном виде); антропологические изыскания патристики во многом суммируют трактаты «О природе человека» Не-месия и «Об устроении человека» Григория Нисского. Этическая проблематика со времен апологетов развивалась на фоне господствовавших полемических настроений. Если на Востоке доминировала традиционная моралистика и (со времен Оригена) переосмысленная в христианском духе традиционная же проблема обоснования моральной автономии при помощи теодицеи, то атмосфера западного теоретизирования определялась персоналистической и волюнтаристической перспективой, особенно характерной для Августина: соотношение индивидуально-человеческой и Высшей воли. Учение Августина о спасении благодатью, даруемой не на основании заслуг, противоречило господствовавшей традиции и не было востребовано позднейшим католицизмом, но оказалось созвучным индивидуалистическому протестантскому сознанию. Вместе с тем необычное даже для патристики внимание к индивидуальной психологии нашло выражение в моральной аналитике «Исповеди». Космологическая тематика, намеченная уже апологетами, подчинена обоснованию креационистской модели мироздания (в противоположность стоическому пантеизму, а позже — неоплатоническому эманатизму): мир сотворен «из ничего» по преизбытку божественной любви (в отличие от гностического учения о «злом» демиурге); тварная материя не является злом или небытием. Образцовая космология патристики — «Шестоднев» Василия Великого — рассматривает мир как гармонически упорядоченное целое, целесообразно направляемое божественным промыслом. Эстетические аспекты космологии разрабатывались на всем протяжении патристики — от описаний красоты зримого мира у апологетов до метафизической «светописи» при изображении умопостигаемой красоты у Псевдо-Дионисия Ареопагита. На стыке этики и космологии возник такой феномен, как эсхатологическая историософия «Града Божьего». Основные теоретические достижения патристики стали достоянием средневековой западной и византийской теологии; при этом нужно учитывать, что в силу ряда причин восточная патристика более плавно эволюционировала к своим византийским формам, чем западная — к схоластике. Значительная часть энергии патристики была затрачена на полемическую разработку теологической догматики и оформление традиции, которую последующая эпоха получила в относительно «готовом» виде. Поэтому схоластика (в первую очередь западная) могла уделять гораздо большее внимание чисто философской стороне предмета: эта «вторичная рефлексия» вкупе с решительной сменой методологических ориентиров позволяла ей постепенно освобождаться от ограничений конфессионального философствования. Вместе с тем некоторые теологические проблемы обрели вторую жизнь в эпоху Реформации: учение о предопределении Августина во многом определило исходные установки протестантизма и рамки конфессиональной полемики 16—17 вв. На Востоке же традиционная догматическая проблематика патристики продолжала разрабатываться в иконоборческой (8—9 вв.) и паламитской (14 в.) полемике. Современными наследниками патристики являются католическая мысль (томизм и августинианство), определяющая себя как «религиозное пользование разумом» (Жильсон), и связанное с восточной традицией православное богословие. Тексты: MPG; MPL; Die Griechischen Christlichen Schriftsteller der ersten drei Jahrhunderte. В., 1897; Corpus Scriptorum Ecclesiasticorum Latinorum. Vindobonae, 1866; Sources Chretienne. R, 1942; Corpus Cris-tianorum. Series Graeca. Turnholti-Parisiis, 1977; Corpus Cristianorum. Series Latina. Turnholti-Parisiis, 1954; Patrologia syriaca, ed. R. Graffin, vol. 1—3. P., 1894—1926; Corpus scriptorum christianorura orientalium, edd. Chabot J., Guidi J., Hyvernat H. et al. R, 1903—; Patrologia orientalis, edd. R. Graffin, F. Nau. P., 1903—; Texte und Unter-suchungen zur Geschichte der altchristlichen Literatur, hrsg. von O. von Gebhard und A. Harnack, Bd. 1—15. Lpz., 1882—97; Idem, Neue Folge, Bd. 1-15,1897—1906; Idem, 3 Reihe, hrsg. von A. Harnack und A. Schmidt. Lpz., 1907; Patristische Texte und Studien, hrsg. von K. Aland, W. Schneemelcher, E. Miihlenberg. B.-N.Y., I960-; в рус. пер.: Творения св. отцов. М., 1843; Библиотека творений св. отцов и учителей церкви западных. К., 1879; 2-е изд. 1891—. Лит.: Ancient Christian writers, ed. by J. Quasten and J. C. Plumpe. West-minster-L., 1946; Reallexikon ffir Antike und Christentum. Sachwor-terbuch zur Auseinanderselzung des Christentums mit der Antiken Welt, hrsg. von Th. Klauser u. a. Stuttg., 1950—; Dizionario patristico e di antichita cristiane, diretto da A. di Bernardino, v. 1—3, Roma-Casale Monferrato, 1983—88. ГарнакА. Сущность христианства. СПб., 1907; Болотов В. В. Лекции по истории древней церкви, т. 1—4. СПб., 1907—17(М., 1994); Спасский А. История догматических движений в эпоху вселенских соборов (в связи с философскими учениями того времени), т. 1, 2-е изд. Сергиев Посад, 1914; Флоровский Г. В. Восточные отцы IV века. Париж, 1931 (М., 1992); Он же. Восточные отцы V—VIII веков. Париж, 1933 (М., 1992); Майоров Г. Г. Формирование средневековой философии. Латинская патристика. М., 1979; Зеньковский В. В. Основы христианской философии. М., 1992; Бычков В. В. Aesthetica patrum. Эстетика отцов Церкви. М., 1995; Slock/A. Geschichte der christlichen Philosophie zur Zeit der Kirchenvater. Mainz, 1891; Harnack A. Geschichte der altchristlichen Literatur bis Eusebius, Teil 1—2. Lpz., 1893—1904 (2 Aufl. 1958); BardenhewerO. Geschichte der altkirchlichen Literatur, Bd. 1—5, 2 Aufl. Freiburg, 1913-32 (Darmstadt, 1962); Tro-eltsch E. Augustin, die christliche Antike und das Mittelalter. Munch.— В., 1915; Fr. Ueberwegs Grundriss der Geschichte der Philosophie, 2 Teil. Die Patristische und Scholastische Philosophie, 11 neu bearb. Aufl., hrsg. von B. Geyer. В., 1928; Gilson E., BohnerPh. Die Geschichte der patristischen Philosophie. Paderborn, 1936; Cayre F. Patrologie et histoire de la theologie, 1.1—3. P., 1945—55; de GhellinckJ. Patristique et Moyen Age, t. 1—3. P., 1946-48; Quasten J. Petrology, vol.1—III. Utrecht—Antwerp, 1950—60; l. I—IV. Westminster, 1986; Schneider K. Geistesgeschichte des antiken Christentums, Bd. 1—2. Munch., 1954; Gilson E. History of the Christian Philosophy in the Middle Ages. N. Y, 1955; WolfsonH.A. The Philosophy of the Church Fathers. Cambr. (Mass.), 1956; SpanneutM. Le stoicisme des peres de 1'eglise. P., 1957; Beck H. G. Kirche und theologische Literatur im Byzantinischen Reich. Munch., 1959; ChadwickH. Early Christian Thought and the Classical Tradition. Oxf., 1966, 2 ed. 1985; AltamrB. Patrologie, durchges. u. er-ganzt von A. Stuiber, 8 Aufl. Freiburg, 1978; OsbornE. The Beginning of Christian Philosophy. Cambr., 1981. Библ.: Христианство. Энциклопедический словарь, т. 3. М., 1995, с. 489—557; Кет С. Les traductions russes des textes patristiques. Guide bibliographique. Chevetogne—P., 1957; Bibliographia partistica. Internationale patristische Bibliographie. В.—N. Y, 1956; StewardsonJ. L. A bibliography of bibliographies on patristics. Evangton, 1967; SiebenH. J. Voces. Eine Bibliographie zu Wortern und Begriflen aus der Patristik (1918-78). B.-N.Y, 1980. А. А. Столяров Опубликовано на сайте: http://intencia.ru Прямая ссылка: http://intencia.ru/index.php?name=Pages&op=view&id=181 |