 24.03.2009 - Что есть знание по Канту?1. Что осталось от Ньютоновой теории?2. Откуда берутся явления? 3. Вопрос о соответствии действительности 4. Вопрос об объективной реальности 5. Мир подобен сознанию 6. Тайна предрасположенности сознания 7. К чему же свелось знание? 8. Явленный мир как творческий акт нашего сознания 9. Мы познаем essentia (существо), но ничего не знаем об existentia (существовании) 10. Опыт принимается во внимание – лишь чувственный 11. Роль сознания 12. Роль ощущений 13. Нельзя познать всё 14. Претензия познанного на общеобязательность 15. Кантовское понимание процесса познания 16. Что есть познание? 1. Что осталось от Ньютоновой теории? Канта верил и в Бога и в Ньютонову науку, но находился под влиянием Дэвида Юма. Поэтому как философ он утверждает, что теоретическое познание Бога невозможно и что Ньютонова наука ничего нам не открывает. Претендуя на истинность, наука должна отказаться от своих претензий на то, что она открывает реальный мир, лежащий за миром явлений: она является истинной наукой о природе, но природа есть только мир явлений – тот мир, который предстает перед нашим ассимилирующим мышлением. По Канту этапы познания таковы: «Всякое … познание начинается с созерцаний, переходит от них к понятиям и заканчивается идеями [моделями]. Хотя в отношении всех этих трех элементов оно имеет априорные источники знания, которые, как кажется на первый взгляд, пренебрегают пределами всякого опыта, тем не менее основательная критика убеждает нас, что никакой разум никогда не может в своем спекулятивном применении выйти с этими элементами за сферу возможного опыта и что истинное назначение этой высшей познавательной способности состоит в пользовании всеми методами и их основоположениями только для того, чтобы проникнуть в самую глубь природы сообразно всем возможным принципам единства, из которых главное составляет единство целей, но никогда не переходить границы природы, за которыми для нас нет ничего, кроме пустоты.»[10]. Это говорит о том, что прав Соловьев (в «Теоретической философии»), когда говорит о том, что Кантова гносеология принципиально от учения Фомы Аквината не отличается: от пространственно-временной зависимости ничто не освобождено. Ноэзиса ни там, ни тут нет. 2. Откуда берутся явления? Кантово преодоление дилеммы рационального и эмпирического близко Аристотелеву решению проблемы соотношения идеи и материи. Одно соединяется с другим, но не в действительности, а в сознании человека. Аристотелеву форму Кант представил как субъективное, а его материю трансформировал в «вещь в себе». У Аристотеля форма накладывается на материю, создавая реальную вещь; у Канта априорные формы созерцания и рассудка накладываются на “вещь в себе”, создавая явление. Одно из главных положений Канта, которые, по Гегелю, определяют субъективный идеализм: «то, что составляет содержание нашего сознания, есть лишь наше содержание»[11]. Гегель тут исходит из того, что кантовский гносеологический субъект = индивидуальному сознанию. 3. Вопрос о соответствии действительности Основной вопрос теории познания звучит так: где критерий того, что наши мыслительные конструкции соответствуют объективной реальности. Можно начать ходить, как Антисфен, доказывая реальность движения и тем самым признавая практику критерием истины. Но теория познания на то и теория, чтобы предлагать рациональные решения. В своих попытках обоснования научного знания Кант сделал по отношению к Декарту примерно то же, что Платон по отношению к Сократу, но только “мир идей” Платона находится вне человека, а Кант поместил его внутрь человеческого разума. В свое время блж. Августин отнес “мир идей” к Богу, что естественно для христианина. Кант действовал в соответствии с идеалами эпохи Просвещения. Он предположил, что “идея”, например идея равенства, находится не в самой действительности и не вне ее, а в голове человека. Это и есть субъективный идеализм, к которому шла новоевропейская философия. «Ну, стало быть, мы непременно должны знать равное само по себе еще до того, как впервые увидим равные предметы, и уразумеем, что все они стремятся быть такими же, как равное само по себе, но полностью этого не достигают»[12]. Вторая половина фразы – объективный идеализм Платона, но первая вполне кантовская. По Канту, то, что всеобще и необходимо – априорно, категории – врожденны, законы мышления, как и грамматика, формальны и не зависят от содержания. Твердые формальные принципы (например, недопустимость логических противоречий) создают общеобязательность результатов мышления. Чувственный материал формируется сознанием, и в пределах опыта наука возможна, тогда как метафизические вопросы силами человеческого разума неразрешимы. Эмпирики полагают, что сознание приноравливается к природе, в то время как, по Канту, сознание человека приспосабливает чувственные впечатления к своему аппарату. Общий вывод Канта: «Рассудок не черпает свои законы (a priori) из природы, а предписывает их ей»[13]. Это было названо коперниканским переворотом в философии: разум человека активен и задает вопросы, а природа отвечает на них. 4. Вопрос об объективной реальности То, что мы считаем с позиций здравого смысла реальные вещи существующими независимо от нас и признаем объективную причинность, как раз подтверждает мысль Канта, что без трансцендентального единства самосознания, форм созерцания и априорных категорий мы не можем мыслить. Тем не менее, мы обречены на сомнение: а что же существует само по себе? “Вещь в себе” «обозначает предмет, абстрагированный от всего, что он составляет для сознания, от всех определений чувства, равно как и от всех определенных мыслей о нем»[14]. Кантовское противопоставление явления и “вещи в себе” возвращает нас к Единому. Все чувственное – иллюзия, плод человеческого ума, реально лишь Единое. Первое – феномен, второе – “вещь в себе”. Кант останавливается на феноменах, отказываясь рассуждать о существующем за миром явлений, тогда как индийская мысль устремлена за границу чувственного мира. Кант – итог попыток западной философии отделить явление от сущности. Он закрыл эту проблему, приблизив новоевропейскую философию к индийской. Помимо разума и чувств Кант соединил ранее разделенные скептицизм и научное знание. Получилось, что правы и агностики, и ученые, верящие в истинность своих результатов. Только результаты науки могут претендовать не на абсолютную, а на интерсубъективную (общечеловеческую) истину, что оказывается достаточным для практической деятельности людей. Декарт говорил о 2-х субстанциях, Спиноза перешел к пантеистическому монизму. Затем последовала критика субстанций как таковых. Локк ниспроверг духовную субстанцию, Беркли – материальную. Но если нет ничего устойчивого, как возможно знание? По мнению Юма, только по ассоциации; по Канту – благодаря априорным (врожденным) формам созерцания и мышления. Бэкон и Декарт утверждали соответственно, что истину дают опыт и ясные отчетливые суждения. Эксперимент и разум вступили в свои права после средневековой ночи. Синтезировать эмпиризм и рационализм в рамках одной системы удалось Канту. По Канту, познание возможно потому, что разум представляет достигающие человека внешние впечатления в форме всеобщих истин. Если для Платона гарантом истинности познания является пребывание души до воплощения на земле в “мире идей”, то Кант заменяет эту гипотезу на гипотезу вечного пребывания понятий в мозгу человека. Платоновский “мир идей” как идеальных неподвижных образцов Кант модифицировал в мир неподвижных категорий мышления. Объективный идеализм Платона Кант заменил идеализмом субъективным или трансцендентальным (“трансцендентальный” переводится буквально “находящийся по сю сторону”). Кант провозгласил активность познания, но он же и ограничил его, поставил в зависимость от внешних предметов. Познание, по Канту, не выходит за пределы явлений; если же разум пытается проникнуть в мир вещей самих по себе, он запутывается в противоречиях; антиномии тому пример. Кант стремился согласовать рецептивностъ чувственности (которая только воспринимает) с активностью рассудка. С т. зр. рационализма, чувственный опыт, который способен расширять понятия, является весьма неточным источником мышления. Эмпиризм же все выводит из опыта, тем самым недооценивая активность рассудка. Решение проблемы Кант находит в "птолемеевском перевороте": не познание направлено на предметы, а предметы – на познание. Этой концепцией трансцендентального идеализма он снимает противоположность рационализма и эмпиризма. 5. Мир подобен сознанию Кант рассуждал примерно следующим образом. Сознание способно постигать мир или, вернее, мир, как он представляется нам, потому что этот мир не является совершенно отличным от сознания – он подобен сознанию. Дело в том, что в процессе приобретения знания, постижения мира наше сознание, так сказать, активно усваивает весь материал, который привходит в него посредством чувств. Оно оформляет этот материал, отчеканивает на нем собственные внутренние формы или законы, – формы или законы нашего мышления. То, что мы называем природой, – мир, в котором мы живем, каким он является нам, – есть мир уже усвоенный, систематизированный нашим сознанием. И будучи, таким образом, ассимилирован сознанием, он сознанию и подобен. Такой ответ «сознание способно постигать мир, потому что мир, как он является нам, подобен сознанию», основан на идеалистическом аргументе; ведь идеализм только и утверждает, что мир имеет что-то общее с сознанием. Но кантовская концепция не является полностью идеалистической. Как отмечает сам Кант, она представляет собой смесь, или синтез, своеобразного реализма и идеализма; ее реалистический элемент – это утверждение, что мир, как он является нам, есть некоторый материал, организованный нашим сознанием, идеалистический же – утверждение, что он есть материал, организованный нашим сознанием. Такова была оригинальная эпистемология Канта. «Сознание систематизирует или организовывает мир». Но Кант утверждал, что область нашего знания ограничена сферой возможного опыта и что деятельность чистого разума за пределами этой сферы лишена основания. 6. Тайна предрасположенности сознания Близко подошел к Канту Юм: «Эта связь (между явлениями), чувствуемая нашим духом... и есть то чувство или впечатление, от которого мы производим идею силы или необходимой связи»[15]. Таким образом, разум как бы предрасположен к выводу о необходимой связи. «Лишите материю всех ее представимых качеств, как первичных, так и вторичных, и вы до некоторой степени уничтожите ее, оставив только какое-то неизвестное, необходимое нечто, в качестве причины наших восприятий»[16]. Это нечто Кант назвал «вещью в себе». В сфере чувственных восприятий все истинно, что подтверждается практическим разумом, но это истины субъекта, а не мира самого по себе. Гипотезой об априорных основах познания Кант спасал науку от юмовского скептицизма, хотя сама эта гипотеза эмпирически не проверяема. Кант отрицал знание как воспоминание и способность мышления проникать в суть вещей. Он начинал с проверки доводов разума чувственными данными. При этом сразу лишается смысла вопрос об истинности Платонова “мира идей” и самостоятельной сферы духа. У Канта выводы определяются исходными посылками. Ведь если истины мышления нуждаются в проверке органами чувств, значит, сфера духа не имеет самодовлеющего значения и бессмысленно говорить об истинности объективного существования идей. Кант считает, что «чистый» разум не способен что-либо доказать, но, стало быть, недоказуемы и его исходные посылки. Своеобразие Канта в том, что он анализировал возможности разума исходя из убеждения в истинности только чувственных данных. До Канта этим занимались, как правило, те, кто считал источником истины разум. Например, Декарт из того, что протяжение может мыслить само по себе, выводил его истинность. Кант из этой же посылки выводит его априорность и субъективность. 7. К чему же свелось знание? Знание направлено теперь не на сущность вещи (которое вообще постепенно упразднилось: от Дунса-Скоттовского выбора сущностей у Бога до У. Оккама), а на вещь в её единичности. Оно есть интуитивное познание (созерцание отдельных свойств вещи), а его предметом оказываются акциденции, и знание трактуется только как установление связи между явлениями. Это ведёт к пересмотру аристотелевской и томистской логики и онтологии, для которых субстанция есть условие возможности отношений (не случайно в томизме гносеология не существует независимо от онтологии). Теоретическая способность в номинализме утрачивает свой онтологический характер, умы больше не рассматриваются как высшие в иерархии сотворенных сущих. Ум, с точки зрения Николая из Отрекура, есть не бытие, а представление о бытии, направленность на бытие [интенциональность]. Так в номинализме формируется представление о субъекте, противостоящем объекту как особого рода реальности, и о познании как субъект-объектном отношении. Именно такой подход и способствовал выделению гносеологии в самостоятельную область исследования. В “отместку” за это, немедленно возникает субъективистское истолкование ума, человеческого духа, рождается убеждение, что явления психического ряда достовернее физических, поскольку даны нам непосредственно, тогда как физические – опосредованно. В теологии при этом подчёркивается приоритет веры над знанием, воли – над разумом, практически-нравственного начала – перед теоретическим. 8. Явленный мир как творческий акт нашего сознания Мир познается умом, лишь поскольку он создается им же; строго говоря, ум познает только свои собственные акты; как внутренняя рефлексия самодеятельного субъекта, познание не представляет ничего загадочного. Геометрические линии и фигуры понимаются нами a priori, потому что нами же самими строятся, так что ум рассудочно находит в них только то, что он же в них интуитивно влагает. – Подобным же образом и весь мир нашего опыта, будучи априорным синтетическим построением ума, естественно и познается таким же способом. Загадочным или, прямо сказать, немыслимым факт познания кажется лишь при том ложном предположении, что познающий субъект должен переходить в какую-то внешнюю сферу реальности или что вещи должны каким-то образом проникать в сферу субъекта. Но на самом деле познаваемая реальность есть лишь продукт самодеятельности нашего ума в его собственной сфере, а потому нет никакой надобности в невозможном переходе от субъекта к внешним вещам и от них к субъекту: поскольку предполагаемые вещи вне нас, мы о них ровно ничего не знаем и знать не можем, а все то, что мы познаем, находится при нас самих, есть явление нашего сознания, произведение нашего ума. Т. обр., акт субъекта может быть действительным познанием, поскольку и познаваемое есть акт того же субъекта. Этот свой взгляд Кант называет трансцендентализмом, отличая его от догматического идеализма, ярким представителем которого был Беркли. Различие состоит в том, что трансцендентализм признает предметы нашего мира произведениями субъекта не со стороны их возможного существования в себе самих, а только со стороны их действительной познаваемости, тогда как Беркли утверждает, что вещи внешнего мира и не существуют иначе, как в нашем знании. 9. Мы познаем essentia (существо), но ничего не знаем об existentia (существовании) Кант решительно различает познаваемое существо (essentia), или природу объективного мира, – от его существования (existentia). Первое всецело полагается нашим умом и без остатка разрешается в феноменальное субъективное бытие; второе есть продукт ума лишь поскольку определяется первым, само же по себе от него не зависит и потому непознаваемо. Создавая природу, наш ум самодеятелен, т. е. все формы и способы его синтетического действия, как воззрительного, так и рассудочного, берутся им а рriori из самого себя; но материал этой умственной деятельности, именно ощущения или чувственные восприятия, не производятся умом а рriori, а получаются им как не зависящие от него данные. Конечно, и ощущения суть состояния субъекта, но не в его активности, а лишь как страдательного, или рецептивного. Поэтому должно признать, что этот первоначальный чувственный материал всякого опыта и познания как данный, а не созданный в нас, обусловлен каким-то непонятным образом со стороны той не зависящей от нас, а потому и непознаваемой сферы бытия, которую Кант обозначал как вещь в себе (Ding an sich). Но именно ощущения (ассимилированные формами пространства и времени) дают составляют материал для построений рассудка, и, таким образом, в мире явлений (т. е. познанного) всегда сохраняется некоторый несводимый к априорным элементам чувственный остаток. Он несомненно, хотя и неведомым путем, происходит из области независимого от нас в себе бытия – и роль его напоминает роль платоновской аморфно-злой неустранимой материи. Предмет как познаваемый (essentia) всецело полагается познающим умом, он есть только наше представление, и нет здесь ничего, что не принадлежало бы субъекту. – Но в предмете как существующем (existentia) есть такой независимый показатель его, именно факт чувственного восприятия – не в смысле содержания ощущений, которое так же субъективно, как и все прочее, а в смысле их происхождения, поскольку субъект является в них рецептивным, а не активным. Этот характер чувственного восприятия показывает, что оно определяется чем-то, от нас независимым; но это что-то остается нам совершенно неизвестным и никогда не может сделаться предметом дознания. Познаваемый предмет, по Канту, есть вполне наше представление, во всех частях своих произведение чувственно-рассудочных функций познающего субъекта, – причем, однако, самый процесс этого произведения в первом, материальном начале своем, именно в ощущениях, или чувственных восприятиях, обусловлен каким-то неведомым способом со стороны какой-то неведомой "вещи в себе". Так, например, этот стол или этот дом есть только мое представление; я не могу найти здесь ничего такого, что не было бы явлением моего собственного сознания; нелепо утверждать, чтобы этому столу соответствовал какой-нибудь стол an sich или этому дому – дом an sich. Но, с другой стороны, эти явления моего сознания (поскольку я различаю их от простых галлюцинаций или фантазий) не произошли бы, т. е. не были бы созданы моим умом, если бы он не определялся чем-то от него независимым, имеющим своего компонента в тех ощущениях, из которых наш ум строит эти представления стола или дома. Т. обр., не существование предметов как таковых, в их определенных качествах, а только самый факт их существования в моем сознании имеет некоторое независимое от этого сознания основание. Такая точка зрения вызывает новые вопросы, но самый тезис имеет достаточно определенный смысл, всегда один и тот же у Канта. Иначе, т. е. если бы самый факт существования данного явления вообще признавался всецело зависящим от одного моего ума, то потерял бы смысл любимый Кантом пример о существенном различии и даже несоизмеримости между 100 талерами только представляемыми и 100 талерами, лежащими в кармане. Вопреки ошибочному мнению некоторых толкователей (между прочим, Шопенгауэра и Куно-Фишера), нельзя найти никакого внутреннего противоречия в этом пункте между 1-м и 2-м изданиями "Критики чистого разума". Изложив в 1-м издании тот взгляд критического идеализма, что мир познается нами только в своих являемых формах, которые суть построения умственной деятельности нашего субъекта и помимо нашего представления вовсе не существуют, Кант увидал, что этот взгляд смешивается многими с тем фантастическим идеализмом, по которому мир создается субъектом без всякого данного материала и есть только греза или пустой призрак. Ввиду этого Кант во 2-м изд., так же и как в Пролегоменах, подчеркнул различие двух идеализмов и изложил свой так, чтобы дальнейшее смешение было невозможно. 10. Опыт принимается во внимание – лишь чувственный Кант провозгласил активность познания, но он же и ограничил его, поставил в зависимость от внешних предметов. Познание, по Канту, не выходит за пределы явлений; если же разум пытается проникнуть в мир вещей самих по себе, он запутывается в противоречиях; антиномии тому пример. 11. Роль сознания Мир, как он является нам, есть некоторый материал. А далее наше сознание организует его. «Сознание систематизирует, организует мир». Создавая природу, наш ум самодеятелен, т. е. все формы и способы его синтетического действия, как воззрительного, так и рассудочного, берутся им а рriori из самого себя; но материал этой умственной деятельности, именно ощущения или чувственные восприятия, не производятся умом а рriori, а получаются им как не зависящие от него данные. Но Кант утверждал, что область нашего знания ограничена сферой возможного опыта и что деятельность чистого разума за пределами этой сферы лишена основания. 12. Роль ощущений Конечно, и ощущения суть состояния субъекта, но не в его активности, а лишь как страдательного, или рецептивного. Поэтому следует признать, что этот первоначальный чувственный материал всякого опыта и познания как данный, а не созданный в нас, обусловлен каким-то непонятным образом со стороны той не зависящей от нас, а потому и непознаваемой сферы бытия, которую Кант обозначал как вещь в себе (Ding an sich). Но именно ощущения (введенные в воззрительные формы пространства и времени) дают действительные предметы для связующих построений рассудка, и, таким образом, в мире нашего познания, в мире явлений, всегда сохраняется некоторый несводимый к априорным элементам чувственный остаток, [аналогично злой неустранимой платоновской материи] несомненно, хотя и неведомым путем, происходящий из области независимого от нас в себе бытия. Предмет как познаваемый (essentia) всецело полагается познающим умом, он есть только наше представление, и нет здесь ничего, что не принадлежало бы субъекту. – Но в предмете как существующем (existentia) есть такой независимый показатель его, именно факт чувственного восприятия – не в смысле содержания ощущений, которое так же субъективно, как и все прочее, а в смысле их происхождения, поскольку субъект является в них рецептивным, а не активным. Этот характер чувственного восприятия показывает, что оно определяется чем-то, от нас независимым; но это что-то остается нам совершенно неизвестным и никогда не может сделаться предметом дознания. Кант твердо и неизменно держится той точки зрения, что познаваемый предмет как таковой есть вполне наше представление, во всех частях своих произведение чувственно-рассудочных функций познающего субъекта, – причем, однако, самый процесс этого произведения в первом, материальном начале своем, именно в ощущениях, или чувственных восприятиях, обусловлен каким-то неведомым способом со стороны какой-то неведомой "вещи в себе". Так, например, этот стол или этот дом есть только мое представление; я не могу найти здесь ничего такого, что не было бы явлением моего собственного сознания; нелепо утверждать, чтобы этому столу соответствовал какой-нибудь стол an sich или этому дому – дом an sich. Но, с другой стороны, эти явления моего сознания (поскольку я различаю их от простых галлюцинаций или фантазий) не произошли бы, т. е. не были бы созданы моим умом, если бы он не определялся чем-то от него независимым, имеющим своего показателя в тех ощущениях, из которых наш ум строит эти представления стола или дома. Т. обр., не существование предметов как таковых, в их определенных качествах, а только самый факт их существования в моем сознании имеет некоторое независимое от этого сознания основание. Иначе, т. е. если бы самый факт существования данного явления вообще признавался всецело зависящим от одного моего ума, то потерял бы смысл любимый Кантом пример о существенном различии и даже несоизмеримости между 100 талерами только представляемыми и 100 талерами, лежащими в кармане. 13. Нельзя познать всё Кант полагал, что наблюдение и анализ явлений непрерывно расширяют опыт и объем знания, но прогресс знания всегда имеет границы, всегда перед человеком будут находиться “вещи сами по себе”. Сколько бы мы ни проникали вглубь явлений, наше знание все же будет отличаться от вещей, каковы они на самом деле. Кант был противником познавательного скептицизма, считая его ложным подходом к проблеме познания; но вместе с тем он выступал и против предрассудка о всесилии научного знания, против переоценки возможностей науки (сциентизма). В этом контексте он и представил «вещи сами по себе» как непознаваемые. 14. Претензия познанного на общеобязательность По Канту познание возможно благодаря априорным (врожденным) формам восприятия и мышления. Разум представляет дело так, что достигающие человека внешние впечатления выдаются им в форме всеобщих истин. Этому способствует характер рассудка, оперирующий неподвижными категориями мышления. Кант построил всю свою гносеологию на дуализме опыта и разума (рассудка), вносящего априорные элементы в познание. Гносеологическая разнородность апостериорного и априорного материала сказывается прежде всего и больше всего в том, что, благодаря именно априорным элементам знания, знание наше обнаруживает новую черту – претензию на общеобязательность. Эта претензия конститутивно входит в наше знание, мы сознаем ее в той форме, что a priori ожидаем, что всякий разумный человек не может не согласиться с нами, не может не принять выводов, к которым мы пришли (если в наших рассуждениях не было логической ошибки). Иными словами, сила знания осознается нами как общеприемлемая, общеобязательная – она выходит за пределы индивидуального сознания и осознается в своей надындивидуальной силе и ценности. Это сразу по-новому освещает для нас понятие разума, открывая его в какой-то его стороне, независимой от индивидуального сознания. 15. Кантовское понимание процесса познания В самой общей форме кантовское понимание процесса познания можно представить себе следующим образом. Нечто неизвестное – вещь сама по себе, воздействуя на чувственность (аффицируя) человека, порождает многообразие ощущений. Эти последние упорядочиваются с помощью априорных форм созерцания – пространства и времени; располагаясь как бы рядом друг с другом в пространстве и времени, ощущения составляют предмет восприятия. Восприятие носит индивидуальный и субъективный характер; для того чтобы оно превратилось в общезначимый опыт (объективное), необходимо участие другой познавательной способности, а именно мышления, оперирующего понятиями. Эту способность Кант именует рассудком. Кант определяет рассудок как активную деятельность, отличая ее тем самым от восприимчивости, пассивности, характерной для чувственности. Однако при этом деятельность рассудка формальна, она нуждается в некотором содержании, которое как раз и поставляется чувственностью. Рассудок выполняет функцию подведения многообразия чувственного материала (организованного на уровне восприятия с помощью априорных форм созерцания) под единство понятия. Так что знание не происходит целиком из [чувственного] опыта, но оно и не замкнуто априорными схемами трансцендентального субъекта. В знании есть и то, что идет от опыта, и то, что связано с творчеством человека, с теми формами (моделями), которые имеются или создаются в деятельности субъекта как индивида или общества. «Хотя всякое наше познание и начинается с опыта, отсюда вовсе не следует, что оно целиком происходит из опыта». 16. Что есть познание? Но что же тогда есть, по Канту, познание? Ведь по Платону, который заговорил о сущностях, познание это и было вскрытием сущностей? Если мы ничего не “вскрываем”, то в чем же тогда заключается смысл познания по Канту? Действительно, переход от мира к представлениям совершает сам рассудок с помощью категорий. Поэтому мы можем познать только то, что сами создали, – таков тезис теории познания Канта, поставившего деятельность трансцендентального субъекта на место субстанции прежнего рационализма. "Предмет" есть не что иное, как предметность представлений; то, что мы зовем действительностью, и что кажется нам чем-то независимым от сознания, есть особая форма "предметности", приобретаемая нашими представлениями. Именно то обстоятельство, что рассудок сам конструирует предмет сообразно априорным формам мышления (категориям), снимает, по Канту, вопрос о том, почему предметы согласуются с нашим знанием о них. Правда, формы мышления у Канта, – это не формы эмпирического индивидуального сознания, а формы чистого сознания, сознания, как такового, или “сознания вообще”: они суть проявления не того или иного индивидуального содержания сознания, а общей природы сознания, как чисто формального, одинакового у всех людей познавательного начала – трансцендентального субъекта. (По мнению кн. С. Трубецкого, ошибка Канта состояла в том, что он «смешал трансцендентальное сознание с субъективным», т. е. индивидуальным). Следовательно, множественность сознаний и индивидуальные различия между психическими особенностями разных людей не играют в них никакой роли. Поэтому определенные им представления образуют единое, обязательное для всех людей одинаково, содержание. Затем, текучая и хаотическая область представлений подчиняясь точным "правилам", вытекающим из применения форм мышления (высших формальных понятий категорий), приобретает правильность или необходимость. Если я просто воспринимаю сырой материал знания – поток ощущений, – то все текуче, хаотично, бесформенно, произвольно. Но поскольку я мыслю этот воспринимаемый материал, т. е. подвожу его под понятия единства, множества, субстанции, качества, отношения, причинности и т. д., – и тем самым – под определенные правила (напр., "всякое явление имеет свою причину", или "всякое качество принадлежит субстанции" и т. д.), я вношу в этот хаос внутренний распорядок, в силу чего хаос ощущений как бы формируется, кристаллизуется, застывает перед моим сознанием в виде устойчивой, правильной, единой картины бытия, которая и есть то, что мы зовем действительностью. Те самые формы, в силу которых возможно познание, обуславливают и как бы творят и самый предмет познания. "Условия познания суть вместе с тем условия предмета познания", ибо "предмет" есть лишь "предметность представлений". Действительность есть не заранее данное готовое содержание, которое познание должно отображать, а лишь результат деятельности самого познания. [1] Кант И. Пролегомены ко всякой будущей метафизике, могущей возникнуть в системе науки / Пер. В.С.Соловьева. М„ 1993. С. 69. [2] Кант И. Пролегомены. М., 1937. с. 51. [3] Кант И. Соч.: В 6 т. М., 1965. Т. 4 (1). с. 140. [4] Husserl Ε. Cartesian meditations. The Hague, 1960, s. 24. [5] Кант И. Соч. в 6 т. Т. 3. С. 340. [6] Антология мировой философии в 4 т. М., 1969. Т. 2. С. 111, 113. [7] Из лекций прот. Влад. Мустафина. [8] Кстати, здесь следует подчеркнуть, что в противоположность современным позитивистским концепциям, Кант не сводит язык к логическому или семантическому содержанию слов. Согласно Канту, язык как средство выражения вообще – это: а) тон (модуляция); б) движение (жестикуляция); в) слово (артикуляция). На основе такого понимания языка Кант строит классификацию искусств: а) музыка, б) пластика, в) поэзия. [9] Паскаль Б. Мысли. СПб., 1888. с. 238. [10] «Критика чистого разума», финал. [11] Гегель Г. Энциклопедия философских наук: В 3 т. М. 1975 Т. 1 с .162. [12] Платон. Федон. 75 а. [13] Кант И. Соч.: В 6 т. М., 1965. Т. 4 (1). С. 140. [14] Гегель Г. Энциклопедия философских наук. Т. 1. С. 161. [15] Юм Д. Исследование о человеческом познании. Соч. Т. 2. С. 77. [16] Юм Д. Исследование о человеческом познании. Соч. Т. 2. С. 159. Опубликовано на сайте: http://intencia.ru Прямая ссылка: http://intencia.ru/index.php?name=Pages&op=view&id=501 |