 24.03.2009 - Возможность математики (сфера чувственного опыта)1. Пересмотр представлений о чувственном познании2. Пространство и время как интуиции априорные формы чувственного познания 3. Время 4. Кантов идеализм (Сергий Трубецкой) 5. Интуиции пространства и времени как условия всякого опыта 6. Разгадка априорности 1. Пересмотр представлений о чувственном познании Как и его предшественники, в т. ч. Платон, Кант не подвергает сомнению, что истинное знание существует. Вопрос лишь в том, как возможно это знание. То, что истинное знание существует в некоторых науках, для Канта также очевидно. Примером являются математика и естествознание. И числа, и геометрические понятия – точки, прямой, окружности – являются данными нашего ума и, следовательно, априорны. Любое математическое высказывание (кроме аксиом) всегда синтетично. Чтобы разрешить этот каверзный вопрос, Кант пересматривает прежнее представление о человеческой чувственности, согласно которому чувственность лишь доставляет нам многообразие ощущений, в то время как принцип единства исходит из понятий разума. Чистая математика возможна, поскольку основана на априорных (всеобщих и необходимых) формах чувственности – пространстве и времени. Внешняя форма чувственного созерцания – пространство, на нем основана геометрия. Внутренняя форма – время, на нем базируется арифметика. Представление о субстанции зашло в тупик, что послужило стимулом для Канта. С одинаковой вероятностью могут быть и 2 субстанции, как думал Декарт, и одна, как считал Спиноза, и бесконечное множество (по Лейбницу), и не быть ни мыслительной (Локк), ни материальной (Беркли), ни какой-либо еще (Юм). Кант отбросил эту проблему, отнеся ее к непознаваемой «вещи в себе». Взамен ее он предложил свою позитивную программу, основанную на том, что пространство и время являются априорными формами сенсорного восприятия, а категории качества, количества и др. – априорными формами рассудка. «Только с точки зрения человека можем мы говорить о пространстве, о протяженности и т. п. Каковы предметы в себе и обособленно от этой восприимчивости нашей чувствительности, нам совершенно неизвестно. Мы не знаем ничего, кроме свойственного нам способа воспринимать их, который к тому же необязателен для всякого существа, хотя и должен быть присущ каждому человеку. Мы имеем дело только с этим способом восприятия. Пространство и время суть чистые формы его, а ощущение вообще есть его материя»[6]. Многообразие ощущений, говорит Кант, действительно дает нам чувственное восприятие; ощущение – это содержание, материя чувственности. Но помимо того, наша чувственность имеет свои доопытные, априорные формы, в которые с самого начала как бы “укладываются” эти ощущения, с помощью которых ощущения как бы упорядочиваются. Эти формы – пространство и время. Пространство – это априорная форма внешнего чувства (или внешнего созерцания), тогда как время – априорная форма чувства внутреннего (внутреннего созерцания). Время невозможно изъять из чувственного мира. Без него нельзя представить себе ни длительности, ни следствия и т.д. Оно есть форма внутреннего самоощущения, поскольку упорядочивает наши представления. Об обоих – пространстве и времени – можно сказать, что они обладают: 1) эмпирической реальностью: "объективной значимостью относительно всех предметов, которые когда-либо могут быть даны нашим чувствам"; 2) трансцендентальной идеальностью: они существуют не как свойства вещей самих по себе, а как условия нашего созерцания. Отсюда и тезис трансцендентального идеализма, гласящий, "что все, что созерцается в пространстве или времени, ... есть не что иное как явления, т. е. простые представления". – Кант показывает, что пр-во и время имеют созерцательную природу; они не могут образовывать основу рассудочного познания. Пространство должно уже лежать в основе всего созерцания. Невозможно представить себе ни что-либо вне пространственной протяженности, ни само пространство отдельно от его содержимого или как несуществующее. Следовательно, оно априорно лежит в основе наших чувственных восприятий. Только с этим связана и возможность чистой (априорной) геометрии. 2. Пространство и время как интуиции априорные формы чувственного познания[7] По Канту, пространство и время не являются объективными реальностями, это всего лишь способ приводить в порядок наши впечатления, ощущения. В пространстве мы раскомпоновываем наши зрительные впечатления, как художник раскомпановывает мазками свои световые впечатления, и создается какой-то эффект (в абстрактной живописи нет даже сюжета). Так, будто бы, и мы: пространство помогает нам раскомпоновывать наши впечатления, преимущественно зрительные. Время же помогает нам приводить в порядок наши внутренние впечатления. Наши переживания растягиваются во времени (временной раскомпановки нет). Пространство и время обладают такими признаками, которые в природе мы набрать не можем. Свойства пространства: бесконечности мы не видим, видим лишь даль. Однородность пространства в любом пункте пространства мы тоже не видим – мы его лишь домысливаем, но не испытываем. Непрерывность мы тоже не имеем как факт. В понятии мы это имеем, но из наблюдения мы это не изымем. В логике «понятие» -это общее название для группы однородных предметов. Примером являются зоологические понятия: «лошадь» – это все лошади. В отношении «пространства» – понятие есть, а предмет один; собственно говоря, это – не понятие. В логике говорят «единичные понятия», но это оспаривается; то, что в одном экземпляре, то понятием быть не может, а это – представления. Поэтому по отношению к пространству тоже нельзя сказать «пространство». Это просто умственный образ какого-то предмета, причем, искусственный образ, ибо естественно мы его создать не можем. То же самое с понятием о времени, оно тоже обладает признаками бесконечности, однородности, непрерывности, а мы это не видим и ощутить не можем. Во время сна мы, например, время не фиксируем – значит, во сне время прерывается? Однородность мы тоже не можем видеть, наоборот, люди говорят: как быстро стало лететь время! Бесконечность времени мы тоже не можем испытать. Значит, времени в природе нет – это в сущности не понятия, а чувственные интуиции (чувственные потому, что относятся к чувственному познанию), при помощи которых мы получаем понятия о предметах. На первой стадии нашего познания мы знаем лишь ощущения, которые при помощи интуиций пространства и времени помогают нам создавать понятия – и всё!. 3. Время Евг. Трубецкой: Кант основательно указал, что в интуиции времени целое предшествует своим частям. Интуиция эта не получается путем сложения отдельных времен или путем отвлечения от них; наоборот, мы можем представлять и мыслить каждый отдельный момент времени не иначе, как в связи с бесконечной серией моментов до и после него. Интуиция времени есть интуиция связи между прошедшим, настоящим и будущим. Связь эта – всеобщая и безусловная: нет ни единого момента времени, который стоял бы вне бесконечной и непрерывной серии моментов, ни единого момента без бесконечного прошедшего и будущего, ни одного, который бы не был либо раньше, либо позже бесчисленных других моментов времени. Все моменты времени образуют некоторое единство как деление единого времени. Все совершающееся укладывается в эту форму единого времени – и то, что было, и то, что есть, и то, что будет. Стало быть, все временное, как такое, образует некоторое всеединство. Только в форме всеединства мы можем созерцать временное. «Критика чистого разума» И. Канта имеет специальный параграф «Метафизическое истолкование времени», в котором он, в частности, пишет, что «первоначальное представление времени должно быть дано, как неограниченное» (Кант И. Критика чистого разума. СПб., 1993, с. 57). О совпадении терминов «созерцание» и «интуиция» у Канта см.: Асмус В. Ф. Проблема интуиции в философии и математике. М., 1963, с. 55-57. 4. Кантов идеализм (Сергий Трубецкой) По Канту, внешний мир существует несомненно вне моего мозга, вне моего личного "эмпирического" Я, точно так же, как вне меня существуют и другие сознающие личности. Мое личное “Я” есть само лишь явление как объект моего внутреннего опыта. Мой внутренний опыт состоит в зависимости от моего внешнего опыта, мои представления, мысли, чувства стоят в зависимости от моих внешних восприятий, будучи лишь отражением последних. Поэтому внешний мир имеет для меня, во всяком случае, не меньшую реальность, чем мой внутренний мир. И если явления моего внутреннего мира зависят от явлений внешнего мира, хотя бы в большей части, то внешний опыт – в совокупности следующих друг за другом явлений – независим от моего внутреннего опыта. Таким образом, Кант виновен отнюдь не в иллюзионизме, сводящем внешние явления к психологическим представлениям, а скорее в том, что явления внутреннего опыта он слишком безусловно подчиняет влиянию внешних явлений. По Канту все явления и внутреннего и внешнего мира подчиняются законам сознания как реальные объекты опыта и восприятия. И те и другие не теряют ничего в своей действительности или реальности, но в то же время приобретают идеальный характер. Вся особенность кантовского идеализма состоит в том, что он не знает реальности, абсолютно внешней сознанию, или духу, и не признает явление, которое никому не является. Явления существуют не в моем мозгу и не в моем единичном сознании, а в беспредельном пространстве и времени; мой мозг занимает некоторую часть этого пространства, и мое сознание ограничено во времени. Этим безусловно исключается иллюзионизм, превращающий мир в субъективное представление. Но вместе с тем самое пространство и самое время должны быть признаны идеальными как общие формы всех явлений, т. е. формы того, что является нашему сознанию, всего, что представляется нами. Учение о пространстве и времени составляет бессмертную заслугу Канта. Те эмпирические психологи, которые производят пространство и пространственное восприятие из особого сочетания наших зрительных и осязательных мускульных ощущений, на самом деле гораздо более Канта заслуживают упрека в иллюзионизме: они действительно превращают пространство (и время) в такое же чисто субъективное явление нашей чувственности, каковы, напр., цвет, запах, вкус или другие ощущения. По Канту, пространство и время не суть внешние реальности или вещи, ни свойства таких вещей; они не суть ни отдельные явления, ни отношения таких явлений, хотя все явления и вступают между собою в отношение последовательности и сосуществования во времени и пространстве. 1) Пространство есть общая форма всех возможных “внешних восприятий”, без которой никакой воспринимающий субъект не может отличать от себя внешние вещи, или иметь "внешнее" восприятие. 2) А время есть общая форма всякого возможного восприятия, без которой никакой воспринимающий субъект не может различать двух последовательных состояний своего сознания. Пространство и время суть общие условия всего являющегося. Они a priori обусловливают явление, a priori обусловливают опыт и восприятие. В этом смысле они могут быть названы “субъективными формами восприятия”, или “субъективными формами чувственности”. Но "субъектом" тут является не мое личное эмпирическое восприятие, не чувственность, не чувственность Сидора или Петра, а восприятие вообще, чувственность, как таковая, – потому что без пространства и времени ничто не может являться никакому чувствующему субъекту, т. е. никакое чувственное восприятие безусловно невозможно. Поэтому, с другой стороны, пространство и время не суть психологические явления, происходящие из сочетания ощущений (как то полагают некоторые новейшие психологи): пространство и время столь же (если не более) реальны, как совокупность явлений внешнего и внутреннего мира, и независимы от моей личной душевной жизни, от моего личного опыта. Пространство и время существуют независимо от всех моих единичных чувственных восприятий, от всех явлений, которые наполняют пространство и время. Наоборот, все восприятия, все явления ими обусловлены. Так что помимо моей эмпирической чувственности, испытывающей те или другие впечатления, Кант признает во всяком восприятии особый элемент, который не сводится к таким впечатлениям и в то же время обусловливает всякое чувственное восприятие, – именно, само пространство и время. Пространство и время существуют помимо моего мозга, помимо моего личного Я, но не помимо чувственности вообще; сказать, что они обусловливают явления, значит признать, что они обусловливают восприятия; сказать, что они обусловливают восприятия или что они суть всеобщие, универсальные формы восприятия, значит признать их психический характер т. е. их отношение к чувственности. Что такое эта универсальная или "трансцендентальная" чувственность, этого Кант не объясняет: он не задается вопросом психологии или метафизики, а только вопросом теории познания. В этом смысле "трансцендентальные" формы познания или чувственности суть такие формы, которые необходимо предполагаются во всяком познании или восприятии и постольку a priori обусловливают его . (Ср. Фалькенберг, Ист. Нов. Филос. в русск. перев. под ред. проф. Введенского. СПб., 1894 г., где это учение Канта излагается следующим образом: "Вещи и события этого мира явлений существуют как до, так и после моего восприятия; они суть нечто отличное от моего субъективного и мгновенного представления о них. Пространство и время, в которых они происходят, даются им не индивидуальным восприятием, а сверхиндивидуальным, "трансцендентальным сознанием" ... Действительность по своей форме зависит от этого “трансцендентального субъекта”, и постольку она есть нечто объективное, т. е. она есть всеобщее и необходимое явление для всех подобных нам существ; «законы, которые разум (не единичного человека!) предписывает природе, имеют значение для явлений, потому что они имеют значение для всякого человека». У нас многие недостаточно обращают внимание на существенную особенность Канта – на отличие его трансцендентального идеализма от простого иллюзионизма.). Перенося вопрос на почву психологии, мы можем строить различные предположения. Поскольку всякий организм происходит от других организмов и первоначально стоит с ними в живой психологической связи, поскольку вся органическая жизнь может рассматриваться как связный преемственный ряд – мы можем предположить всеобщую чувственность во всех чувствующих организмах, во всей природе. Но это будет только наше предположение. Если же мы, вместе с Кантом, углубимся в анализ нашего сознания, наших чувственных восприятий, нам не трудно будет открыть в них такие всеобщие формы, которые совершенно не зависят от нашего личного опыта и сознания, но а priori обусловливают всякое возможное восприятие. Это будет уже не предположение, а несомненный факт, который всякий может проверить: стоит только попытаться представить себе чувственное явление или какое-либо восприятие вне пространства и времени, чтобы убедиться в безусловной необходимости и всеобщности этих форм явления в нашем сознании. 5. Интуиции пространства и времени как условия всякого опыта 1. Наш ум может познавать предметы потому, что все познаваемое в них создается тем же умом, по присущим ему правилам или законам; другими словами, познание возможно потому, что мы познаем не вещи сами по себе, а их явление в нашем сознании, обусловленное не чем-нибудь внешним, а формами и категориями нашей же собственной умственной деятельности. Кант систематически показал, что "первичные" определения вещей (первичные качества) обусловлены познающим умом, но не в его эмпирических состояниях (как чувственные свойства), а его априорными или трансцендентальными актами, создающими предметы как такие. В естествознании все так назыв. законы природы суть нечто большее, чем простое констатирование единичных случаев, чаще или реже повторяющихся. Они обязаны своим значением лежащему в их основе положению причинности, которое устанавливает между явлениями всеобщую и необходимую связь; но основоположение "все явления имеют свою причину" есть, во-1-х, априорное, независимое от опыта (ибо опыт не может обнимать всех явлений), а во-2-х, оно полагает нечто такое, что из данного порядка явлений аналитически выведено быть не может (ибо из того, что некоторые явления происходят в известной временной последовательности, нисколько не вытекает, что одно есть причина другого); следовательно, это основоположение есть синтетическое суждение a priori, а через него тот же характер принадлежит и всему чистому естествознанию, которого задача есть установление причинной связи явлений. Для того, чтобы синтетическое соединение 2-х представлений имело априорный, а потому всеобщий и необходимый характер, требуется, чтобы это соединение было определенным и правильным актом самого познающего субъекта, т. е. чтобы он обладал способностью и известными способами соединять или связывать эмпирический материал единичных ощущений, который сами по себе еще не дают никакого познания. Они могут стать предметом познания лишь через деятельность самого познающего ума. И действительно, наш ум, во-1-х, приводит все данные ощущения в некоторый наглядный, или воззрительный (anschaulich), порядок в формах времени и пространства, или создает мир чувственных явлений, а во-2-х, эти чувственные явления он связывает умственно, по известным основным способам понимания (категории рассудка), создающим мир опыта, подлежащий научному познанию. 2. Пространство и время не могут быть ни внешними реальностями, ни понятиями, отвлеченными от данных в опыте свойств или отношений вещей. Первый, наивный взгляд на время и пространство как на самобытные реальности вне нас, по справедливому замечанию Канта (в латинской диссертации), принадлежит к области баснословия (pertinet ad mundum fabulosum), второй же, с виду более научный, взгляд подробно опровергается нашим философом. Настоящую силу всей его аргументации дает та несомненная истина, что всякий, даже самый элементарный опыт мыслим только при различении моментов и мест, т. е. предполагает время и пространство, которые, будучи, таким образом, непременными условиями всякого опыта, не могут сами по себе быть продуктами никакого опыта. Самая попытка эмпирического объяснения этих форм чувственности возможна только при двояком, довольно грубом недоразумении: при отождествлении их самих с отвлеченным понятием о них и затем при смешении самого времени и пространства с частными временными и пространственными отношениями. Как если бы кто-нибудь вопрос о происхождении зоологического вида лошадь смешивал, с одной стороны, – с вопросом о происхождении отвлеченного понятия лошадь, а с другой стороны – с родословной тех или других экземпляров конской породы. Психофизическая генеалогия времени и пространства предполагает притом, кроме самого времени и пространства, еще определенную животно-человеческую организацию, т. е. некоторое чрезвычайно сложное временно-пространственное явление. Если, таким образом, время и пространство не могут быть ни внешними предметами, ни отвлеченными от внешнего опыта понятиями, то – заключает Кант – каждое из них может быть лишь чистым воззрением (intuitus purus, reine Anschauung), т. е. априорной, субъективной и идеальной формой, или как бы схемой (veluti schema), необходимо присущей нашему уму и обусловливающею для него правильную координацию чувственных данных. Другими словами, это суть 2 основные условия воззрительного синтеза чувственности, совершаемого нашим умом. Все состояния нашего субъекта без исключения являются как моменты одного и того же времени (что возможно только в силу априорной природы этой формы), некоторые же из них определяются как части одного и того же пространства (что также предполагает субъективный априорный характер пространственного воззрения). Из этого различия вытекает противоположение внутренних явлений, связанных во времени, но не в пространстве, и внешних, связанных не только во времени, но и в пространстве – противоположение лишь относительное и с точки зрения Кант не вполне объяснимое. В чем бы, впрочем, ни состояло неведомое (с этой точки зрения) последнее основание, в силу которого некоторые из наших чувственных состояний объективируются и представляются как внешние вещи, а другие, напротив, всецело сохраняют свой субъективный характер, – тот начальный способ, которым первые полагаются как внешние предметы, т. е. самое представление вне бытия, или пространственное воззрение, есть, во всяком случае, так же как и время, собственный, ни от чего постороннего не зависящий, чистый или трансцендентальный акт самого познающего субъекта. Благодаря этой априорно-синтетической природе времени и пространства только и возможна математика как настоящее познание, т. е. образуемое из синтетических суждений а priori. Числа суть априорные, но вместе с тем воззрительные акты сложения (Zusammensetzung) во времени; геометрические величины суть такие же априорные и воззрительные акты сложения в пространстве. Подлежать счислению и измерению, т. е. находиться во времени и пространстве, есть всеобщее и необходимое (потому что a priori полагаемое) условие всего чувственного, вследствие чего и учение свое о времени и пространстве Кант назвал трансцендентальной эстетикой (от αϊσθησις – чувство, ощущение). 6. Разгадка априорности Синтетические суждения a priori суть не что иное, как связь противоположного через само себя или, иными словами, абсолютное понятие, т. е. соотношения различенных определений, данных не посредством опыта, а посредством мысли, как напр. причина и действие и т. д. Пространство и время суть также нечто связующее; они поэтому суть также a priori, т. е. находятся в самосознании. Показав, что мышление обладает синтетическими суждениями a priori, суждениями, не почерпнутыми из опыта, Кант тем самым показывает, что мышление конкретно внутри себя (имманентно). Итак, синтетические суждения могут быть априорными лишь в том случае, если они опираются только на форму чувственности, а не на сам чувственный материал. Именно таковы, по Канту, суждения математики, кот. конструирует свой предмет, опираясь либо на чистое созерцание пространства (геометрия), либо на чистое созерцание времени (арифметика). Это не значит, конечно, что тем самым математика не нуждается в понятиях рассудка. Но из одних только понятий, без обращения к интуиции, то есть созерцанию пространства и времени, она не может обойтись. Т. обр., рассмотрение пр-ва и времени не как форм бытия вещей самих по себе, а лишь как априорных форм чувственности познающего субъекта позволяет Канту дать обоснование объективной значимости идеальных конструкций – прежде всего конструкций математики. Тем самым и дается ответ на вопрос, как возможны синтетические суждения a priori. Казалось бы, Кант противоречит самым обыденным представлениям о мире. Но именно противоположный взгляд на мир (что пространство и время есть свойства вещей в себе, что законы также суть свойства мира) есть взгляд материалистический. Подобные рассуждения по поводу времени мы уже видели у Августина. Но Августин говорил о времени как о «протяженности души» и «протяженности духа» (имеется в виду, возможно, Дух Святой). Т. е. время для Августина – это и субъективная, и объективная категория, но не материальная. У Канта же никакого перехода ко времени и пр-ву как объективным категориям нет. В отличие от Августина и Плотина (в действительности, впервые концепция пространства и времени как объективных форм чувственности встречается именно у Плотина), Кант пытается следовать только по научному пути, сознательно избегая всякой религиозной проблематики, хотя он не считал себя человека неверующим. В своей философии он пытался рассуждать с точки зрения ученого как беспристрастного исследователя истины. Так вот, оказывается, что разум нам говорит одно: пространство и время в мире объективно не существуют, они суть субъективные формы нашей чувственности. (Возражения – А. А. Козлов.) [1] Кант И. Пролегомены ко всякой будущей метафизике, могущей возникнуть в системе науки / Пер. В.С.Соловьева. М„ 1993. С. 69. [2] Кант И. Пролегомены. М., 1937. с. 51. [3] Кант И. Соч.: В 6 т. М., 1965. Т. 4 (1). с. 140. [4] Husserl Ε. Cartesian meditations. The Hague, 1960, s. 24. [5] Кант И. Соч. в 6 т. Т. 3. С. 340. [6] Антология мировой философии в 4 т. М., 1969. Т. 2. С. 111, 113. [7] Из лекций прот. Влад. Мустафина. [8] Кстати, здесь следует подчеркнуть, что в противоположность современным позитивистским концепциям, Кант не сводит язык к логическому или семантическому содержанию слов. Согласно Канту, язык как средство выражения вообще – это: а) тон (модуляция); б) движение (жестикуляция); в) слово (артикуляция). На основе такого понимания языка Кант строит классификацию искусств: а) музыка, б) пластика, в) поэзия. [9] Паскаль Б. Мысли. СПб., 1888. с. 238. [10] «Критика чистого разума», финал. [11] Гегель Г. Энциклопедия философских наук: В 3 т. М. 1975 Т. 1 с .162. [12] Платон. Федон. 75 а. [13] Кант И. Соч.: В 6 т. М., 1965. Т. 4 (1). С. 140. [14] Гегель Г. Энциклопедия философских наук. Т. 1. С. 161. [15] Юм Д. Исследование о человеческом познании. Соч. Т. 2. С. 77. [16] Юм Д. Исследование о человеческом познании. Соч. Т. 2. С. 159. Опубликовано на сайте: http://intencia.ru Прямая ссылка: http://intencia.ru/index.php?name=Pages&op=view&id=505 |