Интенция | Все о философии

24.03.2009 - Суть трансцендентализма Канта

1. Таинственность мира
2. Гносеологический скептицизм Канта: явления и вещи-в-себе
3. Допущение трансцендентной действительности
4. Моделирование действительности
5. Где же критерий истины?
6. Почему же нам кажется, что мы познаем?
7. Что представляет собой априорные формы восприятия?
8. Учение о первичной рационализации опыта
9. А что представляет собой априорные формы мышления?
10. Дань науке как миру эмпиризма

1. Таинственность мира

Кант был озадачен проблемами, вытекавшими из философии Беркли и Юма. По их мнению, убежденность в том, что присутствующие в наших восприятиях явления (феномены) адекватно представляют реальный вещественный мир, есть не более чем следствие удобной привычки, а также философских предрассудков. Идеи Беркли и Юма содержат в себе мировоззренческий вызов и создают ситуацию, которую Кант расценивает как «скандальную». Он пишет: «Нельзя не признать скандалом для философии и общечеловеческого разума необходимость принимать лишь на веру существование вещей вне нас (от которых мы ведь получаем весь материал наших знаний даже для нашего внутреннего чувства) и невозможность противопоставить какое бы то ни было удовлетворительное доказательство этого существования, если бы кто-нибудь вздумал подвергнуть его сомнению»

Внешний мир, оказывается, ускользает от нашего познания. Таким образом, ближайшая задача кантовской философии – попытаться утвердить реальность существования внешнего мира. Для этого нужно было свернуть с колеи примитивного эмпиризма, проложенной локковскими принципами и отшлифованной до логического конца в учениях Беркли и Юма.

Ведь если мы по-прежнему будем считать, что все существующее во внешнем материальном мире дается познанию посредством наших органов чувств (и составляет тем самым “копии”), то оказывается, что знание о мире – это знание о моих восприятиях, и поэтому нет разницы между внешним миром и восприятием. Следовательно, от внешнего мира я вообще могу отказаться как от ненужного удвоения.

Поэтому, рассуждает Кант, коль скоро мы желаем утвердить существование внешнего мира, необходимо сделать предположение о том, что не всё, что есть во внешнем мире (в действительности), существует в качестве явлений, т. е. в качестве того, что является нашим органам чувств, а также иным познавательным способностям человека. Эту скрытую часть Кант назвал «вещами в себе»: некоторая объективная реальность, существующая независимо от человека и никоим образом не могущая быть им познанной – ни посредством его разумной, или рассудочной, способности, ни посредством чувственных восприятий. Если бы это было возможно, то оно было бы лишь явление и сводилось к данным органов чувств, а отсюда – дорога ведет только в солипсизм (признания единственной реальностью только своего “Я”).

Итак, действительность скрыта от нас – она есть мир “вещей в себе”, ноуменов, которые трансцендентны нам. «О том, каковы они (вещи) могут быть сами по себе, мы ничего не знаем, а знаем только их явления, т. е. представления, которые они в нас производят, действуя на наши чувства».

2. Гносеологический скептицизм Канта: явления и вещи-в-себе

Век Просвещения знаменует собой эффективность предметно-практической деятельности человека, основанной на знаниях, полученных в результате опытного взаимодействия человека и мира. Кант признает это. Однако его позиция основывается на том философском наблюдении, что знание хотя и связано с опытом, но не определяется им полностью. «Опыт хотя и научает меня тому, что существует и как оно существует, но никогда не показывает, что это необходимым образом должно быть так, а не иначе. Следовательно, опыт никогда не дает познания о природе вещей самих по себе»[1]. Эта исходная интуиция заставляет Канта запастись достаточной долей скептицизма с тем, чтобы различать явления и сущности, опыты и законы.

Гносеологический скептицизм И.Канта (по мнению Г Гегеля) имеет своим основанием противопоставление и жесткое разведение явлений и сущностей.: «О том, каковы они [вещи] могут быть сами по себе, мы ничего не знаем, а знаем только их явления, т. е. представления, которые они в нас производят, действуя на наши чувства»[2]. Это утверждение И.Канта основано на допущении принципиального различия между тем, как существуют «вещи сами по себе», и тем, как они нам являются.

Скептическая позиция И.Канта не лишена основания уже хотя бы потому, что явления и сущность, опыт и закон в любом случае не совпадают. Если бы явления и сущность совпадали, то не было бы необходимости в специализированном научном исследовании мира, достаточно было бы фиксации внешних впечатлений и показаний приборов. Познание, особенно научное, художественное, философское, – имеет, однако, более сложную структуру.

3. Допущение трансцендентной действительности

1. Философия Беркли была имманентизмом: для него всякое бытие понятно только как нечто такое, что где-либо мыслится, т. е. как бытие, выступающее в качестве чьего-то сознания. Таким образом, антитеза "мышление – бытие" превращается в уравнение "мышление бытия = мыслимое бытие".

Кант, в отличие от Беркли, предполагает область трансцендентного:

Человек в познавательной деятельности всегда имеет дело с явлениями. Но явления существуют постольку, поскольку существуют вещи в себе; явления обусловлены вещами в себе. Без вещей в себе явлений не существует.

Уже Платон был полностью согласен с элеатами в том, что без наличия чего-то самотождественного невозможно никакое познание. Но тут же возникал и антитезис, сформулированный софистами: «самотождественное – это то, что отнесено лишь к себе самому, а, следовательно, оно не может быть познаваемым, ибо познание есть отнесение к познающему субъекту». Значит, то, что может быть познано, есть всегда иное. Антиномию эту Платон разрешает следующим образом: тождественное самому себе, а стало быть, неизменное, вечное, неделимое бытие предмета не может быть дано среди явлений чувственного мира, а потому должно быть вынесено за его пределы.

Это бытие Платон называет идеями, но Кант, соглашаясь с самим содержанием антиномии, предпочитает осторожно говорить лишь о “вещах в себе”.

Кант использует и термин трансцендентное для обозначения того, что находится за пределами сознания и непознаваемо, трансцендентальное же внутренне присуще сознанию и познаваемо.




Кант пишет: «Я называю трансцендентальным всякое познание, занимающееся не столько предметами, сколько видами нашего познания предметов, поскольку это познание должно быть возможно априори». То есть трансцендентальным является познание не опытное, не эмпирическое, а то познание, которое оперирует только априорными данными. Трансцендентальное познание – это познание, занимающееся видами нашего знания постольку, поскольку это знание возможно априори. Собственно, вся кантовская философия, изложенная в «Критике чистого разума», есть трансцендентальная философия. – Слово «трансцендентный», которое Кант также использует, означает «превосходящий все наши способности познания». В данном случае можно сказать, что это пара понятий: трансцендентальное познание – это чистое познание, лишенной всякой эмпирической данности, а трансцендентный – это то, что превосходит пределы нашего познания. Нельзя сказать: «трансцендентное познание» – это нонсенс, «горячий лед».

2. Познанию доступны только явления вещи (феномены), представленные в заданных субъектом всеобщих и необходимых формах.

Кант отличает феномены от ноуменов – умопостигаемых (интеллигибельных) предметов, не данных в опыте, но таких, какие мы можем помыслить.

НОУМЕН (греч. noumenon – умопостигаемое) – термин, означающий в противоположность феномену постигаемую только умом (умопостигаемую) сущность. Платон, впервые применивший этот термин (в диалоге «Тимей»), понимал под Н. реальность как она существует сама по себе и предмет умозрительного знания. У Канта Н. рассматривается в 2-х значениях. 1) Как отрицательное, проблематическое понятие (в «Критике чистого разума») Н. – это предмет рассудка, интеллектуальной интуиции. 2) В «Критике практического разума» Кант указывает на возможность положительного понятия о Н. как предмете внечувственного созерцания. Н. в этом смысле недоступен человеку, т. к. созерцания последнего, по Канту, могут быть только чувственными.

3. Трансцендентальная аналитика логично завершается противопоставлением феномена и ноумена: Кант ограничил сферу (правильной) рассудочной деятельности миром явлений (феноменов), т. е. связал их с вещами для нас. – Вещи же в себе (ноумены) остаются непознаваемыми. Их мир "проблематичен", т. е. возможен. Его функция – ограничение чувственности и самого человека, поскольку он не в состоянии познать ноумены с помощью категорий.

Недаром Кант сравнивает эксперимент с судебным разбирательством, в ходе которого судья заставляет свидетеля отвечать на поставленные вопросы, не уклоняясь от ответа (а, значит, формулируя его в «двоичном да-нет коде»): «Естествоиспытатели поняли, что разум видит только то, что сам создает по собственному плану, что он с принципами своих суждений должен заставлять природу отвечать на его вопросы, а не тащиться у нее словно на поводу. Разум должен подходить к природе не как школьник, которому учитель подсказывает все, что он хочет, а как судья, заставляющий свидетеля отвечать на предлагаемые им вопросы» (Кант И. Критика чистого разума. М., 1994, с. 16-17).

Мы изучаем явления в “идеализированных” (т. е. соответствующих нашим “идеям”) экспериментальных (иначе говоря, искусственных) условиях, причем сам характер этих условий определяется структурой нашей очередной теории. Но именно “искусственность” экспериментальной ситуации и обуславливает ее предпочтительность, – она позволяет описывать эксперимент на языке математики, но главное – она обеспечивает возможность диа-лога с миром. От-страняясь от мира, человек создает тот про-межуток, то про-странство, в котором оказывается возможен диа-лог, рас-суждение, позволяющее при-ходить от ложных суждений к истинным.

Как было показано Кантом, тщательно проанализировавшим предпосылки новоевропейского естествознания, начиная с эпохи Нового времени метафизика природы превращается в метафизику материи. Разумеется, материю классической физики ни в коей мере нельзя отождествить с материей античной и средневековой натурфилософии: если та была аморфна и потому неописуема, то эта предстает как неизменная самотождественная сущность, т. е. наделяется теми самыми характеристиками, которые Платон усваивал идее, а Аристотель – форме. Именно эта неизменно самотождественная “объективно существующая” эфирная материя, а не наполненная само-сущной жизнью языческая при-рода, и есть тот без-жизненный субстрат, из которого, согласно представлениям “объективной” науки, “устроен” весь мир.
4. Моделирование действительности

По Канту, человек способен моделировать трансцендентную ему действительность на основе своих ощущений, аффицированных этим скрытым миром. Из мира вещей в себе идут незримые импульсы или поля (мы точно не знаем), а наши органы чувств вырабатывают на этой основе ощущения, в какой-то мере “адекватные” импульсам (хотя что это означает – непонятно).

Уже любое восприятие, по Канту, не просто “считывает” и объединяет данные, а творчески перерабатывает, интерпретирует и организует ощущения вокруг опорных гештальтов восприятия. Такое свой нашего восприятия Кант называет продуктивным (т. е. производящим, творческим) воображением. Восприятие, включающее в себя функцию продуктивного воображения, уже не пассивно, – оно активно, оно моделирует, а не просто “считывает” данные. Это опытно подтверждается гештальтпсихологией, обнаружившей опорные гештальты восприятия – его базовые элементы, цельные образы. (Вы, вот, меня сейчас слушаете, а ваш мозг при этом лихорадочно занят поиском гештальтов, на основе которых вы сможете меня понять…).

5. Где же критерий истины?

О соответствии построенных нами моделей действительности говорить не приходится, поскольку действительность недоступна нам. Всё что нам доступно – это наши же модели. Поэтому о познании можно говорить лишь условно. Но истину можно понимать в духе когерентности (Гоббс) или близкой ей парадигм конвенциональности и прагматизма.

Ученые могут по-прежнему верить в истинность своих научных теорий. Только результаты науки должны, по Канту, претендовать не на абсолютную, а лишь на интерсубъективную (общечеловеческую) истину, что, впрочем, оказывается достаточным для практической деятельности людей.




6. Почему же нам кажется, что мы познаем?

Почему же нам может казаться, что мы всё же нечто познаём? – Потому что все данные наших чувств укладываются в прокрустово ложе априорных (врожденных) форм восприятия и мышления. А наш разум умеет представлять полученные впечатления в форме всеобщих истин. Конечно, с его стороны это – надувательство и претензия. Но зато так у нас возникают предметы. А на самом деле предметы – это не что иное как предметность самого нашего восприятия.

7. Что представляет собой априорные формы восприятия?

Многообразие ощущений, говорит Кант, действительно дает нам чувственное восприятие; ощущение – это содержание, “материал” чувственности. Но помимо этого, уже сама наша чувственность имеет свои доопытные (априорные) формы, в которые с самого начала как бы “укладываются” эти ощущения, с помощью которых ощущения “упорядочиваются”.

Эти формы – пространство и время: пространство – это априорная форма внешнего чувства, тогда как время – априорная форма чувства внутреннего. Рассмотрение пространства и времени не как форм бытия вещей самих по себе, а как априорных форм чувственности познающего субъекта позволяет Канту дать обоснование объективной значимости идеальных конструкций – прежде всего конструкций математики.

8. Учение о первичной рационализации опыта

Что касается самих ощущений, то они в чистом виде практически не выделяемы, поскольку уже на самых ранних стадиях тесно переплетены с особого рода рассудочными операциями – трансцендентальными элементами познания. Это явление носит характер первичной рационализации опыта. Даже у младенцев она присутствует.

Рационализация – процесс постижения опыта силой рассудка. Факт первичной рационализации говорит о том, что его работа наличествует уже в самом исходном материале познания. На это указывал еще Платон в споре с сенсуалистами (диалог «Теэтет»). При желании такая “интеллектуализация” непосредственного опыта может пониматься и как искажение исходного познавательного материала. Таково знаменитое различение 2-х понятий времени: одно понятие раскрывается нам в непосредственном опыте, другое является продуктом интеллектуализации этого опыта в перенесении пространственной схемы в переживание времени.

Кант показал, что в составе всякого нашего знания имеются “трансцендентальные” элементы – материал, невыводимый из состава [чувственного] опыта. Этот трансцендентальный материал нигде не предстает нам в полной изолированности и отдельности, но всякий опыт всегда заключает его в себе.

9. А что представляет собой априорные формы мышления?

При этом Кант различал трансцендентальный материал, выступающий уже в восприятиях (пространство и время, вне которых нет у нас опыта), от т. н. категорий, которые привходят в наши суждения. Сам Кант различал 12 категорий, но существенное значение имеют категории субстанции, причинности и взаимодействия, которые действительно “организуют” наше знание. Уже в начальной стадии можно говорить о первичной рационализации исходного познавательного опыта.

Кант говорит: «Рассудок не черпает свои законы (a priori) из природы, а предписывает их ей»[3]. Это было названо коперниканским переворотом в философии: разум человека активен и задает вопросы, а природа отвечает на них.

10. Дань науке как миру эмпиризма

По словам Гуссерля виновником «абсурдного трансцендентального реализма» явился не кто иной как Декарт[4]. Произошло это потому, что Декарт пренебрег тем фактом, что имел дело с данными сознания и сразу устремился к метафизике. Упущенные Декартом возможности трансцендентального поля опыта были заменены, согласно Гуссерлю, «“метафизическими авантюрами” объективизма», ставшего главной характеристикой теоретических построений эпохи. Идеал философской радикальности полностью не реализовался. 2 линии развития декартовской философии – рационализм и эмпиризм – не достигли трансцендентального уровня исследования, оставшись на теоретико-познавательном. Только полный отказ от проблематики объективной научности и замена ее трансцендентальной проблематикой могут предложить пути преодоления кризиса наук.

Но Иммануил Кант пошел по иному пути, проявив “философскую узость”: он сомневался во всем, но не стал сомневаться в “факте науки”. Согласно И.Канту, «всякое наше знание начинается с чувств, переходит затем к рассудку и заканчивается в разуме, выше которого нет в нас ничего для обработки материала созерцаний и для подведения его под высшее единство мышления»[5]. Поэтому исходным, первичным источником знаний можно считать только чувственные данные, получаемые в результате установления контакта человека с миром. Чувственные данные, выраженные с помощью языка, становятся объектом рационального осмысления, что в конечном счете и делает возможным создание системы научного знания.

Т. обр., Кант встал в целом на сторону эмпиризма, и с платонических позиций это есть регресс даже по сравнению с картезианством. Эмпиризм его времени, основанный на схеме дуалистического реализма (копирования реальности) необходимо вынужден был признать абсолютную относительность всякого знания, и неудивительно, что в своем логическом и историческом развитии неизбежно приходит к скептицизму или к солипсизму. Но примитивное понимание эмпиризмом процессов познания, основанное на его дуалистическом реализме, Кант заменяет тщательно разработанным трансцендентализмом, задачей которого как раз и является подведение под эмпиризм солидной философской базы.

[1] Кант И. Пролегомены ко всякой будущей метафизике, могущей возникнуть в системе науки / Пер. В.С.Соловьева. М„ 1993. С. 69.

[2] Кант И. Пролегомены. М., 1937. с. 51.

[3] Кант И. Соч.: В 6 т. М., 1965. Т. 4 (1). с. 140.

[4] Husserl Ε. Cartesian meditations. The Hague, 1960, s. 24.

[5] Кант И. Соч. в 6 т. Т. 3. С. 340.

Опубликовано на сайте: http://intencia.ru
Прямая ссылка: http://intencia.ru/index.php?name=Pages&op=view&id=507