Интенция | Все о философии

19.10.2010 - Характер взаимоотношения философии и науки в учениях милетских мыслителей

Милетские философы были первыми в европейской культуре, кто открыл в ней принципиально новую область — область философского исследования, осознал в той или иной мере, сформулировал и по-своему разрешил логически наиболее фундаментальные философские проблемы: проблему субстанции, первоосновы всего сущего, и проблему источника движения, принципа, объясняющего способ возникновения из установленной первоосновы всего многообразия вещей и явлений.

Все они были по своей основной мировоззренческой тенденции наивными материалистами, поскольку не вполне осознанно приняли в качестве первоначала всего сущего ту или иную (определенную или неопределенную) материальную стихию. Основная тенденция в трактовке ими принципа движения была наивно-диалектическая, исходящая из признания внутренне раздвоенной природы движения. Вместе с тем для философских построений милетцев характерна неразвитость содержания учений, выразившаяся не только в предположительном характере самих первоначал и отсутствии (или гипотетичности) оснований, приводимых в пользу правильности выдвигаемых принципов, но и прежде всего в чрезвычайно бедном содержании самих учений, ограничивающемся решением самых первых философских проблем. Эта неразвитость учений милетских мыслителей в целом обусловлена тем обстоятельством, что первые философские построения, именно потому, что они — первые, и не могли еще обладать достаточной зрелостью и всесторонней обоснованностью, что, однако, не лишает их того высокого значения и ценности, которую они имеют в развитии европейской и в целом мировой философской мысли.

В области собственно научного познания заслуги милетских философов заключаются прежде всего в переносе специальных познаний, накопленных в странах Востока, их ассимиляции и распространении в Древней Греции. Однако гораздо важнее их собственный вклад в развитие науки, заключающийся не просто в частных научных результатах, значительно расширивших область специальных знаний, но в создании основ теоретической науки — специализированного познания частных явлений реального мира, связанного с разработкой и обоснованием общетеоретических представлений (гипотез, теорий), введением в широкую практику научного познания специализированных научных объяснений на основе ближайших причин и осуществлением на основе таких объяснений научных, основанных на знании причин, предсказаний. Такого рода деятельность привела в своем дальнейшем развитии к формированию качественно нового этапа в развитии научного познания, существенно повлиявшего и на развитие современной, чрезвычайно дифференцированной и специализированной науки с ее предметной формой организации знания. Таким образом, с именами первых милетских мыслителей связано возведение частнонаучного познания на качественно новую ступень, ступень становления теоретической науки. Кроме того, милетские мыслители своей частнонаучной деятельностью поставили основные, наиболее крупные теоретические проблемы, связанные с изучением природы, а именно проблемы космогонии, космологии, происхождения жизни, антропологии и т. д. Тем самым они заложили основание дальнейшей более глубокой дифференциации всей области научного исследования.

Что же касается вопроса о соотношении философии и науки, то дальше неясного еще сознания более высокой ценности и значимости философии по сравнению с собственно научным познанием и первых, весьма неразвитых и несовершенных попыток применить общефилософские принципы, связать их с научно-теоретическими построениями милетцы не пошли да, по всей вероятности, и не могли пойти. Объясняется это главным образом неразвитостью, незрелостью как философского мышления, так и частнонаучного познания, общая теоретическая направленность которых не способствовала, видимо, самой постановке вопроса о более строгом разграничении философии и частных наук. Методологическая функция философских принципов еще только начала осознаваться, находилась в зачаточном состоянии, согласуясь в целом с неразвитостью содержания самих философских построений.

Как философские учения милетских мыслителей, так и их частнонаучные гипотезы и теории, а также более частные причинные объяснения отдельных природных явлений имеют одну, преимущественно сближающую, роднящую их характеристику, а именно: им присущ умозрительно-спекулятивный, чисто теоретический характер. Их фундаментальные философемы, не опосредованные еще знанием разнообразного, богатого фактического материала, имеют своей главной задачей выработку самых общих, первоначальных понятий о реальности как целом в ее наиболее общих, но вместе с тем и наиболее значимых характеристиках. В согласии с этим их частные научно-теоретические представления носят преимущественно умозрительно-спекулятивный характер, поскольку они не ориентированы на какое-либо практическое использование и, кроме того, не подвергаются опытно-экспериментальной проверке на предмет их истинности. Основная цель их создания заключается в необходимости уяснить, теоретически постигнуть, понять существо дела, а не извлечь из такого объяснения и понимания какую-либо практическую выгоду, хотя это в принципе и возможно сделать.



Преимущественно теоретический характер их частнонаучной познавательной деятельности проявляется и в присущем им разнообразии, несовпадении гипотез и теоретических построений для объяснения одного и того же круга явлений. Это свидетельствует о том, что основное внимание они уделяли разработке теоретической компоненты научного исследования и по существу мало заботились о фактической стороне дела. Сама возможность столь широкой теоретической свободы научного творчества была обусловлена отсутствием сложившихся традиций. Милетские мыслители своей философской и частнонаучной познавательной деятельностью только впервые формировали основания таких традиций, будучи в самом подлинном смысле пионерами как в сфере философии, так и в области теоретической науки.

Обусловленная общим умозрительно-спекулятивным, чисто теоретическим характером недостаточная дифференцированность философского и частнонаучного знания у милетцев объясняет факт простой рядоположности их философем, с одной стороны, и большинства их научно-теоретических представлений — с другой. Вследствие недостаточной развитости философии в целом и связанного с этим недостаточного понимания сущности методологической функции универсальных, предельно глубоких по своему содержанию философских принципов их частнонаучные познания (прежде всего общие теоретические концепции) не подверглись еще специальному, сознательному философскому обсуждению, ведущему в конечном итоге к их осмыслению и обоснованию, приводящему тем самым в разумную связь ближайшие причины, составляющие ядро научно-теоретических концепций, с первопричинами, принципами всего сущего, составляющими предмет собственно философского исследования. Осознание этой возможности и задачи, с ней связанной, видимо, впервые возникло у пифагорейцев, которые предприняли и первые серьезные попытки ее решения. Дальнейшее, более строгое и логически последовательное решение этой задачи было осуществлено Демокритом, которому Аристотель не случайно приписывает открытие подлинно научного метода исследования. Что же касается элейских мыслителей, то они своей последовательностью и бескомпромиссностью, приведшей в итоге к резкому разделению и противопоставлению философского знания как подлинно истинного всякому нефилософскому знанию, в том числе и знанию частнонаучному, способствовали уяснению своеобразия философии как по отношению к обыденному опытному познанию, так и по отношению к истинам частнонаучного характера и значения.

Следует отметить, что недостаточная осознанность принципиального превосходства философского познания над познанием частнонаучного типа и связанное с этим недостаточное понимание методологической функции философских принципов есть черта, принадлежащая не только милетским мыслителям, но и большинству древнегреческих натурфилософов, в том числе Эмпедоклу и Анаксагору, завершающим натурфилософский период в развитии древнегреческой философской мысли. Подчеркивая этот бессознательный или полусознательный характер первых философских построений древнегреческих натурфилософов, Аристотель справедливо говорил: «Перечисленные философы, как мы отмечаем, до сих пор очевидным образом привлекли две причины из тех, которые мы различили в книгах о природе — материю и источник движения, при этом нечетко и без всякой ясности, но как это делают в битвах люди неискусные; ведь и те, оборачиваясь во все стороны, наносят иногда прекрасные удары, но не потому, что знают; и точно так же указанные философы не производят впечатление людей, знающих, что они говорят: они явным образом совсем почти не пользуются своими началами или в (очень) малой мере (курсив мой. — А. Н.). Анаксагор использует ум как машину для создания мира, и когда у него явится затруднение, в силу какой причины (то или другое) имеет необходимое бытие, тогда он его привлекает, во всех же остальных случаях он все, что угодно, выставляет причиною происходящих вещей, но только не ум». Результатом того, что милетцами не был до конца осознан универсальный характер сформулированных ими философем, явилась логическая непоследовательность, выразившаяся в неполном применении философских принципов, за которую Аристотель справедливо подвергает критике их учения, как и более поздние по времени и более развитые учения Эмпедокла и Анаксагора, особо выделяя на их фоне логическую последовательность мышления элейских философов и логически последовательный, методический характер философии атомистов: Левкиппа и Демокрита.

М. Н. АФАСИЖЕВ

Опубликовано на сайте: http://intencia.ru
Прямая ссылка: http://intencia.ru/index.php?name=Pages&op=view&id=693