 26.10.2010 - Значение пифагореизма для частнонаучного познанияПифагорейцы основательно продвинули вперед частнонаучное познание. Они не только значительно расширили область математического знания, решив целый ряд специальных проблем арифметики, геометрии, стереометрии и разработав концепцию теоретической математики в целом, но и существенно продвинулись вперед в других областях частнонаучного исследования, сформулировав общетеоретические концепции космологии, астрономии, акустики, антропологии, психологии и медицины.Они развивали частные науки как вглубь (разрабатывая общетеоретические концепции), так и вширь, формулируя частные положения и истины практически во всех областях современной им науки. По всей вероятности, собственно философская деятельность пифагорейцев была прямым и непосредственным продолжением их теоретических по своему характеру специально-научных исследований, логически и исторически составивших исходный пункт формирования пифагорейского учения в целом. Все более углубляющееся понимание пифагорейцами содержания и смысла своей философемы, с одной стороны, и все более проясняющееся сознание универсальности ее значения в процессе истолкования все новых и новых областей реальности в терминах этого основного принципа — с другой, свидетельствуют о том, что философско-теоретическое мышление пифагорейцев двигалось в направлении, присущем человеческому познанию в целом, а именно: от познания явлений действительности к познанию сущности этих явлений и их последующему теоретическому осмыслению, объяснению и обоснованию в терминах познанной сущности. В результате реализации этой общей познавательной тенденции пифагореизм уже на достаточно ранних этапах своего развития формировался и развивался как преимущественно философское учение, поскольку последнее по познанию (высшие философские принципы) оказалось у них первым по природе. В пифагореизме мы наблюдаем характерное для развития философии и частных наук «оборачивание метода», поскольку достигнутые в ходе интеллектуальной работы общефилософские принципы были положены в дальнейшем, на всех последующих этапах эволюции учения в основу понимания, теоретического объяснения и обоснования практически всех доступных для них областей изучаемой реальности. В этом философско-теоретическом осмыслении, объяснении и обосновании различных специальных областей научного знания математика и прежде всего исследующая числа и их взаимоотношения арифметика играли важную, но все же подчиненную роль. Ибо хотя числа и их соотношения занимали ключевое положение в частных теоретических концепциях, однако последний, окончательный и, следовательно, абсолютный смысл и значение эти числа и числовые соотношения находили в пифагорейской философеме, дающей категориальное обоснование .природы числа как такового. Вместе с тем неверно было бы считать, что сами пифагорейцы вполне осознавали различия между собственно методологической функцией своего философского принципа и ее практической реализацией. На наш взгляд, у пифагорейцев философское истолкование и обоснование различных разделов частнонаучного знания, непосредственно имеющих дело с познанием различных частных областей реального мира, все же не были (по крайней мере на ранних этапах эволюции) результатом сознательного, намеренного применения высшего принципа в решении более частных познавательно-теоретических задач. Ибо последнее предполагает строгое, сознательное разграничение предметов частных наук и философии. Собственно философская работа пифагорейцев, в которой мы видим «оборачивание метода», не была еще опосредствована знанием всех этих существенных для развитого философского учения различий, а в значительной мере была еще наивной, бессознательной, являясь логическим продолжением их общетеоретической по своей основной направленности деятельности, реализуемой в области математики, космологии, акустики и т. д. И хотя пифагорейцы в конце концов все же связали свой универсальный философский принцип, истину высшего порядка с истинами более частными, построив достаточно цельное, связное и последовательное учение, имеющее в целом характер философско-научного мировоззрения, однако сделали они это наивным, бессознательным образом. В этом мировоззрении связь всеобщего и особенного осуществлена в ее непосредственной, наивной форме, в которую еще не проникло понимание существенных различий принципа и способа его конкретного применения, различия философского и частнонаучного знания. Недостаточная развитость, незрелость пифагореизма в целом проявилась не только в форме разрешения вопроса о взаимоотношении общефилософского принципа и специально-научного знания, но и в самом понимании объяснительных и интерпретативных возможностей данного принципа. Анализируя недостатки философского принципа пифагорейцев, Аристотель справедливо отметил, что, во-первых, он не дает никакой возможности, вследствие неподвижности самих чисел, объяснить и обосновать природу движения, которое неотъемлемо присуще всем вещам, и, во-вторых, он не в состоянии объяснить и обосновать возможность и действительное существование у вещей различных качественных свойств, таких, как тяжесть, легкость, цвет и т. д. Эти коренные, существенные недостатки основного философского принципа обусловили и другие недостатки пифагорейского учения, выявившиеся в ходе последующего применения этого принципа при объяснении различных явлений. С одной стороны, пифагорейцы, желая сохранить универсальную значимость принципа декады и будучи при этом достаточно последовательными в логическом отношении, осуществили теоретическое насилие над действительностью, произвольно выдумав особое небесное тело десятой сферы — Протоземлю. С другой стороны, они были недостаточно последовательны в объяснении на основе своего высшего философского принципа ряда других природных явлений. Отмечая этот существенный изъян пифагорейского учения, Аристотель пишет: «В самом деле, исходя из тех начал, которые они кладут в основу и указывают, они не в меньшей мере берутся давать разъяснения относительно чувственных тел, чем относительно математических; в соответствии с тем об огне, земле и других таких телах у них совсем ничего не сказано, думаю — потому, что в отношении чувственных вещей они никаких специальных указаний не давали». В этом отношении другие натурфилософы, особенно Гераклит и Демокрит, были более последовательны, поскольку они стремились, исходя из своих основополагающих принципов, объяснить и обосновать саму возможность возникновения и существования этих четырех основных природных стихий: огня, воздуха, воды и земли. Особенно отчетливо поверхностность и искусственность пифагорейской философемы проявилась при попытке ее применения для осмысления и объяснения природы этических добродетелей; справедливости, дружбы, любви и т. д., ибо выявилось то обстоятельство, что числа при этом не схватывают качественную, содержательную характеристику конкретных, объясняемых ими этических понятий. Учитывая все эти недостатки пифагорейского философского учения, Аристотель ставит следующий, в известном смысле роковой для пифагореизма вопрос: «Однако, почему числа причины? Есть семь гласных, семь струн или гармоний, семь плеяд; в семилетнем возрасте меняют зубы (некоторые животные, другие же не меняют), семь героев было под Фивами. Итак, оттого ли, что существует со своими определенными свойствами это именно число, их (фиванских героев) было семь и плеяда состоит из семи звезд? Или число их (фиванских героев) зависело от числа ворот города или от другой какой-либо причины, число же звезд в плеядах таково, так как мы их столько насчитываем?». Действительно, далеко не всегда очевидны и оправданы основания трактовки чисел в качестве объективных, самостоятельных сущностей, обусловливающих в конечном счете именно такую, а не иную числовую характеристику зависящих от этих сущностей природных вещей и явлений. Надточаев А. С. Опубликовано на сайте: http://intencia.ru Прямая ссылка: http://intencia.ru/index.php?name=Pages&op=view&id=696 |