|
Другая проблема, находившаяся в центре внимания Остина, — возможность познания «чужих сознаний» и его отражение в языке. Остин надеялся, что в результате его деятельности возникнет новая дисциплина, являющаяся симбиозом философии и лингвистики, — «лингвистическая феноменология». Он полагал, что познание сознания других людей сталкивается с особыми проблемами, но, подобно познанию любого другого вида, оно основывается на предшествующем опыте и наличных наблюдениях. Предположение о том, что это познание переходит от физических признаков к фактам сознания, ошибочно (Other Minds, p. 147 ff). Остин считает, что вера в существование сознания других людей естественна; обоснований требует сомнение в этом. Сомневаться в этом только на основании того, что мы неспособны «самонаблюдать» восприятия других людей, — значит идти по ложному следу, ибо дело здесь попросту в том, что, хотя мы сами и не наблюдаем чувств других людей, мы очень часто знаем их (там же, р. 158 ff).
Важное место в ранних работах Остина занимает введение понятий перформативного и констатирующего высказывания, которое он рассматривает как очередной шаг в развитии логических представлений о границе между осмысленными и бессмысленными высказываниями. Под первым он понимал высказывание, являющееся исполнением некоторого действия («Я обещаю, что...»), под вторым — дескриптивное высказывание, способное быть истинным или ложным. В дальнейшем эти идеи были преобразованы в теорию речевых актов (speech act theory). В целостном виде они были изложены Остином в курсе лекций «How To Do Things With Words», прочитанном в Гарвардском университете в 1955. Единый речевой акт представляется Остину как трехуровневое образование. Речевой акт в отношении к используемым в его ходе языковым средствам выступает как локутивный акт; в отношении к поставленной цели и ряду условий его осуществления — как иллокутивный акт; в отношении к своим результатам — как перлокутивный акт. Главным новшеством Остина в этой схеме является понятие иллокуции, т. к. локуцией всегда занималась семантика, а перлокуция была объектом изучения риторики, Остин не дает точного определения понятия иллокутивного акта. Он только приводит для них примеры (How То Do Things With Words. Oxf., 1962, p. 8) — вопрос, ответ, информирование, уверение, предупреждение, назначение, критика и т. п. Остин пытается обнаружить отличительные признаки иллокуции. В дальнейшем П. Ф. Стросон свел замечания Остина к четырем признакам, из которых главными являются признаки целенаправленности и коцвенциональности. Остин считал, что в отличие от локутивного в иллокутивном акте соглашения не являются собственно языковыми. Однако ему не удалось объяснить, в чем состоят эти соглашения. Остину принадлежит и первая классификация иллокутивных актов. Он полагал, что для этой цели нужно собрать и классифицировать глаголы, которые обозначают действия, производимые при говорении, и могут использоваться для экспликации силы высказывания — иллокутивные глаголы. С точки зрения современного уровня развития лексической семантики, классификация Остина представляется первым общим приближением к сложной структуре данного объекта исследования. Теория «речевых актов» оказала большое влияние на современную лингвистику и логику (т. н. иллокутивная логика, трактующая речевые акты как интенциональные действия говорящего).
Соч.: Are There A Priory Concepts.— Proceedings of the Aristotelian Society, 1939, v. XVIII, pp. 83—105; A Plea for Excuses.— Proceedings of the Aristotelian Society. 1956—1957, v. LVII, pp. 1—30; Ifs and Cans, L, 1956; Philosophical Papers. Oxf., 1961; Sense and Sensibilia. Oxf., 1962; How To Do Things With Words. 1962; Чужое сознание.— Б кн.: Философия, логика, язык. М., 1987, с. 48—96; Слово как действие.— В кн.: Новое в зарубежной лингвистике, вып. 17. М., с. 22—129; Истина.— В кн.: Аналитическая философия: становление и развитие (антология). М, 1998, с. 174—191.
Лит.: Хилл Т. И. Современные теории познания. М., 1965, с. 489—92.
О. А. Назарова
|
