|
Общее количество: 4 категориях |
|
|
---|
1. Сакральное и профанное
В развитом виде историческая религия включает в себя, в качестве основных компонентов, соответствующие виды сознания, деятельности, отношений, учреждений. Религиозному сознанию – мировоззрению, ядром которого является вера в священное (сакральное), принадлежит определяющее положение в религии.
Религиозное сознание ценностно и эмоционально насыщено, чувственно наглядно, символично, диалогично. В религиозной деятельности различаются культовая и внекультовая (теоретическая, пропагандистская, политико-организационная и т. д.) составляющие.
Важнейшее дело религиозной жизни – культ – проходящее в форме ритуала взаимодействие со священной реальностью, в котором актуализируются ее символы и события (миф). Религиозные отношения включают в себя отношения к явлениям сакрального мира, а также профанного, поскольку они соприкасаются с сакральным (например, в повседневном обращении к нормам религиозной морали).
Религиозные учреждения в своей совокупности образуют церковь (в широком смысле слова), основной организационной единицей которой является религиозная община. Типичным для церкви является строго иерархическое устройство, специализация, разделение верующих на клир и мирян.
2. Интегрирующая роль религии
Религия, предлагая индивиду и обществу мировоззрение с ценностными ориентациями, претендующими на абсолютный характер, а также соответствующий образ жизни, способна выполнять интегрирующую роль в культуре. Истоки многих специализированных сфер культуры – искусства, права, философии и т. д. – лежат в едином мифорелигиозном комплексе. В некоторые эпохи, как, например, в христианском Средневековье, религия определяет весь строй культуры.
3. Функции религии
Основные способы действия (функции) религии, как вытекает из приведенных выше ее характеристик, следующие.
1. Религия дает ценностные мировоззренческие ориентиры, связывающие частное бытие с Абсолютным началом и компенсирующие недостатки существования.
2. Она освящает определенные установления, порядки, критерии, утверждая их безусловную легитимность (законность).
3. Регулирует формы поведения и общения, организует социальное время и пространство, соотнося их с явлениями священной реальности.
4. Религия интегрирует достижения различных областей деятельности, способствует сохранению и, в определенной степени, развитию культуры. Религиозный способ утверждения жизненных устоев и культурного строительства имеет свои границы, обусловленные тем, что приверженцы тех или иных вероучений склонны придавать исключительную, сакральную ценность именно их канонам; не отвечающие им установления обесцениваются, де-легитимизируются. | |
|
|
---|
1. Явление религиозности
Главные факторы человеческого существования, поддерживающие религиозность, распределяются по нескольким большим разрядам.
1) Самый простой ответ заключается в том, что: есть Бог, Он сотворил человека, поэтому человек и религиозен – он помнит о Творце, видит в нем первейшее Благо и желает поддерживать с Ним связь.
Но есть и другие факторы.
2) личностно-экзистенциальные факторы: конечность индивидуальной жизни, ответственность за самоопределение, за личный ценностный выбор; стремление к самоутверждению, к идеалу; одиночество, страдания от потери близких, потребность в общении и т. д.
3) явления природного и социального порядка: разрушительная и созидательная сила природы, ее мощь, упорядоченность и красота; отчуждение в обществе; значимость социальных норм, мнений, настроений, традиций и т. д.
4) познавательно-психологические причины: ограниченность чувственного и рационального познания; ценностный характер знания; интуиция, воображение, образность и диалогизм мышления, абстрагирование и олицетворение и т. д.
2. Религия как связь
Религия (от лат. religio – благочестие, набожность, святыня, воссоединение). В самом широком смысле религия есть вид мировоззрения и образ действий, основанные на поклонении высшему началу, стремлении соединиться с ним, служить восходящим к нему идеалам. Предметом поклонения может являться не только божество, но и другой человек, семья, народ, сословие, партия, природа, искусство, наука и многое другое. Такого рода религиозность присуща в той или иной степени всем людям.
В более узком и общепринятом понимании религия («историческая», «позитивная») есть социально организованная вера в священное и основанный на ней способ общественной и личной жизни. Священное (сакральное) и вера в него – высшие ценности религии. Священное характеризует сверхъестественную, «чудесную», потустороннюю, трансцендентную реальность. Это особый мир, содержащий смыслы, образцы, силы, абсолютно значимые для мирской (профанной) – обыденной, посюсторонней реальности. Развернутый образ сакрального мира дается в основном в виде мифа. В качестве средоточия сил священного обычно представляется божество. В отношении к священному, божественному верующие испытывают страх, трепет и восхищение. Ему поклоняются, его почитают, чувствуют зависимость от него, обязательства перед ним, с ним связывают надежды на высшее счастье, на спасение.
В религии приобщение человека к высшим ценностям достигается через отношение к Абсолюту-святыне. Это отношение включает в себя устранение раздробленности, отчужденности существования – собор, означающий единение в любви и вере, обретение целостности отдельным человеком, общностью, историей, природой – всем сущим. Преодоление отчуждения от того, что наиболее ценно для человека, воспринимается верующими как спасение.
3. Мнение православного философа
Согласно православному богослову и философу П. А. Флоренскому, «...если онтологически религия есть жизнь нас в Боге и Бога в нас, то феноменологически религия есть система таких действий и переживаний, которые обеспечивают душе спасение», понимаемое как «равновесие душевной жизни». «А водворяя мир в душе, она умиротворяет и целое общество, и всю природу».
4. Философские мнения
Шлейермахер трактовал религию через особое чувство зависимости человека от бесконечного: «Ощущать, что все тождественно в чувстве Движущего нас в его высшем единстве, опосредовать этим все индивидуальное и особенное, а, следовательно, представить нашу жизнь как бытие и жизнь в Боге и через Бога – это и есть религия».
Для Гегеля религия является самосознанием Абсолютного Духа или знанием божественного духа о себе благодаря опосредованию конечным человеческим духом.
Согласно Канту, религия является познанием наших обязанностей в виде божественных заповедей, но не в виде санкций (произвольных, случайных для самих себя предписаний некоей чужой воли), а как существенных законов любой свободной воли.
[pagebreak]
Религия – универсальный феномен, связанный с «исполнением древнейших, сильнейших и жизненно необходимых желаний человечества» (Фрейд). Фрейд, сводя индивидуальную религиозность к неврозу, считал религию общечеловеческим навязчивым универсальным неврозом, который коренится в комплексе Эдипа, в амбивалентном отношении к отцу и снимает для верующего необходимость выработки собственного персонального невроза.
5. Атеистическое понимание сущности религии
С позиций атеизма, религиозное преодоление отчуждения объявляется иллюзорным и предлагаются альтернативные решения проблемы.
Так, Л. Фейербах полагает, что религия коренится в противоречивой сущности человека. Он есть единство индивида и рода, конечного и бесконечного, «Я» и «Ты». Человек, не сознавая этой двойственности, отчуждает свою сущность, представляет ее в виде Бога, удваивает мир. Этика любви Фейербаха должна вернуть любовь, обращенную на Бога, тому, кому она, по сути, предназначена, – человеку. Отчуждение исчезнет, когда люди будут следовать принципу «человек человеку Бог».
Фантастическое отражение в форме внеземных сил внешних обстоятельств, господствующих над человеком, видел в Р. Энгельс. Согласно Ф. Энгельсу, «религия является не чем иным как фантастическим отражением в головах людей тех внешних сил, которые господствуют над ними в их повседневной жизни, – отражением, в котором земные силы принимают форму неземных».
1. Интеллектуалистическое понимание сущности религии
1. Познавательная часть религии
В этом ракурсе происходит отождествление религии с познавательной способностью души. Тогда говорят: религия – это духовное знание.
Даже атеисты отчасти с этим согласятся: «Религия – это знание, но плохое знание, т. к. оно возникло в древности, а тогда не было хорошего знания» (в смысле естественно-научного знания). Атеистическая критика религии карикатурна, но есть и квалифицированная критика. Так, Гегель говорит, что: «религия – заменитель истинного философского знания».
Огюст Конт, французский мыслитель, основатель позитивизма, говорит примерно так: «Развитие человеческого знания прогрессирует: сначала – религия, затем – философия, метафизическая стадия, а теперь – позитивная стадия, характеризующаяся трезвостью (фиксируются только факты) и скромностью своих стремлений (устанавливать только взаимосвязь фактов и использовать это на пользу человечества)».
Что религия – это знание, это конечно бесспорно. Ведь нам важно, что Символ веры – это истина, а не какие-нибудь стихи. Нет ни одной солидной религии, которая пренебрегала бы своим учением (т. е. знанием). – А сколько было борьбы с ересями, кровавых межрелигиозных войн и др.
2. Исчерпывается ли религия своим знанием?
Но исчерпывается ли религия лишь познавательной областью? Конечно, нет! Естественно-научное знание – это какая‑то наука, по сути. Религия же с какой наукой может отождествляться? Такое отождествление нелегко. Может, отождествить религиозное знание со всем естественно-научным знанием? Тоже нелепо. Хотя, конечно, и религия, и наука отыскивают причины событий:
– наука – причины ближайшие и в естественной сфере (магия – и в сверхъестественной сфере);
– религия – причины ищет в сверхъестественной сфере (этим сходно с магией, но религия ограждена от темных сил).
Сейчас наука отрицает поиск причин и в сверхъестественной сфере (экстрасенсы и парапсихологи не в счет). Т. е. религию и науку объединяет лишь поиск причин.
3. Отождествление религии с философией
Тогда пытаются отождествить религию с философией, ведь солидная философия ставит вопрос о смысле жизни. С точки зрения науки, и религия, и философия выражены метафизикой. «Религия – это народная метафизика, а философия – "сливки», – сказал Шопенгауэр.
В чем же разница между религиозной и философской метафизикой?
Религия предлагает учение о спасении.
Философы предлагают постичь смысл жизни чисто теоретическим путем. Но этот процесс усваивания – долгий и сложный. Теоретизирование как смысл жизни – это все, что может предложить философская метафизика.
Религия, религиозная метафизика говорит: важно практическое осуществление в нравственной жизни теоретических метафизических основ. Без практики нет религиозной метафизики!
Ещё отличие: религия – из Откровения, а философы частенько говорят, что сами "додумались" до уровня "спасительного" знания. Но главное отличие: философия – теоретизирование (практика подразумевается сама собой), а в религиозной метафизике делается специально акцент на практике нравственной жизни.
Итак, и религиозное знание, и философия – это метафизика. А главная разница: религия имеет не только интеллектуальный элемент, но и волевой.
[pagebreak]
4. Проблема соотношения веры и знания
"Религия и философия", "религия и наука" – это другие вопросы, чем "вера и знание". Но этот последний вопрос неизбежно встает и сейчас, поэтому кратко вспомним. С точки зрения психологии, и вера, и знание – одно и то же /это уверенность/.
Но вера и знание похожи не только психологически, но и по функции: они направлены на то, чтобы подготовить наше будущее, нашу деятельность в будущем. Отличие в том, что знание оперирует фактами: наблюдение над фактами /их описание, классификация, установление законосообразных связей и затем воссоздание фактов для получения желаемых результатов/ – См. выше пример с огородничеством. Т. е. знание тоже устремлено в будущее, как и вера. Разница в том, что есть явления в нашей жизни, которые не повторяются /напр., наша собственная личная жизнь/, и знание здесь не работает. Если знания нет, а приноравливаться к ситуации надо, то вступает в дело вера, которая в данном случае является вероятностным знанием. Но что это такое – религиозная вера? А это та же вера /вероятностное знание/, но доведенная до максимума – продленная в вечность. Минимальное значение религиозной веры в том, что она налаживает социальную жизнь, ибо если нет жизни в вечности, то сейчас на земле все позволено! Поэтому все культуры на земле созданы на основе религий.
Ап. Павел: «Вера – это осуществление ожидаемого и уверенность в невидимом как в видимом». У человека есть надежды, а воля выбирает одну из этих надежд, и человек осуществляет свою жизнь согласно этому выбору. Вера – это санкция воли на осуществление какой-либо надежды. Потеря надежды ведет к унынию, к безнадёжности, а уныние – самый тяжкий из грехов (доведение до отчаяния). Вера занимается предметами, гораздо более значимыми для нашей личной жизни, чем знание. Если поведение человека определяется его верой, хотя и слабой, то "дело сделано" – человека можно назвать верующим. Хотя в этом смысле все люди верующие. Другое дело, что эта вера не всегда религиозна (напр., "уничтожение эксплуататоров"). Но установилось мнение, что слово "верующий" связывается именно с религиозно верующими людьми.
2. Волюнтаристическое понимание сущности религии
1. Нравственная сторона религии
При таком подходе происходит отождествление религии с волевой стороной души. Эта точка зрения кажется правдоподобной. Ведь, религия требует не только знания, но и включения воли, т. к. в религии важна практика. А не отождествляется ли религия с практикой, т. е. с нравственностью? Некоторые философы говорили, что отождествляется, и что все религии похожи друг на друга в нравственном аспекте. И это верно. Напр., принцип "не делай другим того, чего не хочешь себе" был не только в христианстве, но и в Ветхом Завете, и в конфуцианстве, и у Гиллеля (Старшего современника Христа, примерно на 30 лет старше.).
Итак, можно сказать, что сущность религии – в нравственности? Вроде бы да. И получается, что вероучение какой‑то конфессии не играет важной роли. Действительно, большинство простых, рядовых верующих не развиваются [разбираются? (о.Ил)] в богословских "сливках". Да и что требуется от рядовых верующих, а именно нравственные требования: вести благочестивый образ жизни, ходить "ритмично" в храм, причащаться, исповедываться... Самое главное подтверждение этой точки зрения /религия = нравственность/: все христиане призываются исповедывать свою веру "в делах" ("тако да просветится...").
2. Только ли нравственность?
Отождествление с волей появилось недавно – с XVIII в., распространено среди философов и протестантов.
Но, тем не менее, трудно согласиться, что религия – это всего лишь нравственная практика. Что мы можем возразить против абсолютизации этой точки зрения? В своей практике человек руководствуются именно учением: если вероучение усвоено не только формально, но и "сердечно", душой, то практика следует за этим учением естественно, как тень за предметом. Т. е. точка зрения волюнтаристов /назовем их так/ о совпадении религии и нравственной практики неверна.
Когда мы отождествляем религию с волей, то можем сравнить волю с некой высшей санкционирующей инстанцией. Да, воля может выбирать из различных вариантов правило жизни, но кто предлагает эти варианты правил жизни? Аналогия из законодательного процесса: сначала предлагаются проекты законов, затем это разбирается и санкционируется президентом. И воля наша – лишь как президент, т. е. 3‑я стадия – утверждение. Но кто "предлагает проект"?
Другой аргумент: воля не обсуждает "проекты" правил жизни, это может делать только познавательная сила нашей души. Т. е. воля сама себе теоретическую часть предложить не может, она может лишь выбрать то, что ей предложено.
Предметом моральной оценки является мотив, а не поступок. Так, в быту ценится не только какая‑то помощь, но и само желание помочь (не "топорное", конечно, а деликатно выраженное). Это тоже говорит не в пользу волюнтаризма.
[pagebreak]
Теоретическая сторона христианства /а это учение о спасении!/ – не на последнем месте, но, по крайней мере, не после голого морализирования. Человек жаждет смысла жизни, а не практических советов. Именно смысл жизни и дает христианство. Недаром все ереси /а ересь – это "всего лишь" теоретическое положение, а не практическое/ так сильно осуждались Церковью. Если теоретизируешь /т. е. веруешь/ правильно /право/, то практика приложится. Ведь у анахоретов нет иногда возможности вести себя безнравственно: убить некого, воровать не у кого, волей-неволей будешь нравственным. Т. е. теоретическая сторона тоже очень важна в христианстве, а не только моральная практика. Итак, волюнтаристическая точка зрения содержит долю истины, но абсолютизировать её нельзя, т. к. только поведением человек не может удовлетвориться, нужны мотивировки!
3. Сентименталистическое понимание сущности религии
Отождествление с чувствами – самая поздняя точка зрения, ей около 200.
Чувства – это всё, что связано с эмоциями, т. е. с удовольствием или страданием в разной степени. И разум, и воля могут нас иногда покинуть, но чувство – никогда! Кто-нибудь скажет: «Я не чувствовал ни удовольствия, ни страдания». Но это не так. Раз не чувствовал страдания, значит чувствовал удовольствие "в малых дозах". Чувствования играют колоссальную роль. Их имеют уже младенцы (у младенца нет разума и воли!). Если разум (во сне, например) и воля (в сомнении) могут отключаться, то чувства присутствуют всегда.
Недаром также говорят: "сердцем воспринимаем", "горячее чувство" и т. п.
"Опознали", т. е. вычленили в определенную группу чувствования лишь недавно. Некоторые мыслители: "религия – это чувствования", т. к. религиозность человека не увеличивается с увеличением знаний (1‑я точка зрения отпадает), нравственности тоже можно научить (2‑я точка зрения тоже отпадает), а о чувствах этого сказать нельзя. Чувства передать нельзя (отчасти это делает музыка – навевает определенное настроение; лирическая поэзия и пейзажи тоже).
Шлейермахер: "Чувство единения с природой, связи с природой – это и есть религия".
Чаще всего это ведет к пантеизму. Немалую роль здесь играет сентиментальность /чувствительность/. Интересный факт: в начале века было много интеллигенции, безупречной с моральной точки зрения, но почти полностью неверующей. В чем здесь дело? В том, что не было религиозного чувства, не было страха Божиего. Наличие истинной религиозности непременно связано с чувствованиями! Человек прочувствовал свою зависимость от Бога, тогда можно сказать, что он верующий! Младенцы несмышленые угадывают выражение лица, хотя не отдают себе в этом отчет. Физиономия, выражение лица – это как раз выражение чувств.
Сторонники сентиментализма говорят: смотрите, какая была умная тигрица, почувствовала, что следует подойти к отшельнику…, действительно тот пошел за тигрицей, возложил руки на слепых ее тигрят и те тут же прозрели. Никаких “символов веры” тигрица не знала, тем более не знала писания гностика (с этой точки зрения) Василия Великого.
На позициях, близких к сентиментализму, был русский богослов М. М. Тареев
2. Только ли чувства?
Но принять точку зрения отождествления религии с чувствами полностью нельзя, а только отчасти, нельзя эту точку зрения абсолютизировать. Чувствования, в отличие от других областей нашей жизни, сами являются целью. Человек что-то делает, чтобы достичь того или иного чувства, например, водку ищет, наркотики – Те же наркотики. Наступает некое расширение сознания, которое (это чувство) само по себе – цель наркомана (ведь ничего в жизни объективно не меняется).
Может быть, можно сказать: "религиозные чувства – цель религии"? Нет, конечно! А раз так сказать нельзя, то это – аргумент против отождествления религии с чувствами.
Иногда подменяли религиозные чувства эстетическими – в XVIII веке были в философии "романтики" (не в литературе) – теория эстетического (романтического) гуманизма. Гоголь: эстетическая развитость определяет и этическую – основное положение этого течения.
Точка зрения отождествления себя с универсумом ведет к пантеизму /от сентиментализма/. Ещё говорят, что молиться – это не читать отредактированный текст, а умиляться. Любая религия при отождествлении себя с универсумом разрушается.
Эта точка зрения оценивается так же, как и 2 предыдущие: доля правды есть, но абсолютизировать эту точку зрения нельзя, хотя сердечные переживания являются показателем приверженности к какой-либо религии. Самое глубокое восприятие религии – сердечное, т. е. чувственное.
| |
|
|
---|
1. Отличие человека верующего и неверующего
Но чем же тогда религиозный человек отличается от нерелигиозного, у обоих одинаковый строй души. Т. е. есть надобность в отыскании дополнительных признаков. Это можно сделать сравнительно-религиозным методом /не психологическим!/ – сравнивая различные вероучения.
У всех вероучений /основных, конечно/ есть нечто общее:
1. Признание личного Бога или нескольких личных богов.
2. Признание бессмертия души.
3. Признание необходимости стремления к святости /высокой нравственности/ и отвращения от греха.
4. Признание Божественного Откровения.
А это /п. 4/ – все познавательные элементы. Это нечто общее всех религий говорит нам, что для религиозного человека первостепенное значение имеет то, чему он придает объективное значение.
В нашем религиозном строе /строе религиозных людей/ участвуют все стороны души. Но этот строй религиозного человека /его души/ отличается от строя души нерелигиозного человека именно наличием, т. е. признанием этих познавательных элементов /т. е. положений/. Атеист же отрицает эти положения. А в остальном у религиозного человека и нерелигиозного все одинаково, душа и у атеиста, и у верующего "работает" одинаково. Наличие теоретических положений (отличие верующего от атеиста): верующий их признает на основе веры, атеист отрицает тоже на основе веры же, ведь доказать‑то нельзя, что Бога нет. Вывод: душа религиозного человека утверждает необходимость вышеперечисленных четырех положений для жизни, а душа атеиста отрицает. И это два различных стиля жизни, поразительно различные.
Атеист, как правило, материалист. Но дело в том, что и верующий, и атеист – не до конца последовательные люди. Признак же последовательного атеизма – отчаяние и уныние. В этом смысле можно сказать, что Ницше из корифеев был наиболее последовательным атеистом.
Но наша жизнь имеет иерархический характер. Первостепенное значение имеют:
1. Познавательные элементы.
2. Волевая стороны, непосредственно вытекающая из теоретической, как нравственность вытекает из догматики.
3. Чувствования, хотя они занимают большое место в нашей религиозной жизни, но они не определяют её, а лишь выражают и сопровождают религиозную жизнь.
Возникает вопрос: а вот это знание религиозного человека, эти четыре пункта, откуда они взялись? Философы говорят, что это врожденные понятия. Декарт: "Понятие о Боге врождено". Локк парировал: "Тогда это понятие д. б. свойственно и младенцам". Тогда остановились на компромиссе: "Человек предрасположен к восприятию таких понятий". Эти понятия:
1. Легко усваиваются /даже детьми/.
2. Приносят спокойствие души /речь не идет о темпераментах, т. е. о внешнем выражении эмоций, а о внутреннем покое души/.
Это говорит о предрасположенности человека к религиозным понятиям.
2. Вера и знание
1. Психология доверия
Античная и, в особенности, средневековая философия подняли вопрос об отличии знания от веры. В этом контексте знание связывалось с обязательно присущим ему доказательством. Вера обходится без доказательств, и тем самым она принципиально отличается от знания.
Какое состояние души человека, когда он верит и когда он познает? Состояние познающего – если есть факты, то можно познать. Факты, о которых свидетельствуют органы внешних чувств. Ум дает факты мат. и логические, фиксирует противоречия. Мистические факты тоже могут иметь место. Их тоже можно брать в качестве аргументов.
1. Описание фактов /ботаника, собирают листья, камни, описывают, засвидетельствуют; милиция, преступления, как что растет, картошка, напр./.
2. Классификация фактов /зверей/.
3. Установление законосообразных связей между фактами.
4. Искусственное воспроизведение определенных условий для получения желаемого результата (сажая картошку, соблюдать те условия, которые запомнил). Это и есть модель познания и практики на основе познавательного процесса.
А состояние верующего человека? – Вера есть и в познании /земледелец/. В чистом виде, когда осуществляется жизнь, есть ли ситуация, когда под рукой нет фактов? Есть. Завтрашний день. Действовать мы должны, а твердых оснований для действия нет. Вчера все ясно, что было. А завтра неизвестно, а, ведь, знание завтрашнего дня для нас более важно, чем вчерашнего. Чем нужно руководствоваться, когда не имеем знаний? Только верой – заменителем знания в этом случае. Знание обладает большей достоверностью, потому что оно очевидно. Вера – "это осуществление ожидаемого и уверенность в невидимом, как в видимом" /св. Филарет/. Наша жизнь не может обойтись без веры. Человек может зафиксировать прошедшую жизнь, а момент смерти никто не может знать, да и себя никто не знает, лица, голоса.
[pagebreak]
Если не знаешь, что делать, то можно слушать советы, а не любишь советы – действуй наугад. Почему я так действую, не знаю и даже не знаю, почему я так сказал. Итак, вера – заменитель знания, если знания нет, а действовать надо. Располагаем верой ненадолго, на день, на два... Рел. вера осмыслила факт смерти, что она – не уничтожение, и человек на это надеется, и надежда становится правилом для умирающего, как себя вести. Собрание в поездку. Я собираю вещи, потому что завтра уеду. Я верю и надеюсь. Это осуществление ожидаемого. Это есть вера. В вере есть надежда. Ожидать, мечтать. Это еще мечтание, надежда. Надежда становится верой, когда воля говорит. – Функция веры состоит в определении практики. С веры начинается процесс обучения и воспитания ребенка. Вера и знание определяют наше поведение, но они обеспечивают разную практику.
Различие: Знание возникает на основании фактов и связи между ними, можно искусственно создавать определённые условия и ждать желаемый результат. (Рац. наука делится надвое: логика и математика. Они возникали по мере совершенствования у человека мыслительного аппарата. Мистической науки нет, т. к. эти переживания передать нельзя. Но то или иное состояние тела стимулирует состояние духа. Но можно и тело привести в определенное состояние при помощи приведения духа в определенное состояние. Человек может говорить плохие слова внутренне. Их надо изгонять. Для этого есть техника /йога/, но науки нет.)
Гносеологическая сущность веры. Наука возникает на основе констатации фактов. Вера же возникает тогда, когда мы ждем. Вера построена на ожидании. Вера – это настроить волю на то, чтобы надежда была правилом нашей жизни. Осуществление ожидаемого – ждут все, и эта надежда стимулирует жизнь /в тюрьме, напр./. Осуществление своей жизни на основе надежды. Уверенность в невидимом как в видимом – это умозрение. Рассуждения о смысле жизни. Не подтвержденное опытом объяснение смысла жизни. Главное – это метафизика, т.к. толкование фактов. Невидимой как видимое – это умозрение. Троица невидима.
Значение веры – она дает нам смысл жизни и способ жизни. Вера носит более зыбкий характер, чем знание, т. к. «завтра" никто не знает. Вера и знание соотносятся как завтрашний день относится к вчерашнему. Наша жизнь очень зыбкая, а религия помогает жить и дает надежду. Отчаяние – самый страшный грех.
Вера в себя – это верить в свою надежду /в свое будущее/. Как определить более или менее подробно, что такое вера? Мы без мотивов обойтись не можем, поведение человека должно стимулироваться. Мотивы – это суждения. Но суждения бывают разные: очевидные, более или менее очевидные. Суждение = ведение. Есть три типа суждений:
1. Знание – суждения, обладающие убедительностью, т. е. имеют веские доказательства.
3. Верование – в котором мы уверены субъективно, но доказать не можем. На нем основана вера на свое определение в жизни.
2. Мнение – (вынужденная мера) вероятность минимальная. Оперируем, когда нет ни знания, ни веры по этому вопросу. Слухи, не имеющие основания. Они могут формировать мнение, которое в свою очередь, определяет поведение, доказательств нет.
Если бы мы руководствовались только знаниями, то было бы хорошо, но знать мы все не можем, а знаем очень мало. Даже свое прошлое мы четко воспроизвести не можем.
Научные знания базируются на фактах. Но у каждой науки есть своя метафизика, т. е. некоторые недоказуемые положения принимаются как аксиомы /атом, сила/ (Исходные понятия в любой науке легко оспорить.). В гуманитарной науке вообще нет ничего понятного. Строгие науки базируются на понятиях, которые не подвергаются сомнению.
Знание имеет большой размер, верование – ещё больше, а мнение – больше всех. Мы знаем очень мало, а все остальное – вера и мнения.
Познающий человек обобщает некоторые факты, которые ему желательны, т. е. знание имеет утилитарный характер. Знание предполагает наличие повторяющихся тактов. Очень серьезных научных прогнозов нет. Наука не дает предвидения.
Верующий человек не имеет фактов. Это наше будущее, но это не факт. Мы ничего не знаем о будущем, но предпринимаем все усилия, чтобы наше будущее было благоприятным. Вера тоже не дает четких предвидений, но человек не может обойтись без уверенности в завтрашнем дне.
Мы не можем обойтись баз толкования фактов. Это умозрение (метафизика). Этим и занимается вера. Толкование жизни. Следовательно, в область веры входит все, кроме математики. Мы доказать ничего не можем, т. к. все находится внутри нас. Следовательно, самое очевидное труднее всего доказать.
Большей ценностью обладает вера, т. к. это субъективная уверенность на основе внешней недоказательности. Человек не может большую часть реалий перевести в форму знаний. Религия построена на недоказательности Божественного Откровения. Религия – это мировоззрение, это система взглядов, определяющая смысл нашей жизни.
Знание можно опровергнуть фактами, которые толкуются определенными причинами /болезни толкуются причинами/. Знание можно опровергнуть, а религия не опровергается в принципе, т.к. все факты толкуются в пользу определенного понимания. Вера не фальсифицируется, а знание фальсифицируется. Верующий человек всегда должен держаться Божественной истины.
Религиозная вера – она психологична и основана на сверхъестественном Откровении, которое существует объективно, т. к. зафиксировано в книгах, это объективный элемент. Все богословы спорят относительно понимания. Но ещё спорят в отношении Предания, некоторые говорят, что это измышления. Но даже протестанты признают библейским источником сверхъестественное Откровение. Но если человек не верит, то все рушится, 100‑процентно доказать нельзя, мы можем предлагать лишь косвенные доказательства. Человек предрасположен к тому, чтобы найти источник истинности.
[pagebreak]
Соотношение веры и знания есть! знание – это рефлексия, теоретизирование над фактами /рефлексия – это размышление/. А вера имеет дело не с фактами, а с будущим. Ориентация на будущее – это жизнь нашими надеждами, а это область веры. Вера – это решимость воли, заключающаяся в том, чтобы свою надежду на будущее сделать фактором, определяющим наше поведение. Область веры, кроме будущего, это еще и область невидимого, напр., вопрос о смысле жизни. Ключевое определение веры – у св. ап. Павла. Человек надеется на будущее и уверен в её реализации. Обезверившийся и потерявший надежду – это одно и то же /логически – не одно и то же/. Веру имеет тот, кто имеет характер. Он имеет четкие ориентиры, что делать, объяснение сущности жизни – тоже область веры. Т.е. область веры колоссальна, а область знания – только наше прошлое, только его мы знаем, и то плоховато. Максимально, что может сделать человек в гуманитарной области – это точно определять термины. Между верой и знанием есть ещё один пункт, их объединяющий – это реалии веры, в т.ч. и религиозной. Мы выражаем словами, говорим, читаем и т.п., а то, что выражено словами, это уже знание. Это ещё один оттенок соотношения веры и знания. Оно усложняет наше рассуждение, но его надо знать. Лирическая поэзия, музыка, пейзажи дают нам переживания, т. е. образы, Можно сказать, живописует словами. Здесь нет никакого выражения мысли, а значит, и нет знания. А вот тексты, где есть выражение мысли, дают знание, и не важно, эмпирическое или религиозное. Получается клубок, где переплетены нити, символизирующие соотношение веры и знания, и этот клубок надо распутать.
С психологической стороны вера и знание – одно и то же: состояние, исключающее сомнение. Логико-гносеологическая разница между знанием, верой и мнением.
Знание:
а) внутренняя убежденность;
б) внешняя доказательность.
Вера:
а) внутренняя убежденность;
б) отсутствие внешней доказательности.
Мнение:
а) отсутствие внутренней убежденности;
б) отсутствие внешней доказательности.
Сходство и разница между знанием и верой, выраженными словами. Сходство – оба выражены словесными формулировками.
2. Теория веры (Лакруа)
… в отношении гносеологии персоналисты (прежде всего Лакруа) разрабатывали теорию верования. Теория верования гласит, что в познании человека главную роль играет вера, и чтобы отличить ее от религиозной веры, персоналисты называют ее верованием. Анализ любого познавательного человеческого акта показывает, что он невозможен без огромного количества верований: человек верит аксиоме, собеседнику или автору книгу. Таким образом, разум оказывается небольшим частным случаем верования, более широкого гносеологического начала в человеке. Человек есть прежде всего существо верующее, а разум есть лишь некоторая проясняющая вера. Даже тот факт, что человек может во всем сомневаться, по мнению Лакруа, показывает, что человек независим. Само наличие сомнения показывает свободу человека, его онтологическую независимость, и эта онтологическая независимость показывает приобщенность его к некоему иному бытию, к Богу. Поэтому сомнение опять же оказывается включенным в более широкий контекст, в контекст верования. Открывая себя в сомнении, пишет Лакруа, я открываю Бога. Любое познание всегда есть соединение веры и разума, поэтому наука не может дать абсолютного знания. Наука есть лишь частный случай того широкого знания, которое дается человеку в его вере. Поэтому часто возникают и различные научные теории, и вообще многие персоналисты по отношению к критерию научного познания склонялись к конвенционализму, т. е. учению о согласии, по которому истины науки являются истинами постольку, поскольку люди договорились считать их таковыми. Но истина содержится только в Боге, поэтому в основе любого верования всегда лежит вера в Бога. Поэтому же нельзя и доказать бытие Бога, ибо разум всегда погружен в стихию веры, в стихию верования, и по уверению Лакруа, любое доказательство бытия Бога предполагает уже веру в Бога. Эта мысль достаточно хорошо высказана в лекциях о доказательствах бытия Бога Кудрявцева-Платонова, профессора Московской Духовной Академии конца XIX в. Чтобы прийти к Богу, чтобы доказать бытие Бога, надо исходить из Него, совершенно справедливо утверждает Лакруа. | |
|
|
---|
1. Основные точки зрения на происхождение религий
1. Основные позиции
По весьма спорному вопросу о происхождении религии имеется 2 крайние противоположные позиции.
1) Согласно первой, теистической, утверждается прамонотеизм, т. е. изначальное существование веры в единого Бога-творца.
2) Сторонники второй, атеистической, позиции полагают, что в человеческой истории был длительный дорелигиозный период.
2. Данные науки
В свете современных научных данных представляется наиболее вероятным, что религия возникает вместе с человеком и на первых порах существует в виде первобытных верований. Их главные формы:
– магия (представления и практика, исходящие из веры в таинственные силы, которые можно использовать в целях воздействия на людей и явления);
– фетишизм (основан на представлении о способности определенных предметов, после обращения к ним, положительно или отрицательно влиять на человека);
– анимизм (вера в существование душ и духов); тотемизм (предполагает наличие родственной связи между общностью людей и определенным животным и растением).
Из первоначальных верований образуются племенные религии, потом возникают национально-государственные и мировые.
К традиционным мировым религиям относятся буддизм, христианство и ислам.
2. Частные теории происхождения религии
1. Пра-откровение
Есть другая теория – праоткровения – когда‑то в самом начале своего существования люди приобрели религиозное знание, а затем это знание было забыто, теперь остались предрасположенности к религиозным знаниям. Это похоже на библейскую точку зрения, поэтому в Европе в XVIII‑XIX вв. она отвергалась. Но неожиданно в XIX веке эта точка зрения получила подтверждение в науке, конкретно, в этнографии. Оказалось, что представления "диких" людей /индейцев и других аборигенов/ о Боге очень высоки: "Бог – Единый Дух" /большего и сказать‑то нельзя/, наряду, конечно, с языческими и даже фетишистскими представлениями. Оказалось, что почти каждое дикое племя имеет такое высокое представление о "Самом Главном Боге". Это поразительно! Ведь, дикари, по‑видимому, есть хранители древних религиозных понятий. Это открытие этнографии было доказательством точки зрения Первооткровения: религиозное знание привнесено извне, и отсюда, естественно, надо сделать заключение о бытии Бога, – не деревья же, не звери дали человеку это религиозное знание. [Об том же говорит и ап. Павел, что люди знали Единого, но осуетились в мудрствованиях своих. (о.Ил)] Итак, Бог Сам инспирировал религиозное знание, другого источника религиозного знания, а значит и самой религии, нет!
2. Декарт
Согласно Декарту – нам врождены идеи о Боге, а до врожденности эта идея попала к человеку от Самого Бога. Опровержение точки зрения Первооткровения приводит к полному отсутствию других объяснений источника религии.
3. Дюркгейм
Согласно же Дюркгейму, религия – это идеологический механизм, обеспечивающий солидаризацию людей и целостность общества через сакрализацию базовых общественных связей.
4. Малиновский
По Малиновскому, «обычному индивиду религия прагматически необходима для того, чтобы преодолеть ошеломляющее, парализующее предчувствие смерти, несчастье и судьбу».
5. Марксизм
Марксисты утверждают, что религия, как форма общественного сознания, производна от общественного бытия. Религия, по словам Маркса, есть «всеобщее основание утешения и оправдания» «превратного мира», «опиум народа». «...Упразднение религии как иллюзорного счастья народа есть требование его действительного счастья». Оно будет выполнено, когда в бытии исчезнет источник отчуждения, т. е. когда придет конец господству частной собственности на основные средства производства.
6. Фейербах: религия – творчество людей
Обычно говорили: религия – это творчество людей. Но не осознанный обман, а самообман: людям казалось, что это именно так. Другие говорили: раз говорили о сущности религии, то нечего говорить о её происхождении. Но все-таки, откуда взялись в душе человека вышеуказанные врожденные понятия? Дело в том, что объективно существует четыре пункта /см. выше/ из области религиозного знания. Откуда они? Итак, чтобы объяснить происхождение религии, надо объяснить происхождение религиозного знания.
[pagebreak]
3. Философские замечания относительно предмета религии
Содержание религии не конституируется в качестве предмета знания и потому не подлежит идентификации с параметрами шкалы Истинное-Ложное, выступая предметом индивидуальной веры и мировоззренческой парадигмой, принятой в результате свободного выбора. Религия, возвещающая человеку о спасении и указывающая путь к нему, являет собой трансцендентную в собственной основе и оказывающую имманентное воздействие теоретически-практическую систему координат для исполненного верой мировоззрения, жизненной позиции и образа жизни. Процедура спасения в различных религиях варьируется. Спасение может, во-первых, полагаться возможным через собственные действия человека (например, буддизм): а) соблюдение определенной совокупности ритуалов, церемониалов и культовых действий; б) любовь к ближнему; в) осуществление программы самосовершенствования. (В целом, индивид может разделять ценности активного этического действия для своего спасения либо через формирование соответствующей личной установки – "Я" как орудие Божьей воли и сопряженный с данным миропредставлением аскетизм, либо через модель мистического миросозерцания.) Спасение может, во-вторых, полагаться достижимым через деятельность некоего посредника-спасителя (иудаизм, христианство, ислам). Данная разновидность религиозных воззрений включает в себя такие версии-парадигмы, как:
а) институционализацию собственных убеждений (обязательная принадлежность к институту церкви) – католицизм, православие;
б) веру как главную предпосылку спасения – иудаизм, лютеранство;
в) надежду на ожидаемую милость предопределения (ислам, кальвинизм).
В своей доктрине, этике и ритуале религия раскрывает перед людьми широкий горизонт понятий, объясняет ему смысл жизни, гарантирует высшие ценности и нормы, делает человека членом духовного сообщества, наделяет его духовной родиной, дает обоснование для протеста и сопротивления всему неправедному. Религия (наряду с иными духовными образованиями) способствует осуществлению процессов утверждения личности, формированию личностного сознания; ритуализации и, следовательно, облагороживанию репертуаров поведения людей; освобождению сознания индивида от предрассудка неограниченной власти роковых случайностей; социальной интеграции; космизации человеческого бытия, выходу его за пределы узкоземного существования; осуществляет профетическую миссию (предвидения желательных и нежелательных сценариев будущего развития). В этом контексте Макс Вебер предлагал выделять религиозные системы, делающие акцент на моментах: ритуально-культовых, аскетически-деятельностных, мистико-созерцательных (и/или эсхатологических), интеллектуально-догматических. Если наука преуспевает в постижении мира (общественного и природного), разъятого в этих целях на отдельные фрагменты, то Р. в состоянии продуцировать смыслы жизненной целостности космоса, социума, отдельного человека, впоследствии тиражируемые и возобновляемые через культуру вкупе с ритуалами. В тех случаях, когда воспроизводство репертуаров поведения людей не сопровождается имплантацией перманентно обновляемых смыслов, ритуал становится формальной, отягощающей общество самодостаточной и самодовольной псевдоценностью (например, религиозные воззрения ацтеков и майя). Именно поэтому Р. могут либо: а) принимать "посюсторонний" мир; б) отвергать его; в) принимать этот мир на условиях его улучшения в той или иной форме. Даже самые высокоразвитые Р. в своей истории оказывали на людей не только освобождающее, гуманное, прогрессивное воздействие, но также и регрессивное, подавляющее, реакционное. Этот идейный трагизм присущ истории любой Р.: и Р. мистического склада, устремленным к достижению сверхчувственного единства человека и божества (индуизм, буддизм), так и Р. рационально-светским, ориентированным на овладение мудростью жизни в миру (конфуцианство, даосизм), и Р. профетическим (иудаизм, христианство, ислам). В философии и религиоведении принято вычленять разнокачественные ступени эволюции Р. (не обязательно совпадающие с процессами, развертывающимися в реальном историческом времени). Этап естественной Р. (боги обнаруживаются в природных силах). Этап Р. законов, требующей повиновения божественным заповедям, основанной на представлениях о всемогущем Боге-господине и могущей трансформироваться в Р. как систему моральных норм без Бога. Этап Р. искупления, которая возникает из чувства греховности, не исчезающего даже при великих нравственных устремлениях и возникающая: а) из веры в милосердную любовь и милость оскорбленного Бога, освобождающие от греха (христианство); б) из убеждения (без Бога) в скорбности всего бытия и стремления преодолеть это состояние через определенным образом достигаемое отрешение души (джайнизм, буддизм). Существование самых разнообразных духовных феноменов в истории человечества, формально не относящихся к явлениям религиозного порядка, но совпадающих с ними по базовых механизмам функционирования, воспроизводства и экспансии, позволяют выделить религиозные и квази-религиозные системы эгоцентрического, социоцентрического и космоцен-трического порядка. Эгоцентрические системы Р. предполагают в качестве высшей и самодостаточной ценности восстановление духовной связи индивида с собственным подлинным "я" как вселенносоразмерным микрокосмом. (В 20 веке этому содействовали идеи Ницше о смерти Божества и пришествии сверхчеловека и поиски подлинной человеческой природы в философии экзистенциализма). Социоцентрические Р. светского толка отражают неизбывное стремление родового человека или определенных общественных групп к всеединству сущностных сил посредством воплощения искомой духовной целостности в избранном сакральном объекте. Так, утрату архетипа братства людей пытаются преодолеть такие социоцентрические Р. как культ личности, государства, партии, избранного народа или класса.
Космоцентрические Р. ориентированы на установление, восстановление, воспроизводство связей людей с Богом, богами, Абсолютом, средоточием космических сил (христианство, ислам, буддизм). Многие школы буддизма не признают существования Бога: человек в их понимании всегда связан с космическим первоисточником и может приобрести спасение через приближение к оси "колеса жизни", достигая состояния полного покоя. Т.обр. космоцентрические Р. могут существовать в формах теизма, пантеизма и атеизма. Социально-духовные феномены Р. и веры нередко осуществляются в душах людей вне рамок церквей и конфессий. Хотя вера в существование Полноты Бытия (абсолютного "я" внутри меня или Бога) и типична как смыслообразующий центр миросозерцания Р. любого типа), религиозность может проявляться как внецерковная и вне-конфессиональная. Постулаты той или иной Р. формируются либо истинными пророками либо соборно: социально и профессионально разобщенные люди стремятся преодолеть свою обезличенность путем совместного дополнения своих сущностных сил универсальным посредником – всеобщим священным идеалом. Ряд концепций Р. утверждают распространенность модели индивидуальной эволюции, когда каждый индивид в процессе индивидуальной эволюции оказывается в состоянии прийти к индивидуальной шкале ценностей в выборе идеала. В границах этого процесса Священное писание запечатлевает базовые идеалы определенной культуры, Священное же предание трансформирует их соборным путем и окончательно формирует традицию. В общественном производстве и воспроизводстве системы сакральных идеалов Р. участвуют все члены религиозной общности. Р. становится неразъемлемой на части культурной целостностью. Значимость интегративных экуменических тенденций современного мира определяется тем, что без мира между религиями не может быть мира между народами. Мир же между религиями возможен лишь как результат диалога между ними.
[pagebreak]
4. Приложение: об учении М. М. Тареева
Тареев Михаил Михайлович (1866–1934) – русский православный богослов и экзегет.
1. Жизнь, труды, мировоззрение
Родился в Рязанской губернии в семье сельского священника. После окончания МДА (1891) некоторое время преподавал в Псковской и Рижской духовных семинариях, а затем защитил магистерскую диссертацию в МДА («Искушение Богочеловека», М., 1892; во 2-м изд. книга, по требованию Синода, была озаглавлена как «Искушение Господа нашего Иисуса Христа», М., 1900). С 1902 по 1918 гг. Тареев являлся профессором МДА по кафедре нравственного богословия. В 1904 г. за исследование «Философия евангельской истории» (Серг. Пос., 1903) был удостоен степени доктора богословия. Обе диссертации и др. свои труды Тареев объединил под общим заглавием «Основы христианства. Система религиозной мысли» (т.1-5, Серг. Пос., 1908-10).
Тареева отличала обширная эрудиция, свежесть и новизна мысли, глубоко личный подход к богословским проблемам. По его собственному признанию, он выстрадал свое мировоззрение, пытаясь создать оригинальную русскую интерпретацию христианства. Для Тареева оно было не отвлеченной теорией, а “философией жизни”, рожденной из религиозного опыта. Поэтому он с подчеркнутым недоверием относился к любому “гностицизму”, что, по его понятиям, представляла собой метафизика и даже догматическое богословие. Надо понимать, что с этой точки зрения, скажем, Василий Великий был несомненно и прежде всего “гностиком”. Отсюда понятна сдержанная оценка святоотеческого наследия. Правда, Тареев, будучи мыслителем, нередко вынужден был прибегать к выдержкам из отцов Церкви, но при этом считал, что «единого святоотеческого учения нет, а есть святоотеческие системы и мнения, которые выбираются богословом по своему произволу». По его словам, «святоотеческий принцип скрывает разгул произвола толкователей».
Греческой «спекулятивно-аскетической» мысли Тареев противопоставлял род православного пиетизма, ориентированного исключительно на Евангелие. Евангельское учение, по его убеждению, есть религия духа, которая по самой своей сути стремится освободиться от внешнего символизма и догматизма. Оно противостоит всем видам естественной этики, религии, творчества и представляет собой явление Божественной жизни в падшем мире. Все верования, в том числе Ветхий Завет и “историческое христианство”, скрыто содержат в себе «религиозное искушение» противления Богу, Его воле. Лишь Евангелие Христово, олицетворенное Самим Богочеловеком, осуществляет и возвещает подлинное Богосыновство. Справедливости ради надо сказать, что Тареев неоднократно указывал на то, что он «дает чисто личное понимание христианства», не претендующее на общеобязательное значение и коренящееся в его индивидуальном опыте.
2. Работы Тареева
Работы Тареева были отмечены премией митр. Макария, однако против них велась острая полемика, на которую он отвечал не менее резко. Среди его критиков были архиеп. Антоний (Храповицкий), прот. Клитин, прот. Павел Светлов (1861-1942) и др. Его обвиняли в склонности к идеям либерально-протестантской школы экзегезы, сравнивали с Гарнаком и Толстым. «Я попал, – писал Тареев в 1909 г., – в мутный поток легенды, которая создается вокруг моего имени». В том же году комиссия Священного Синода потребовала от него объяснительной записки, которая и была им представлена («Краткое изложение системы моего богословия», БВ, 1917, в ст. «Страницы из недавней истории богословской науки»). Отчет по этой записке составил протопресвитер Иоанн Янышев (1826-1910), фактически оправдавший Тареева от возводимых на него обвинений. Тем не менее, споры вокруг Тареева не утихали. Его основной труд иронически называли «немецкой колонией» в русском богословии. Защитники Тареева, напротив, утверждали, что его учение «не немецкий полурационализм посредствующей школы, а подлинное православие, очищенное и незатемненное». В МДА Тареев считался идейным антагонистом свящ. Павла Флоренского (1882-1937), хотя по существу у них было больше общего, чем думали (прежде всего, оба исходили из примата внутреннего духовного опыта в богословии). Их сосуществование в одной церковной школе являлось свидетельством большой интеллектуальной свободы, существовавшей в академии тех лет (о чем, к сожалению, сейчас можно только мечтать: советское время оставило свой зловещий отпечаток и на церковной атмосфере современной России). Впрочем, творческий путь Тареева и тогда оставался нелегким. «Мое имя, – писал он в 1916 г., – стоит среди гонимых, поносимых, отверженных. Не могу не страдать и, однако, понимаю свое положение. Мне ли, одинокому, отверженному и со всех сторон беззащитному ожидать иного, выступая обличителем общества в нравственном маразме?». В 1910-15 Тареев был членом библейской Комиссии. В 1917 г. Тареев был назначен вместо свящ. Павла Флоренского на пост редактора «Богословского Вестника». После закрытия МДА, несмотря на болезнь глаз, Тареев продолжал преподавание. Он был профессором философии в Ярославском юридическом институте (1918-27) (бывший Демидовский лицей), Загорской военно-электрической академии и в др. вузах. Собственно богословской школы Тареев не создал. «Он остался одиноким, уединенным мыслителем, как того, собственно, требовал и самый его принцип», – писал впоследствии о нем прот. Георгий Флоровский. На Западе Тареев почти не получил известности, и мало кто знал, что в своих воззрениях он предвосхитил учение раннего Барта, а также сторонников экзистенциалистского толкования Библии.
[pagebreak]
3. Библейское богословие и историософия Тареева
Основным недостатком современного ему богословия Тареев считал недифференцированный подход к источникам. «У нас на темы о правде, церкви, духе и т. п. приводят совершенно в одинаковом смысле свидетельства из Ветхого Завета, Евангелий, писаний ап. Павла и церковной письменности, как древнейшей, так и новейшей». В качестве первого принципа «научного богословия», или «научного изложения христианской идеи», Тареев выдвигал раздельный подход к каждой части Библии, соответственно с ее «собственным внутренним характером», за которым следовало изучение «исторической связи» между ними. Второй принцип заключался в рассмотрении библейских писаний «в свете современных им идей, имеющих значение языка, в широком смысле слова, или фона, на котором раскрывается оригинальное содержание памятника». Роль Предания Тареев признавал, но считал ее вторичной. «Последняя сила религиозного убеждения, – писал он, – крепнет на субъективной основе, которой не поколеблет никакая софистика. Несравненно более, чем в какой-либо религии, в христианстве личность призвана к внутренней свободе».
4. Оба Завета, Евангелие, история религий и Церкви
рассматриваются Тареевым под знаком духовного испытания, или “искушения”, прообраз которого дан в библейской картине грехопадения прародителей. Немощь и ограниченность своей тварной, природной жизни человек должен осознать и подчинить ее жизни высшей, божественной. Но с древнейших времен у человека существовал соблазн возвысить себя вопреки Богу. «Поэтому Бог становится для него другим, наряду с ним самим, Богом, оспаривающим его славу и его достоинство, завидующим ему, и вызывает в нем соответствующие к Себе чувства – протеста, боязни и ненависти». История религии есть закономерный процесс преодоления этого соблазна, путь от богопротивления к богосыновству. В своей полноте богосыновнее сознание не достигнуто нигде в истории. Его являет только воплотившееся Слово Божье, Богочеловек, в Котором заключена сама сущность христианства как абсолютно нового Откровения.
5. Ветхий Зевет в интерпретации Тареева
Признавая отличие «беспримерно высокого и чистого еврейского монотеизма» от других дохристианских религий, Тареев, однако, не видит качественной разницы между религиозным сознанием Ветхого Завета и прочими верованиями. По его мнению, в Ветхом Завете Бог также воспринимался внешней силой, по отношению к которой долг человека сводился лишь к внешнему послушанию. Практически боговдохновенность ветхозаветной части Библии Тареев игнорирует. Она выражает, с его точки зрения, все тот же ограниченный, противящийся Богу дух, который свойствен “естественному” религиозному сознанию. Правда, Тареев подчеркивает особую роль пророков. Их учение, по его мнению, есть «кульминационный пункт ветхозаветной религии», от которого ведет «прямой путь к евангельской абсолютности».
Однако в процессе реконструкции ветхозаветного богословия Тареев постепенно отходит от того дифференцированного подхода к Писанию, который был столь важен для него. Он фактически отождествляет Ветхий Завет с его законничеством, ставя на одну доску священные книги, апокрифы и произведения письменности более позднего иудаизма. В результате исчезает живая преемственность двух Заветов, их диалектика превращается в непреодолимый антагонизм. В этом свете трудно понять, почему же Ветхий Завет, деградировавший, согласно Тарееву, от профетизма к законничеству, стал лоном христианства. «Христианская антитеза иудейству, – пишет Тареев, – есть антитеза бесконечного конечному, абсолютного условному, свободного стихийному, творческого и вечного временному и ограниченному». Иными словами, в Ветхом Завете, по Тарееву, проявился лишь тот тварный элемент, который бесконечно далек от Божественного, от духовного. Между тем в силу богооткровенности ветхозаветной веры невозможно рассматривать ее лишь как выражение человеческой ограниченности. Наряду с этой ограниченностью в ней присутствовал и духовный элемент, подготовивший явление Христа. Тареев не отрицает факта пропедевтической роли Ветхого Завета, но сводит ее лишь к контрасту, оттеняющему несостоятельность человеческих усилий в постижении Бога. В этом Тареев перекликается с концепциями либеральных протестантов и предваряет идеи Бультмана.
[pagebreak]
6. Христос и Евангелие в системе Тареева
В рецензиях на первые труды Тареева Муретов сетовал, что автор уделил мало внимания вопросам исагогики Нового Завета. Но такой пробел вполне понятен, если учесть специфический подход Тареева к Евангелию и Писанию вообще. Сам он разделял евангельские толкования на несколько типов:
а) Научно-исторический подход, который сталкивается с существенными трудностями, ибо Евангелие «не представляет собой ни истории, в строго научном смысле этого слова, ни материала для нее».
б) «Археологический» подход дает лишь картину исторического фона для учения Христа (в частности, иудейских верований и обычаев новозаветного времени), но не может претендовать на адекватное уяснение Евангелия.
в) Рационалистическое толкование всецело занято второстепенной проблемой евангельских чудес, игнорируя главное: что значит для нас сегодня Личность и провозвестие Христа.
г) Подход, который предпочитал сам Тареев и который он называл «философией евангельской истории». Этот подход не отрицает значения историко-литературной критики и филологических исследований, но имеет в виду их ограниченность. «Филологический перевод священного Писания, историко-археологическое объяснение его речений, – пишет Тареев, – не относится к области религиозной». Это область науки. Неправы и те, кто ее отметают, и те, кто на ней останавливаются. «Одинаково тяжело встречать как наглость чревовещателей, не желающих знать никакой исторической перспективы, так и жалкую беспомощность ученых богословов, которые во всеоружии филологии и археологии, при изысканном понимании деталей отдельных слов и текстов, совершенно бессильны связать тексты одною цельною идеей, уловить дух и смысл учения». А именно в этом заключается важнейшая задача, которая стоит перед толкователем. Он должен проникнуть в самую сердцевину Благой Вести, интуитивно уловить ядро ее содержания, постичь, что именно возвещено нам сегодня в Евангелии, и значит творчески воссоздать «философию евангельской истории», которая есть Слово о вечной жизни.
7. Богочеловеческий подвиг Христа Спасителя
Подвиг Спасителя (с точки зрения Тареева) заключался в том, что Он завершил историю искушений дохристианского мира. Христос победил сатану Своим уничижением, отказом от внешней силы и власти. Этим Спаситель соединился с немощным, ограниченным миром и в то же время всецело подчинил Себя воле Отца. Он принес людям абсолютно новую реальность. «Религиозный опыт Христа был совершенной противоположностью тому, чем обычно живет человеческое сердце: Его любовь была явлением жизни нечеловеческой». Приобщаясь к Его опыту Богосыновства, христианин обретает спасение через его Божественную Любовь. «Это не богословие, это не логический вывод, а непосредственное ощущение, непосредственное духовное переживание». Таким образом, христианство есть религия предельно личностная. «Христос приводит человека к личному общению с Богом». В Церкви «личный подвиг всех христиан сливается воедино». История христианства есть развитие, а не простая смена поколений. Цель его – «благодатное освящение природы и мира», которые сами по себе относятся к низшей сфере бытия. Как Богочеловек прошел через искушения, так и христианство проходит через них. Католичество не устояло перед соблазном власти, протестантизм – перед соблазном отождествить религиозный прогресс с культурным. И только Православие содержит в себе потенцию развития личной духовности, проявляющейся в смиренном подвиге. Оно рассматривает все мирское как низшее. Оно стремится избежать иллюзий. Ведь в «строгом смысле о христианском народе, как и о христианском государстве, христианской науке, христианской политике, христианском браке можно говорить лишь в историческом, а не в существенном отношении».
Для Тареева не существует возможности полного преодоления пропасти между Божественным, духовным, и мирским. Возникшие в лоне исторического христианства формы государственности и метафизики есть нечто условное, преходящее, «Евангелие не открывает нам тайн надзвездного мира, не открывает времен и сроков, не объясняет гностически природного и исторического процессов, не обещает нам магических средств влиять на естественную эволюцию событий; оно ограничивает наше внимание собственными нравственными задачами, оно указывает нам путь духовного воздействия на внешний мир». Будущее русское православное богословие должно, по выражению Тареева, «освободиться от образов и символов», от груза греческой метафизики отцов Церкви и одностороннего византийского аскетизма, который «отравил нашу волю и исказил всю нашу историю».
Наследие Тареева еще мало изучено. Несмотря на спорные его стороны, оно содержит много ценного и достаточно ясно выраженного полемического материала, который при надлежащем критическом подходе может быть с большой пользой использован при дальнейшей разработке богословских и экзегетических проблем. | |
|
|
|