В трактовке русского религиозного философа Н. А. Бердяева, продолжавшего линию христианской интерпретации платонизма (включая и сократизм) представителями русской религиозной философии (В. С. Соловьевым, С. Н. Трубецким, Е. Н. Трубецким, П. А. Флоренским, С. Л. Франком, С. Н. Булгаковым и др.), Сократ, напротив, зачисляется в ряды не просветителей, а их критиков. «В Греции,— писал он,— был период просвещения, который совпал с софистической разрушительной критикой, аналогичной тому течению, которое было в XVIII веке. Это просвещение должно было торжествовать по прямой линии развития. Но мы видим, что период просвещения в Греции оборвался, началась великая реакция, идеалистическая и мистическая, которая обозначается с Сократа и Платона. Эта великая духовная реакция против скептически-рационалистического просвещения проходит через все средние века, она занимает огромный период истории, период больше 1000 лет, и явно опровергает просветительную теорию прогресса» .
Для Бердяева Сократ является одной из рубежных вех в истории возникновения религиозного индивидуализма, сменившего предшествующую стадию объективизма. Причем, этот религиозный индивидуализм и субъективизм интересуют Бердяева как начальный этап зарождения христианства и христианской свободы субъекта, освобождения от языческой покорности судьбе. Симптомом такого поворота было возникновение религиозной проблемы распятия праведного человека. «Эта проблема распятия праведника в
реческой культуре была поставлена в судьбе Сократа и послужила духовным толчком для философии Платона» .
Богата и поучительна история интерпретаций Сократа в советской литературе. Эти интерпретации опираются на анализ К. Марксом, Ф. Энгельсом, В. И. Лениным древнегреческой философии, на характеристики классиками марксизма-ленинизма творчества Сократа .
Одна из первых работ, специально посвященная данной теме,— это научно-популярная книга о Сократе известного дореволюционного русского и советского историка-эллиниста академика (с 1927 г.) С. А. Жебелева . По его оценке, «Сократ — типичный индивидуалист», который не симпатизировал демократическому строю, но его критика афинской демократии относилась не к демократии времен Перикла, а к вырождающейся демократии послеперикловского периода . Характеризуя судей Сократа в качестве «реакционеров», Жебелев вместе с тем не разделяет и версию о «юридическом убийстве» . В ходе своего рассмотрения процесса Сократа «с общеисторической точки зрения, на фоне той исторической обстановки, среди которой он протекал», Жебелев приходит к выводу о том, что «в роковом исходе процесса Сократа одержала несомненную победу психология массы над человеческой индивидуальностью» .
С. А. Жебелев отмечает всемирно-историческое значение принципов и дела, которым служил Сократ: они стали культурной силой, оказавшей влияние на европейское духовное развитие и продолжающей свое благотворное воздействие. «Сократовское евангелие,— писал он,— и для теперешнего, и для будущих поколений будет всегда служить источником жизни, нравственной силы и свободы» .
Последующие подходы к Сократу и оценки его творческого вклада в историю философии, этики и политико-правовых учений в целом эволюционировали в общем русле развития гуманитарных наук в нашей стране. Показательно в этом плане сопоставление публикаций 30— 50-х годов с последующими, несомненно более основательными исследованиями и более адекватными интерпретациями сократовской проблематики .
В литературе последних десятилетий в целом отвергнуты ранее распространенные представления о «реакционности» сократовского учения, справедливости его осуждения и т. д. Так, А. Ф. Лосев приходит к выводу о том, что Сократа казнили «ретрограды и мракобесы» . «...Осуждение Сократа,— пишет Ф. X. Кессиди,— не только трагедия, но и событие в общечеловеческой истории (а также факт нравственного порядка), подлежащее суду Истории. Тот, кто признает, что с именем Сократа связан новый этап в истории философской мысли, не может оправдать приговора над ним» . Смерть Сократа, замечает он, «не самоубийство и не судебная ошибка», а результат сократовской верности своей миссии .
Глубокий анализ гносеологических, моральных, политических и религиозных воззрений Сократа, принципиального смысла его конфликта с устоями афинского демократического полиса, позиций столкнувшихся сторон в сократовском деле (в русле гегелевской трактовки суда над Сократом), причин извечного интереса к данному делу содержится в работе Э. Д. Фролова. «Этот интерес,— справедливо отмечает он,— поддерживается непрерывным повторением самой коллизии, ибо в любом обществе, разделенном на антагонистические социальные группировки, борьба эта, как правило, облекается в столкновение полярных политических сил и разрешается конфликтами самого драматического свойства... Так или иначе, процесс Сократа является первым отчетливо зафиксированным в европейской традиции примером принципиальной идеологической коллизии критически мыслящей личности с традиционным общественным порядком. Более того, глубина заявленных идей и высокий пафос отстаивавших их сторон придают этому делу ту особенную окраску, благодаря которой ему, как делу в своем роде типическому, суждено навеки остаться в памяти людей» .
Больше внимания в нашей литературе стало уделяться проблемам изучения античных источников о Сократе, прошлым и современным трактовкам сократовской темы, месту и роли учения Сократа в истории идей, значению его творческого наследия для современности.
Современные обращения к Сократу — это не просто академическая дань уважения к общечеловеческому авторитету античного мыслителя, но и неподдельный интерес к его любопытной и привлекательной личности, к его продолжающемуся и в наши дни духовному влиянию.
Каждое время, беседуя с Сократом, по-своему толкуя и споря о нем, по сути дела, занимается не прошлым, а своей современностью, не чем-то себе чуждым а собственным делом — самоуяснением. И во всякой новой встрече «Сократ оказывается не таинственным, а ясным и светлым, не пророком, а общительным человеком» .
Сократовские беседы, легко преодолев сопротивление вот уже двух с половиной тысячелетий, продолжают свое старое колдовство. Они увлекают, очаровывают, озадачивают и заставляют задуматься. А без этого нет ни философии, ни человека.
[20] Рассел Б. История западной философии. М., 1959, с. 103.
[21] Подробнее см.: Кессиди Ф. X. Новая «апология» Сократа. - Вопр. философии, 1975, № 5, с. 146—151; Он же. Сократ. М., 1976.
[22] Gigon O. Sokrates. Bern, 1974, S. 14; См. Также: Dupreel E. La legende Socratique et sources de Platon. Bruxelles, 1922; Magalghães-Vilhena V. de. Le probleme de Socrate. Le Socrate historique et le Socrate de Platon. P., 1952; Idem. Socrate et la legende platonicienne. P., 1952, Fischer J. L. The case of Socrates. Prag, 1969.
[23] Jaspers K. Die grossen Philosophen. München, 1957, Bd. 1, S. 244, 245.
[24] Ibid., S. 244-245.
[25] [25] Ibid., S. 246
[26] Рожанский И. Д. Загадка Сократа.-т. 9, с. 78.-В кн.: Прометей. М., 1972, 125
[27] Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд., т. 40, с. 157—158.
[28] Цит. по кн.: Гомперц Г. Жизнепонимание греческих философов и идеал внутренней свободы. СПб., 1912, с. 90.
[29] См.: Там же.
[30] Рабле Ф. Гаргантюа и Пантагрюэль. М,, 1956, с, 7.
[31] Там же, с. 8.
[32] Там же.
[33] Вольтер Ф.М. Обед у графа де Буленвилье.-В кн.: Французкие просветители XVIII в. о религии. М., 1960, с. 209.
[34] Там же, с. 210.
[35] Дидро Д. Разговор философа с женой маршала Де ***.— В кн.: Французские просветители XVIII в. о религии, с. 423.
[36] Гельвеций К. А. Соч.: В 2-х т. М., 1974, т. 2, с. 147.
[37] Там же, с. 146.
[38] Там же, с. 159.
[39] Там же, с. 224.
[40] Гольбах П. А. Система природы, или О законах мира физического и мира духовного.—В кн.: Французские просветители, XVIII в. о религии, с, 689.
[41] Руссо Ж.-Ж. Трактаты. М„ 1969, с. 445.
[42] Там же, с. 122.
[43] Там же, с. 67.
[44] Там же, с. 17.
[45] Там же, с. 18.
[46] Гердер И. Г. Идеи к философии истории человечества. М., 1977, с. 428.
[47] Там же, с. 374.
[48] Там же.
[49] Там же, с. 389.
[50] Там же, с. 375.
[51] Там же, с. 442-443.
[52] Там же, с. 456.
[53] См.: Кант И. Трактаты и письма. М., 1980, с. 331—332.
[54] Там же, с. 332. Филодокс (греч.) — любитель мнений в отличие от философа — любителя мудрости.
[55] Там же, с. 337.
[56] См.: Там же, с. 333.
[57] Там же, с. 352.
[58] Там же.
[59] Там же, с. 481.
[60] Кант И. К вечному миру.— В кн.: Трактаты о вечном мире. М., 1963, с. 185.
[61] Там же, с. 173—174.
[62] Гегель. Соч. М., 1932, т. 10, с. 34.
[63] См.: Гегель. Соч. М,; Л., 1934, т. 7, с. 175.
[64] См.: Там же, с. 171.
[65] Там же.
[66] В свете такой позиции Гегеля очевидна несостоятельность утверждения западногерманского философа Г. Шмидта, будто «Гегелю не ясно, что греческий полис, как это показал уже провал Сократа, не мог никогда ни выполнить, ни признать требование отдельного человека» (Schmidt H. Verheissung und Schrecken der Freiheit. Stuttgart, 1964, S. 138.).
[67] Гегель. Соч., т. 10, с. 86.
[68] Фейербах Л. История философии. М., 1974, т. 2, с. 18.
[69] См.: Baur F. Ch. Das Christliche des Platonismus oder Sokrates und Christus. Tübingen, 1837.
[70] Разбор К. Марксом названной работы Ф. X. Баура см.: Маркс К,Энгельс Ф. Соч. 2-е изд., т. 40, с. III—115.
[71] См.: Там же, с. 111.
[72] См.: Там же, с. 114.
[73] Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд., т. 40, с. 112.
[74] Там же.
[75] Там же, с. 113.
[76] Там же, с. 112.
[77] Там же.
[78] См., например: Маркс К. Энгельс Ф. Соч. 2-е изд., т. 1, с. 99; т. 3, с. 123-124, 133, 141; т. 40, с. 157-158, 189.
[79] Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд., т. 3, с. 133.
[80] Von Stein H. Sieben Bücher zur Geschichte des Platonismus. Göttingen, 1862. T. 1 S. VIII, X.
[81] Ibid, S. LXXXII.
[82] Ibid, S. XCII.
[83] См: Блэкки Д. С. Четыре фазиса нравственности: Сократ, Аристотель, христианство и утилитаризм. М., 1878, с. 53.
[84] Там же, с. 3, 52.
[85] Там же, с, 52—53.
[86] Там же, с. 140.
[87] См.: Там же, с. 13, 20, 21, 46, 48, 72—73.
[88] Там же, с. 73.
[89] Там же, с. 78.
[90] См.: Там же, с. 75.
[91] Сократ и Христос / Пер. с нем. А. Ковальницкого. СПб., 1893, с. 3.
[92] Там же, с. 30.
[93] См.: Kierkegaard S. Gesammelte Werke. Düsseldorf, 1956, Abt. IV, S. 92.
[94] См.: Kierkegaard S. Gesammelte Werke. Düsseldorf, 1957, Abt. X, S. 7-8.
[95] Ibid., S. 9.
[96] Ibid.
[97] Ibid.
[98] Ibid.
[99] Ницше Фр. Поли. собр. соч. М., 1912, т. 1, с. 326.
[100] Там же, с. 328.
[101] Там же, с. 390.
[102] Там же, с. 101.
[103] Там же, с. 124.
[104] Подход Ницше к Сократу подвергнут острой критике в работах Э. Сандвосса «Сократ и Ницше», «Ницше и Гитлер» и др. Он, в частности, отмечает, что в антисократизме ницшеанства, идеологически содействовавшего подготовке почвы для гитлеровской диктатуры, ярко проявляются софистические стереотипы критики моральной политики, оправдания насилия и воли к власти. См.: Sandvoss E. Hitler und Nietzsche. Göttingen, 1969, S. 7, 9, 12, 40-42, 69, 94, 202.
[105] См.: Гомперц Т. Греческие мыслители. СПб., 1913, т. 2, с. 82.
[106] Там же, с. 32.
[107] Там же.
[108] Там же, с. 35.
В. С. Нерсесянц
|
