Итак, ни субъективные качества, ни сущность вещей не составляют объекта науки. Последняя должна удовлетвориться "постижением некоторых их проявлений"; так, например, "если тщетны попытки исследовать сущность солнечных пятен, это не значит, что некоторые их проявления — такие, как место, движение, форма, величина, светонепроницаемость, изменчивость, возникновение и исчезновение не могут быть изучены". Словом, наука — это объективное знание, знание объективных свойств тел; качества могут быть определены по количественным параметрам и доступны измерению.
6). Наука описывает действительность: это познание (а не "псевдофилософия") по той причине, что описывает объективные (т. е. первичные) качества тел, а не субъективные (вторичные). Но — и это кульминационная точка мысли Галилея — такая наука о действительности, объективная и доступная измерениям, возможна потому, что книга природы "написана языком математики". Все в том же "Пробирных дел мастере" находим: "Философия записана в этой огромной книге, которая постоянно открыта перед нашими глазами (я говорю о Вселенной), но чтобы ее понять, надо научиться понимать язык и условные знаки, которыми она написана. Она написана на языке математики, а ее буквы — треугольники, круги и другие геометрические фигуры; без них невозможно понять ни слова, без них — тщетное блуждание по темному лабиринту". Перед нами экспликация метафизики Платона, спроецированной на галилеевскую науку. "Если ты отводишь математике наивысшее положение, приписываешь ей реальную ценность и доминирующую позицию в физике, ты — последователь Платона", — так пишет Койре. Очевидно, для Галилея и его последователей "математика означала платонизм", а "Диалог" и "Беседы" дают истории открытия или, скорее, дешифровки языка Природы. Они объясняют нам теорию экспериментального исследования, в котором формулировка постулатов и выведение следствий предшествуют и направляют наблюдение. Наблюдение же, по крайней мере для Галилея, — проверка "факта". Новая наука для него — сверка платонизма с "опытом".
7). Хотя "выявление сущности" и невозможно, определенный эссенциализм все же присутствует в философии науки Галилея. Человек не может знать всего; а в доступных ему "природных субстанциях" "истинная внутренняя сущность" скрыта, и тем не менее, человек обладает некоторыми определенными знаниями, не подлежащими пересмотру (в этом заключается эссенциализм Галилея): "Имеет смысл обратиться к философскому разграничению, выделяя в понятии «понимание» две разновидности: интенсивное и экстенсивное. С точки зрения экстенсивного понимания, т. е. в том, что касается потенциально бесконечного множества объектов, доступных пониманию, человеческое понимание практически мизерно, даже если человек понимает тысячу вещей, ведь тысяча в сравнении с бесконечностью все равно что ноль. Термин "интенсивное понимание" предполагает, что человеческий интеллект воспринимает некоторые вещи столь глубоко и эти знания столь надежны, что они соответствуют самой природе вещей; таковы чисто математические науки, т. е. геометрия и арифметика, о которых божественный разум знает бесконечно много, но в части немногого, что воспринято человеческим разумом, я полагаю, это знание приравнивается к божественному в том, что касается объективной определенности, поскольку осознается его необходимость, и важнее ничего не может быть". Если знания в области геометрии и математики являются определенными, необходимыми и надежными; если, с другой стороны, книга Природы записана на языке геометрии и математики, если знание раскрывает язык Природы, — всякому понятно, какие надежды возлагал Галилей на разум и научное знание.
|