|
Нельзя переносить на личность признаков, извлеченных из познания объективированной природы. Так происходит натурализация личности. В личном существовании раскрывается и конкретно-универсальное в духе. Конкретно-универсальное существует не в идеальной отвлеченной сфере, не в родовом бытии идей, а в личном существовании, в высшей качественности и полноте личного существования.
Личность не может быть детерминирована миром идей в платоновском смысле. Гегель знал, что свобода значит "быть у себя", а дух есть вечное возвращение к себе. Дух ни в коем случае не должен означать монизма, хотя так часто бывало в истории мысли, было и у самого Гегеля. Существование духа даже предполагает дуализм. Но это не есть дуализм Бога и человека, Творца и творения, это есть дуализм субъективного и объективного, свободы и детерминации, духа и природы, личного и общего.
2. Есть ли тут неразрешимое противоречие?
Бытие несовместимо с мышлением, если это мышление есть абстракция.
Но оно ведь может быть и другим. И тогда ни Парменид, ни Зенон, ни Декарт, ни Гегель, которые – каждый по-своему – критиковали абстракцию, не будут видеть противоречия между бытием и сущим. “Измененное” мышление способно выйти к самому бытию. Существование вполне может мыслить: Сократ, например, еще как мыслит.
И всё-таки, каким образом существование может, сохраняя свое Я, выйти в то же время в истинно-сущее, а значит, – всеобщее и вечное, которому существование и так уже принадлежит, будучи экзистенцией, то есть выставленностью бытия?
Мышление есть способность существования (и уже потому существование как целое не может быть некой частью “чистого мышления”); более того, оно – не одно из многих “дарований”, а “высочайшее”; то, с чем связана сама судьба существования. Особенность экзистенции в том, что в ней дана уже неким отрицательным образом связь временного и вечного: в один узел связаны единичное с абсолютным. Поэтому правильнее, по Керкегору, начинать именно с этой конкретной небезразличной связи, а не с отвлеченно-общего. Истина – в субъективности, поскольку такая связь сохраняется лишь для субъективно-личного. Но тогда основным свойством субъективности становится не мышление, а страсть (экзистенциальное переживание. Страсть – это заинтересованность человека в бытии (как человек понимает это благо бытия – другой вопрос).
Абстракция же заставляет человека, если он мыслит последовательно, устранить страсть (всякую? заинтересованность) как ненужную помеху чистоте всеобщего, как “неправильность”.
Истинная страсть, по Кьеркегору, только одна: страсть к существованию. Таким образом, Кьеркегор замыкает рефлективный круг: существование находит себя в страсти, а страсть – в существовании. Вряд ли стоит обвинять мыслителя в том, что он вовлек нас в circulus vitiosus. Эта замкнутость неизбежна, если речь идет об экзистенции. Ведь экзистенция – не субстрат, не материя, над которой надстраиваются ее единичные оформления. В ней изначально дана связь с “вечным”, то есть с высшим.
|
