Интенция | Все о философии
Регистрация или вход Регистрация или вход Главная | Профиль | Рекомендовать | Обратная связь | В избранное | Сделать домашней
Меню
Основы
Онтология
Гносеология
Экзистенциология
Логика
Этика

История философии
Досократики
Классический период античной философии
Эллинистическая философия
Cредневековая философия
Философия эпохи возрождения
Философия Нового времени
Философия Просвещения
Классическая философия
Постклассическая философия

Философия общества
Проблемы устройства общества
Философская антропология

Философия религии
Буддизм
Ислам
Христианство

Опрос
Есть ли философия в России

Есть
Нет
Была в СССР
Ее никогда не было


Результаты
Другие опросы

Всего голосов: 1354
Комментарии: 0

Основы философии

Поиск

[ Главная | Лучшие | Популярные | Список | Добавить ]

Стихия душевной жизни



3. Скрытая очевидность: незаметность душевной жизни


1. Парадоксальное незамечание мира душевной жизни

Правда, всюду – в себе и в других – душевная жизнь для реалистически настроенного человека есть лишь некоторая служебная сила, как бы вложенная в аппарат внешней жизни и при нормальном своем функционировании незамечаемая; а когда она обращает на себя внимание – именно при некотором расстройстве этого налаженного аппарата, – ее своеобразные проявления кажутся чем-то ненормальным и исключительным. И лишь в сравнительно редких случаях, когда нормальное течение жизни уже совершенно нарушено, – в случае, когда увлечение совсем завладело душой, или в случаях потери или измены близкого человека и т. п. – у человека вдруг открываются глаза и он с изумлением замечает, что то, что казалось ему какой-то мелочью, каким-то придатком к жизни, есть собственно самое главное, основное и глубокое, на чем держится и чем движется вся жизнь. Такие события и перевороты, обнаруживая человеку внутреннюю сторону жизни, часто ведут к его духовному перерождению, к перемене всех взглядов и оценок, к возрождению заглохшего или лишь механически действовавшего религиозного чувства. Точно так же и при приближении смерти, когда нам непосредственно угрожает гибель нашего "Я" или по крайней мере неведомый переворот в его судьбах, часто – да и то не всегда – впервые раскрываются глаза на этот столь близкий и важный нам, но ранее не замечавшийся великий внутренний мир, на эту вселенную, по сравнению с которою весь необъятный чувственно-предметный мир кажется тогда ничтожным и призрачным.

Материализм и даже позитивизм, знающий только единичные душевные процессы во внешней закономерности их обнаружений в предметном мире, психологически объясним лишь этим незамечанием мира внутренней душевной жизни. Следует стать на достоверную позицию в отношении душевной жизни: забыв о всяком предметном мире, о всем вообще содержании нашего знания – идеально погрузиться в эту смутную, загадочную стихию как таковую. Как и во всяком знании, здесь самое важное – это просто подметить особую реальность там, где мы раньше ничего не видели... И тогда не может быть и речи о том, что душевная жизнь есть совокупность процессов, объективно совершающихся во времени, локализованных в теле и через эту двойную определенность приуроченных к определенным маленьким местам объективно-предметного мир. Напротив, душевная жизнь предстанет нам тогда как великая неизмеримая бездна, как особая, с своем роде бесконечная вселенная, находящаяся в каком-то совсем ином измерении бытия, чем весь объективный пространственно-временной мир. То обстоятельство, что при другой, обычной, внешнеобъектной позиции сознания душевная жизнь выступает в совсем ином виде, лишь как некая мелкая деталь трезвой, общеобязательной, единой для всех людей картины предметного мира, ничуть не устраняет этого ее внутреннего существа и, так сказать, совсем не конкурирует с последним. Человек в своем внешнем проявлении в предметном мире носит как бы скромную личину маленькой частицы вселенной, и на первый взгляд его существо исчерпывается этой внешней его природой; в действительности же то, что называется человеком, само по себе и для себя есть нечто неизмеримо большее и качественно совсем иное, чем клочок мира: это есть внешнезакованный в скромные рамки скрытый мир великих, потенциально бесконечных хаотических сил; и его подземная глубь так же мало походит на его внешний облик, как мало внутренность огромной, скрывающей и богатство, и страдания темной шахты походит на маленькое отверстие спуска, соединяющее ее со светлым, привычным миром земной поверхности.

2. Выделение отдельной сферы душевной жизни

Всё, что есть в нашем сознании собственно сознательного или разумного, выражает отношение нашего сознания к предметному миру или же к каким-либо иным, тоже объективным, сторонам бытия, но не есть душевная жизнь как таковая. Последнюю мы находим лишь там, где мы замечаем в себе своеобразный комплекс явлений совсем иного, внеразумного и необъективного, порядка, где мы наталкиваемся на противостоящую и противоборствующую объективному миру и разуму стихию слепого, хаотически бесформенного внутреннего бытия – таинственный и столь знакомый нам мир грез, страстей, аффектов и всех вообще непосредственно переживаемых состояний нашего Я, необъяснимых "разумно", т.е. из категорий и понятий объективного мира, а проникнутых совсем иными началами.

3. Глубинность душевной стихии

Присматриваясь к характеру душевного опыта, мы непосредственно замечем в нем типическую черту некоторой глубинности: в душевном опыте нам доступна не одна поверхность, не одни лишь явления, как бы всплывающие наружу, но и более глубоко лежащие корни или источники этих явлений. Когда мы говорим, что "глубоко заглянули" в свою или чужую душу, что мы знаем кого-либо "насквозь", то в этих метафорических выражениях мы высказываем тот характер душевного опыта, в силу которого он способен не только скользить по поверхности душевной жизни, но и проникать в нее, т.е. непосредственно усматривать не только следствия и производное, но и основания и действующие силы душевной жизни. Характер сплошности (однородности), слитности присущ нашей душевной жизни вообще; и он сохраняет силу и в этом измерении ее – в направлении глубины: переход от ее "поверхности" к ее глубине есть переход постепенный, и мы не можем резко отделить шелуху души от ее ядра: в самом поверхностном явлении уже соучаствуют и более глубокие слои душевной жизни. Наша душевная жизнь не абсолютно прозрачна, но и не абсолютно непроницаема (не густой занавес, а дымка).

Как же человек, живое индивидуальное человеческое сознание, достигает объективной сверхиндивидуальной истины? После того как была сломлена гордыня, в силу которой человек наивно принимал себя и свое сознание за абсолютную и первичную основу истины и бытия, проблема человека возникает перед нами снова – как общефилософская проблема живого и непосредственного субъекта, соотносительного миру эмпирической действительности. Человек ведь не только познает действительность: он любит и ненавидит в ней то или иное, оценивает ее, стремится осуществить в ней одно и уничтожить другое. Человек есть живой центр духовных сил, направленных на действительность.

Человек как живое духовное существо в современной психологии раздваивается на субъект и объект; при этом познающий субъект есть лишь чистый, теоретический взор, чистое внимание, тогда как сама душевная жизнь развертывается перед этим взором как отчужденная от него внешняя картина. Поэтому для такого созерцания неизбежно должно ускользать познание живого субъекта как такового; его предметом может быть лишь то, что вообще может отчуждаться от субъекта, – разрозненные, оторванные от живого центра единичные явления душевной жизни. – Но такое “объективное” наблюдение есть анатомическое вскрытие трупа или его выделений, а не действительное наблюдение внутренней жизни субъекта. Здесь необходимо живое знание. Уяснить эти явления – это значит сочувственно понять их изнутри, симпатически воссоздать их в себе. Влюбленный встретит себе отклик в художественных описаниях любви в романах, найдет понимание у друга как живого человека, который сам пережил подобное и способен перенестись в душу друга; суждения же психолога покажутся ему просто непониманием его состояния – и он будет прав. Ибо одно дело – описывать единичные, объективные факты душевной жизни, а другое – уяснить само это отношение, его живой смысл для самого субъекта. (Плодотворная идея "интенции").

Метод новой науки есть самонаблюдение в подлинном смысле, как живое знание, т. е. как имманентное уяснение самосознающейся внутренней жизни субъекта в ее родовой, "эйдетической" сущности, в отличие от внешнеобъектного познания так называемой "эмпирической психологии".

4. Основные черты душевной жизни


1. Непространственность душевной жизни

Одна из основных черт душевной жизни, в её отличии от предметного мира, есть её неизмеримость: так называемая непротяженность – которую точнее нужно было бы назвать непространственностью – душевной жизни, есть лишь одно из проявлений этой неизмеримости. В душевной жизни есть присущий ей характер сплошности, слитности, бесформенного единства.

Прежней психологией подразумевалось какое-то пустое, чисто формальное единство, нечто вроде пустой сцены или арены, которая как бы извне наполнялась содержанием; и это содержание состояло в том, что на сцену, из-за неведомых кулис, выходили определенные, строго обособленные персонажи в лице "ощущений", "представлений", "чувств", "стремлений" и т. п. Эти персонажи вступали в определенные отношения друг к другу – дружеские и враждебные; они то выталкивали друг друга со сцены или боролись за преобладание на сцене, то сближались так, что позднее выходили на сцену лишь совместно (Гербарт, Джемс, вюрцбургская психологическая школа). (Поддавались невольному самообману, смешивая логическую обособленность психологических понятий, присущую только самой форме понятий, с реальной обособленностью предметов этих понятий; сюда же относится неумение различать между содержаниями предметного сознания и содержаниями душевной жизни. Но как раз первая задача психологии – выразить своеобразие переживаемого как такового, в его отличии от формы предметного содержания знания).

И только по почину Бергсона намечается окончательное уничтожение этой фантастической феерии сознания. Приглядываясь внимательно к душевной жизни мы обнаруживаем, что она целиком носит характер некоторого сплошного единства. Это, конечно, не значит, что она абсолютно проста и бессодержательна; напротив, она всегда сложна и многообразна. Это есть многообразие неких оттенков и переливов, неразличимым образом преходящих друг в друга и слитых между собой. Она есть некоторая экстенсивная сплошность, которой так же недостаёт интегрированности, как и дифференцированности, замкнутости и подчиненности подлинному единому центру, как и отчетливого расслоения на отдельные части. Она есть материал, предназначенный и способный стать как подлинным единством, так и подлинной множественностью, но именно только бесформенный материал для того и другого.

2. Различная степень интегрированности душевной жизни

Имеется явная и прямая связь между степенью сознанности и степенью объединенности [интегрированности] душевной жизни. Интенсивность света сознания пропорциональна степени слитности или сгущенности душевной жизни.

Этим с новой стороны уясняется совместимость подсознательности некоторых сторон душевной жизни с присущим ей общим характером самопроникнутости: дезинтеграция душевной жизни, как бы далеко она не шла никогда не нарушает её сплошности или единства. И даже если человеку кажется, что он раздвоился на разные личности, значит ли это необходимо, что он действительно раздвоился? Факты действительного раздвоения сознания, в смысле распадения человека на два личных центра с разными воспоминаниями, ещё не свидетельствует об отсутствии единства душевной жизни. Напротив, экспериментальные исследования показывают, что мнимо исчезнувший круг представлений и чувств фактически продолжает подсознательно жить в душевной жизни с иным сознательным центром и может быть легко в ней обнаружен (например, с помощью автоматического письма и т.п.), так же как более тонкое наблюдение показывает скрытое присутствие сомнамбулических, истерических и тому подобных явлений и в перерыве между соответствующими припадками, в так называемом нормальном состоянии субъекта. Именно отличение душевной жизни от сознания и самосознания, как и признание степеней интенсивности единства сознания, помогает уяснить сплошность, слитность душевной жизни и там, где на поверхности сознательной жизни имеет место некоторого рода раздвоение. Болезненное явление образования нескольких центров душевной жизни есть засвидетельствованный факт; но всё, что мы об этом знаем, говорит, что здесь мы имеем дело лишь с возникновением нескольких уплотнений, как бы с делением протоплазменного ядра душевной жизни. И напротив, еще никогда и никем не было замечено что-либо, что могло бы бить истолковано как действительный и совершенный разрыв этой самой протоплазменной массы душевной жизни.

3. Непротяженность душевной жизни

Психическое в отличие от материального не обладает свойством протяженности.

Но ведь только настроение, чувство, стремление, но и математическая теорема, нравственная заповедь, государственный закон не могут быть измерены аршином, иметь объем в пространстве, передвигаться в нем, иметь материальный вес и т. п. В каком же смысле "душевное" действительно непротяженно?

Разместил: rat Дата: 20.03.2009 Прочитано: 12547
Распечатать

Всего 1 на 4 страницах по 1 на каждой странице

<< 1 2 3 4 >>

Дополнительно по данной категории

20.03.2009 - Психология как философское учение о душе
20.03.2009 - Состав душевной жизни
20.03.2009 - Душа как единство духовной жизни

Нет комментариев. Почему бы Вам не оставить свой?

Вы не можете отправить комментарий анонимно, пожалуйста войдите или зарегистрируйтесь.

Главная | Основы философии | Философы | Философская проблематика | История философии | Актуальные вопросы