Философия французского просвещения
Исторический парадокс был и в том, что почти в то же самое время (1792), когда якобинцы выбросили прежде увенченные лаврами бюсты Гольбаха и Гельвеция из стен революционных учреждений, всероссийская помещица Екатерина II, заклятый враг всех антифеодальных движений, распорядилась об аналогичной «чистке» художественных собраний своего императорского дворца,— так страшилась она «революционной заразы». И по-своему она была права: французские просветители, середины XVIII в. не призывали непосредственно к революции, но объективно, всей своей деятельностью, ее подготавливали. «Великие люди, которые во Франции просвещали головы для приближавшейся революции, сами выступали крайне революционно. Никаких внешних авторитетов какого бы то ни было рода они не признавали. Религия, понимание природы, общество, государственный строй — все было подвергнуто самой беспощадной критике; все должно предстать перед судом разума и и либо оправдать свое существование, либо отказаться от него» (1, 19, 189).
Большие заслуги французского материализма в истории философии и передовой культуры несомненны. Его лидеры провозгласили бескомпромиссный атеизм. «Противопоставим, — писал Гольбах, — вымышленным интересам неба реальные интересы земли» (27, 1, 608). Опередив естествознание своего времени, они предвосхитили открытие великой истины,—самодвижения материи. Гольбах писал о движении как о «способе существования» материи (см.: 27, 1, 463), ее фундаментальном атрибуте, онтологически подкрепляющем истинность атеизма. Строгий детерминизм, в проведении которого французские материалисты не останавливались ни перед чем, обеспечивал целостность и монолитность системы природы. Бесспорным и впечатляющим было их стремление, хотя и не увенчавшееся успехом, материалистически рассмотреть общественную жизнь. Так или иначе, все они идейно подготавливали буржуазную революцию на своей родине, хотя эта подготовка была, как правило, отдаленной, «глухой», осторожной и не всегда осознаваемой. Вольтер писал, что надо быть апостолом, но так, чтобы не сбрасывать со счетов возможность исправления существующих правителей и не стать мучеником. Гольбах не столько угрожал королю, сколько поучал его: неустраненные несчастья влекут за собой революцию (см.: 27, 1, 339). Этими расчетами на королей грешил и Гельвеций, но он же охлаждал их: «за великим человеком редко следует другой великий человек...» (22, 224). Преемник портит то хорошее, что сделал предшественник.
Но несмотря на все это нужно отметить, что сохранения существующего во Франции положения они не желали. Руссо в «Философской сказке» (1756) выражал твердую уверенность в том, что на престол вместо «принца Каприз» взойдет «принц Разум», и никто из этих философов, нередко уповая на «просвещенного государя», не отождествлял его с абсолютным монархом в прежнем смысле слова. Гельвеций высоко оценил республиканский принцип: «все равны перед законом, интересы нации выше интересов правителя» (см.: 22, 339), находя соглашательскую политику в отношении деспота жалкой и более пагубной, чем кровопролитное восстание (23, 363). Дидро же всегда был в душе республиканцем и считал дурным всякое самодержавие, в том числе и просвещенное (см.: 34, 2, 115 и 32, 2, 127). Те же, кто читал «Систему природы» или трактаты Гельвеция, делали из прочитанного еще более крайние выводы, чем их авторы.
Сила воздействия сочинений лидеров французского Просвещения на умы современников умножалась тем, что эти философы создали школу. Они не были в одиночестве, и салон Гольбаха, как и салон Гельвеция, были центрами мысли, где книги, написанные ими, горячо обсуждались, дополнялись, редактировались и получали первую «путевку в жизнь». Хотя Руссо и полагал, что «...философия не путешествует, по-видимому, вовсе...» (64, 138), он .ошибался, и воздействие идей французского Просвещения на передовую антифеодальную мысль в России, Польше, Германии и Северной Америке было значительным.
История просветительской философии во Франции объемлет несколько десятилетий, и следует различать ее предшественников, классиков и эпигонов. К числу предшественников и зачинателей просветительского движения следует отнести Пьера Бейля (1647—1706) и Жана Мелье (1664—1729). Первый из них в знаменитом «Историческом и критическом словаре» с позиций религиозного индифферентизма, перерастающего во враждебный религии скепсис, начал расчистку философской почвы от схоластического хлама. Второй, сын сельского ткача, несмотря на священнический сан, развил в своем «Завещании» материалистические, атеистические и утопическо-коммунистические идеи, которые привели ознакомившегося с ними впоследствии Вольтера в еще большее «содрогание», чем трактат Руссо «Об общественном договоре».
В движении французских просветителей обычно различают правое, «умеренное» крыло (Вольтер, Монтескье, Кондильяк), группу материалистов-атеистов (Ламетри, Дидро, Гольбах и Гельвеций) и левое, радикально-демократическое крыло (Руссо, а также различные представители утопического коммунизма). Рассмотрим эти фракции последовательно.
Нарский И. С.
|
