Свое завершение рационализм нашел в знаменитом Бенедикте Спинозе, философия которого уже не оставляет ни малейшего сомнения в том, что главным вдохновителем рационализма была именно математика и ее методы.
В нашу задачу не входит разбор философских систем двух отмеченных школ во всей их полноте; нас интересует только вопрос о происхождении познания и о приемах, при помощи которых развивается стройное научное здание человеческих знаний.
К концу 17-го века, как видно из предыдущего, наметилось два противоположных учения. Первое, установленное английскими мыслителями Р. и Ф. Бэконами, развитое затем Локком, перешедшее через <a href="/skepticizm.html"><b>скептицизм Юма</b></a> и усовершенствованное уже в последнее время также в Англии Дж. Гамильтоном, Джемсом Стюартом Миллем, Гербертом Спенсером и другими. И второе, созданное Ренэ Декартом, развитое Арнольдом Гелинксом из Антверпена, Малебраншем, особенно Лейбницом, перешедшее через, так называемый, трансцендентальный идеализм Фихте и Шеллинга и закончившееся философией Гегеля.
Первые утверждают, что все наши идеи мы получаем извне при посредстве наших органов чувств; ум наш представляет собою, как бы tabula rasa, на которой опыт и наблюдение непрерывно записывают ту совокупность сведений, которые перерабатываются затем нашим умом в стройную систему знания.
Вторые держатся прямо противоположного мнения, что идеи обо всем, что мы называем знанием, прирождены человеку. Что источником истинного знания служит сам разум, в котором от рождения заложены все основы знания; деятельность ума сводится лишь к тому, чтобы отыскать эти основы, превратить их в отчетливые и раздельные мысли и из них путем строго логических построений развить всю систему знаний.
Рационализм был подорван, в сущности, уже самим Декартом, как только он приступил к построению своей физики; последовательные приверженцы картезианства, строго выдержавшие его начала, Гелинкс и Малебранш довершили дело.
Гелинкс справедливо рассуждает, что дух и тело суть два противоположные начала, вполне разделенные, между которыми не может быть никакого посредства, никакой связи. Это основной принцип рационализма.
Между тем всякий знает, как несомненный самоочевидный факт, что тело управляется духом, а на дух воздействует тело.
Этого факта нельзя отрицать, но его нельзя и объяснить. Поэтому не подлежащее сомнению взаимодействие между духом и телом есть явление абсолютно непонятное, т.е. чудо.
Наивность, чтобы не сказать больше, такого рода суждений совершенно очевидна.
Например: А не равно В, и в то же: А равно В. Одновременность этих заведомо исключающих друг друга положений абсолютно непонятна, значит, это чудо, производимое всемогущим богом. В действительности же это просто значит, что нелепо в одно и то же время отрицать и утверждать один и тот же факт; либо А есть В, либо А не есть В, что-нибудь одно из двух, ничего третьего, за исключением разве нелепости, быть не может.
Второй принцип философии Декарта есть, следовательно, простой абсурд.
Таким образом, хотя, по мнению рационалистов, истинные идеи познания и вложены в наш разум всеведущим богом, который не может нас обманывать, но в действительности разум человека, даже гениального человека, может принять за истину явную нелепость.
Где же критерий того, что та или иная высказанная мысль на самом деле есть истина, вложенная в наш ум богом, а не ошибка? Такого критерия чистый рационализм не дает и не может дать, ибо для него опыт доказательной силы иметь не может.
Однако, все это еще не доказывает невозможности существования врожденных идей; быть может, трудно напасть на такую идею, можно принять за таковую ложное утверждение, но все же такие идеи существуют? Несомненно, так судили наиболее выдающиеся рационалисты и, я не сомневаюсь, находили подтверждение своей мысли опять-таки в математике и геометрии.
Аксиомы этих наук признавались за таковые; они так или иначе найдены в нашем разуме и раз найденные создали грандиозное здание достоверных математических знаний.
Для мудрецов 17-го века это был несомненный факт; поэтому, полагали они, систему Декарта можно восстановить, заменив второй принцип о невозможности взаимодействия между духом и материей другим, прямо противоположным.
Это и сделал Лейбниц, одухотворив мертвую природу, признав всякую вещь природы, принадлежит ли она материи или духу, за самостоятельную субстанцию, наделенною особой силой, которая составляет сущность вещей, их основную невещественную и природную способность. |
