Кампанелла понимал, что находится еще только у самых истоков подлинно научного познания мира. В обстановке, когда самоуверенность ученых-педантов грозила похоронить под грудой комментариев и ссылок на авторитеты смелую научную мысль, утверждение относительности и недостаточности человеческого познания имело глубокий положительный смысл.
Не случайно в качестве первого возражения скептиков, первого сомнения в достоверности познания Кампанелла выдвигает в своей <Метафизике> довод об относительности знания, ничтожных его результатах по сравнению с безграничным объектом познания - природой. В этих доводах явственно звучит его собственная тоска по более полному и достоверному знанию мира. Безграничное стремление к познанию наталкивается на ограниченность человеческих возможностей. Мы не видим часть Луны, не освещенную Солнцем; мы не знаем с достоверностью, существуют ли иные системы и планеты, коль скоро они подобно Луне в период новолуния сокрыты небесной тьмой, а между тем открытия новых звезд, неизвестных спутников Юпитера свидетельствуют о существовании еще не познанных нами небесных тел. <Нам неизвестно число сокрытых и даже видимых звезд, и их силы, и движение, и покой, и что находится между звездами>. Но и на Земле - многое ли мы знаем? Человеческий разум все еще скользит по поверхности земли и моря, ему неведомы тайны морских глубин и земных недр. <Мы видим лишь частицу мира... Ведь и вся Земля в сравнении с космосом не более как точка. А кто познал всю Землю снаружи и изнутри? Стало быть, нам придется признать, что мы знаем менее, нежели неделимую точку: это же менее, чем ничто; следовательно, мы ничего не знаем. . . > (19, стр. 6).
Но не отчаяние в возможностях человеческого разума, не скептицизм порождают у Кампанеллы недостаточность человеческих знаний, а неукротимое стремление вырваться из невежества, добиться более полного, более глубокого, более достоверного знания природы. Для этого необходимо обновление наук. Нужно сокрушить стоящие на пути научного знания преграды. Необходимо освободиться от власти традиции, от стремления смотреть на мир глазами древних авторитетов. Борьба против аристотелизма нашла наиболее яркое выражение в книге <Против языческой философии> (буквально название ее переводится так: <О том, что не должно придерживаться язычества>).
С внешней стороны это сочинение выглядит как апология христианства, но при этом Кампанелла излагает свое понимание христианской культуры. Не иррациональную веру противопоставляет он языческому, земному, мирскому знанию, а достижения христианской цивилизации и культуры, научный и технический прогресс европейских народов - застывшему авторитету классической древности. <Те, кто запрещает христианам занятия философией, - полемически заявлял он в <Апологии Галилея>, - не понимают, что значит быть христианином> (10, стр. 25).
Эта новая рациональная философия должна исходить из достижений эпохи великих открытий. <В христианские времена христианами изобретено книгопечатание; несмотря на возражения богословов и философов, Колумбом открыт Новый Свет, неведомый древним и отрицавшийся ими... Галилей открыл новые небесные тела... Коперник движение Солнца, а португальцы совершили путешествие вокруг Земли... Поэтому необходимо было преобразовать астрономию благодаря трудам Коперника и Тихо, на основании наблюдения небесных явлений, и реформировать календарь... Также были изобретены артиллерия и употребление компаса... и иные удивительные искусства. . . > (12, стр. 5 - 6). <В наш век совершается больше событий за сто лет, чем во всем мире совершилось их за четыре тысячи. . .
в этом столетии вышло больше книг, чем вышло их за пять тысяч лет. . . > - с гордостью говорил Кампанелла о новом времени в <Городе Солнца> (5, стр. 120).
Новые открытия и изобретения требуют радикального обновления наук и решительного отказа от следования древним авторитетам: <Следовательно, по необходимости должно создать также и новое учение о природе. . . > Отрицать это стремление - значит преградить путь дальнейшим научным открытиям, остановить научный и технический прогресс человечества: <Кто отрицает это, отрицает и открытия. . . > (13, стр. 6). Чтобы освободить научное познание, необходимо отбросить не только культ Аристотеля, но и самый принцип авторитета в науке и философии. <Если бы нашелся столь блистательный ученый, что никто не стремился бы ничего сверх него прибавить или понять, должно было бы следовать ему одному. Но так как не бывает человека, лишенного ошибок, сколь бы свят и учен он ни был, как говорит об этом Августин... и как учит нас повседневный опыт, ибо постоянно открытие новых вещей возвышает и обновляет науки, то не следует отвергать многообразного исследования, иначе, если бы оказались пол запретом различные стремления в философии, не были бы открыты ни новое полушарие, ни новые звезды, не были бы изобретены ни телескоп, ни магнит, ни книгопечатание, ни артиллерия> (13, стр. 60).
Не должно <клясться именем учителя>, но необходимо предоставить самую широкую свободу научному исследованию. И если о чем и следует беспокоиться, так о том, чтобы <не издавались книги, до тошноты повторяющие то, чему учили предки>. Поэтому <вредно для государства замыкать умы одной книгой, ибо тогда оно ослабнет и лишится изобретений и научных открытий> (13, стр. 59 - 61). Не случайно специальный раздел своей книги <Против языческой философии> Кампанелла так и озаглавил: <0 новаторе>, отстаивая право ученого и философа на новое знание, доказывая, что <не всякое новаторство в государстве и церкви заслуживает подозрения> (13, стр. 48), что если и будет сделано что-либо неверное, излишнее, оно не переживет своего создателя, <а необходимо новое останется навсегда>.
А потому <никому не должно запрещать открытия> (13, стр. 61).
Горфункель А. Х. |
