4. Бессознательное как основа душевной жизни
1. Иррациональное
В чём же состоит само бытие душевной жизни? Это есть именно то, что мы называем переживанием или непосредственным бытием, поскольку оно не исчерпывается сознанием. Более того, этот момент непосредственного-бытия есть более существенный и первичный признак душевной жизни, чем момент сознания. В той мере, в какой жить важнее и первей, чем сознавать, в какой действенность предшествует созерцанию, душевная жизнь есть прежде всего реальная сила, и лишь производным образом идеальный носитель сознания. Убеждение в первичности иррационального в человеческой жизни составляет главное завоевание современного понимания человеческой жизни (в психологии и обществоведении), добытое в борьбе против рационализма и спиритуализма прежнего времени.
Митр. Антоний Блюм писал: «Ещё и сегодня мы пребываем в заблуждении, будто всё иррациональное непременно сомнительно. Но иррациональное – не значит "неразумное". Существует, например, множество оттенков человеческой любви: дружба, родственные чувства, любовь, выделяющая из множества людей того единственного, кто нам дороже всех, благодаря кому весь мир вдруг перестраивается для нас. Подобное переживание, столь яркое, сложное и всеобщее, относится к области иррационального, в том смысле, что его нельзя создать рассудочным путём: любовь не есть итог оценки всех "за" и "против". Это непосредственное переживание, встающая перед нами несомненность, слишком глубокая, чтобы мы могли её описать в рассудочных категориях. Мы должны принять опыт любви с предельной полнотой, беречь и открывать красоту вещей и людей [не превращая эти откровения в повод ослепнуть, когда сотворяем идолов]. И тогда, открыв в этом плане измерение, которое превосходит разум, которое можно исследовать, но нельзя [невозможно] выдумать, мы станем много ближе к возможности откровения о Боге».
В качестве чистой жизни, бытия, силы, действенности душевная жизнь есть актуальная, готовая относительно самоутвержденная реальность. В качестве же сознания она есть лишь потенция, возможность, как бы зародышевое состояние или сырой материал для реальности, которую она может приобресть лишь извне, через приобщение себя к актуальности духа.
2. Несознаваемое
Мы имеем ряд явлений, теснейшим образом связанных с нашей душевной жизнью, играющих в ней значительную роль и имеющих все внешние признаки явлений душевных – и в то же самое время, по непосредственному свидетельству самонаблюдения, несознаваемых. Для господствующего понимания душевной жизни, однако, бессознательное душевное явление есть простое contradictio in adjecto, вопрос о котором решается так же просто, как вопрос о деревянном железе и круглом квадрате. Но следует учесть следующее:
1) едва ли не каждый из нас может при известных условиях диктовать или писать нечто, о чем он сам и не подозревает; спиритизм; объяснение этого заключается в том, что за пределами нашего бодрствующего сознания в нас и наяву продолжает действовать не замечаемое нами душевное состояние, аналогичное сну, работа которого, с помощью указанных приёмов может быть легко обнаружена; в основном в этом сне наяву мы являемся проводниками различных энергий [на этом основано монашеское трезвение];
2) в школе Фрейда обнаружилось, что многие душевные и нервные болезни – если не большинство из них – объяснимы тем, что некоторые тягостные и мучительные для нас представления, чувства, желания, которые именно в силу своей тягостности как бы изгнаны из пределов сознания и о которых сами пациенты даже и не подозревают, оказывают как бы подземное давление на сознание и тем нарушают его нормальное функционирование. И лечение основано на том, что часто достаточно одного этого освещения сознанием, чтобы такой подсознательный элемент жизни потерял свою исключительную болезненную остроту и силу;
3) сомнамбулизм, раздвоение и сужение личности при истерии – где ряд элементов душевного состояния остается не сознанным для нормального сознания пациента, т.е. настолько ушедшие из его памяти, как будто они совсем не сознавались им;
4) рассеянному человеку, в особенности человеку, углубленному в созерцание чего-либо или в упорное размышление, задается вопрос; он по-видимому его не слышит, потому что не реагирует на него; через некоторое время он разумно отвечает на него по собственной инициативе, как будто вопрос был только что ему поставлен;
---5) истерическая анестезия оказывается лишь крайним, предельным случаем рассеянности;
5) известно, что многие люди способны, ложась спать, внушить себе проснуться в определенный час – и просыпаются как по образцовому будильнику. В какой форме эта мысль жила в них во всё время сна?
6) готовые вспыхивающие решения у творческих людей – озарения.
На самом же деле сознание очень разнится по ясности и интенсивности. Вся влиятельность и убедительность художественных образов основана на однородности в душевном переживании качественно разнородного.
3. Подсознательное
1. Градации сознания
Чем дальше идет развитие психологического наблюдения, чем более утончается самонаблюдение, тем очевиднее становится глубокая мысль Лейбница о ступенях, или степенях сознания, о непрерывности перехода в нем от минимума к максимуму ясности и интенсивности. Было время, когда казалось, что сознание доступно нам только в форме самосознания или предметного сознания, когда считалось логически противоречивым утверждать, что мы можем иметь что-либо в сознании, чего мы не замечаем или в чем не отдаем себе отчета (вспомним основанные на этом допущении возражения Локка против "врожденных идей"). И отголоски такого мнения можно встретить в психологии вплоть до нашего времени. Уже само намеченное нами выше различение сознания-переживания от мысли и созерцания, от предметного сознания и самосознания есть по существу завоевание психологической интуиции Лейбница и идущего по ее стопам новейшего уточнения самонаблюдения. Но это сознание-переживание всегда ли само однородно по своей силе или ясности как сознания?
Приведенные выше примеры полудремоты или аффекта суть ли низшие, доступные нам формы сознания? Еще более тонкое и обостренное наблюдение показывает, напротив, что сознание-переживание само может иметь различные степени. Психологам удавалось в прямом ли или в ретроспективном наблюдении – подметить состояния сознания, гораздо низшие, чем приведенные выше примеры чистых "переживаний". Что испытываем мы в первые дни и месяцы нашего земного существования? Что мы сознаем в момент первого, едва начинающегося пробуждения от глубокого сна или – еще лучше – обморока? Или что сознаем мы в момент, непосредственно предшествующий потере сознания при наступлении обморока или полной анестезии? Описать это, конечно, почти невозможно за отсутствием соответствующих слов, но дело тут не в описании, а в простом констатировании.
Толстой вспоминает о смутном состоянии неловкости, несвободы и невыразимого протеста, которое заполняло его сознание, когда его пеленали.
А. Герцен-сын описывает состояние своего пробуждения от обморока.
Сомнений здесь быть не может: сознание, взятое даже как непосредственное переживание, за устранением всего предметного сознания и самосознания, по свидетельству опыта допускает еще переходы по силе и может быть прослежено до некоторого своего почти исчезающего минимума. Отрицание возможности степеней сознания у Гартмана (Philosophic des Unbewussten, т. 2, гл. 111,4) основано на смешении сознания с предметным сознанием, в конечном счете – со знанием.
2. Антиномия бессознательного
Но тут мы стоим перед основным возражением: даже минимум сознания – скажут нам – не есть полная бессознательность и потому ничего не говорит о последней; количественные различия в степени или силе сознания принципиально отличаются от качественного различия между присутствием и отсутствием сознания. Явление же отсутствия сознания никогда не может быть опытно констатировано, ибо, чтобы иметь опыт, надо иметь сознание.
Но это возражение несостоятельно уже потому, что доказывает слишком много. Ведь опытно констатировать – это все равно что опытно знать, т. е. иметь отчетливое представление о предмете или, точнее, иметь содержание как предмет очевидного суждения. Как же мы можем в таком случае опытно констатировать состояния сознания, неизмеримо низшие и слабейшие, чем состояние отчетливого познавания, – состояния, в которых у нас нет ни объектов, противостоящих нам, ни суждений о них? Недоумение, очевидно, решается тем, что непосредственный опыт основан на т. н. первичном воспоминании т. е. на сохранении и присутствии предыдущего, низшего состояния сознания в составе последующего, высшего. Но если так, то усматриваемое в опыте состояние сознания никогда не есть простое определенное качество, как бы говорящее только о самом себе, а есть всегда некоторое сложное целое, в составе которого присутствуют и простейшие, менее интенсивные и ясные, чем само целое, элементы. Иначе говоря, в содержании такого самонаблюдения нам дана не одна определенная ступень сознания, а само движение перехода с одной ступени на другую, как живое целостное единство, как некий отрезок динамического целого, по которому мы имеем непосредственное знание о самом целом как таковом.
Для душевной жизни характерно относительная однородность и сродство самих качественных различий. Поэтому в ней не существует тех резких непроходимых разграничений, которые даны в логических различиях между предметными содержаниями, а есть постоянная непрерывность в переходе от одного к другому, качественная близость всего бесконечного ее многообразия.
1) Так "круглый квадрат" как геометрическое содержание есть бессмыслица; но в непосредственных конкретных образах вполне возможен непрерывный переход от образа квадрата к образу круга через постепенное закругление сторон квадрата и стушевывание заостренности его углов (или в обратном направлении), возможно, следовательно, и уловление чего-то промежуточного между тем и другим, пример чего в изобилии дает художественная орнаментика, в особенности при вычурности ее стиля.
2) Точно так же звук как предметное содержание лежит в совсем иной качественно области бытия, чем цвет, и логический переход от одного к другому невозможен. Но известный факт "цветного слуха", который есть нечто большее, чем непонятная ассоциация между разнородными содержаниями, свидетельствует, что в душевной жизни на известном ее слое возможно переживание качественной однородности этих столь разнородных ощущений.
|
