|
Но из необъятного русского простора выступит и русский богатырь, появится снова, уже в окончательном ужасающем явлении своем, бессмертный Хозяин „мертвых душ“. И тогда лишь откроется то, что теперь еще скрыто не только от нас, читателей, но и от самого художника, – как страшно это смешное пророчество: Чичиков – Антихрист»».
В.В.Набоков в своих лекциях о Гоголе, аттестовав Чичикова как «коммивояжера дьявола», вслед за Мережковским интерпретирует в этом ключе и финал поэмы: «...пред Гоголем стояла двойная задача: позволить Чичикову избегнуть справедливой кары и в то же время отвлечь читателя от куда более неприятного вывода – никакая кара в пределах человеческого закона не может постигнуть посланника сатаны, спешащего домой, в ад».
Логика русских критиков ясна: такому герою путь через «чистилище» к возрождению заказан.
После 1845 Гоголь продолжает напряженно работать над 2-м томом и одновременно испытывает желание объяснить обществу, почему книга до сих пор не написана. Кроме того, он чувствует потребность публично изложить свои основные учительные идеи, наставить современников на путь «истинного совершенствования». Все это заставляет его опубликовать часть своих писем близким людям в виде книги Выбранные места из переписки с друзьями (1847). Книга отразила мучительные сомнения автора в действенной функции художественной литературы и поставила его на грань отречения от своих прежних созданий, ибо они, в его глазах, не отвечали задачам прямой моральной дидактики. В поисках выхода из поразивших Россию общественных и нравственных болезней Гоголь конструирует идеальную программу выполнения своего долга всеми «сословиями» и «званьями», от крестьянина до высших чиновников и царя. Каждому из своих адресатов он методично и с полным осознанием несомненного на то права указывает, какие действия он обязан предпринимать для исполнения раскрытого перед ним долга (как помещику управлять крестьянами, как чиновникам служить и т.д.). В духе протестантского социального утопизма Гоголь «идеальное небесное государство» связывал с реальными бюрократическими инстанциям современной ему России, которые, с его точки зрения, должны осуществить свое высокое предназначение.
Выход в свет этой книги навлек на автора настоящую критическую бурю со стороны «демократических» литературных кругов, которые восприняли ее как проявление «поповского» ренегатства со стороны вчерашнего нелицеприятного «изобразителя натуры». Эскапады подобного рода наиболее явственно прозвучали в знаменитом публичном письме Гоголю В.Г.Белинского от 15 июля 1847 из Зальцбрунна. С другой стороны, в умеренно настроенных общественных и церковных кругах книга также вызвала явное отторжение. Показательно, что один из наиболее почитаемых духовных авторитетов эпохи, епископ и будущий святитель Игнатий (Брянчанинов) счел ее вредной.
Сам Гоголь, на рубеже 1840–1850-х переживавший постепенное движение от мистической экзальтированности к более трезвым формам воцерковленного христианства, признавался в одном из писем Жуковскому: «Я размахнулся в моей книге таким Хлестаковым, что не имею духу заглянуть в нее».
Паломническая поездка 1848 в Иерусалим ко Гробу Господню заставляет писателя пристальнее присмотреться к тому духовному пути, который ему еще предстоит пройти. Гоголь молится о том, «чтобы собрать все силы наши на произведенье творений, нами лелеемых», то есть на завершение Мертвых душ.
1 января 1852 Гоголь сообщает одному из своих знакомых, что 2-й том «совершенно закончен». Но в последних числах месяца явственно обнаружились признаки нового кризиса преследующей Гоголя болезни, которая так и не была врачами диагностирована. Толчком к тому послужила смерть Е.М.Хомяковой, человека, духовно близкого Гоголю, сестры Н.М.Языкова. Писателя терзает предчувствие близкой смерти, усугубляемые вновь усиливающимися сомнениями в благотворности собственного литературного поприща.
|
