В эстетике Гегеля имеются два важнейших преимущества по сравнению с Кантом. Во-первых, рассмотрение искусства как процесс развития его видов и жанров. Во-вторых, рассмотрение искусства как содержательной формы, которая входит “в один общий круг с религией и философией и является только одним из способов осознания н выражения... глубочайших человеческих интересов, всеобъемлющих истин духа. В произведения искусства народы вложили свои самые содержательные внутренние созерцания и представ-ления, искусство часто служит ключом, а у некоторых народов единственным ключом, для понимания их мудрости и религии” *.
Особенно наглядно преимущество содержательного подхода I; искусству проявляется в гегелевской теории художественного творчества. Как уже было отмечено, многие из положений Канта о художественном творчестве были далее развиты в немецкой эстетике Шиллером, романтиками и Гегелем. Последний, как и Кант, решающую роль в художественном творчестве отводил фантазии. Он утверждал, что “источником художественных произведений является свободная деятельность фантазии, которая в создании своих воображаемых образов еще более свободна, чем сама природа”.
Но в отличие от Канта Гегель дифференцирует понятия “гения” и “таланта”. Под гением он понимает общую способность к искусству. “Гений,— пишет он,— есть всеобщая способность к созданию подлинных художественных произведений, равно как и энергия, благодаря которой он развивает и упражняет эту способность”.
В противовес Канту, считавшему способности гения врожденными, данными от природы, Гегель подчеркивает субъективную сознательную активность гения в художественном творчестве, “ибо духовно производить может лишь самосознательный субъект, ставящий себе целью создание такого творения”. Но Гегель не отрицает и определенных врожденных наклонностей к художественному творчеству и называет “талантом” или особыми специфическими способностями то, что одного побуждает к игре на скрипке, другого — к пению и т. д.
По его мнению, искусство “требует специфических задатков, существенный момент которых составляет природное дарование”. Для полноценного художественного творчества, по мнению Гегеля, необходимо сочетание общих способностей и специфических задатков, ибо “с одним лишь талантом можно достигнуть успехов только в некоторой совершенно изолированной области искусства, и для своего полного завершения в самом себе талант требует той общей способности к искусству, того одушевления, которое составляет отличительную черту одного лишь гения. Талант без гения не намного возвышается над уров-нем голой виртуозности”.
В процессе художественного творчества, в состоянии вдохновения общие и специфические способности художника находятся в диалектическом взаимодействии, причем побу-дительным стимулом к художественному творчеству является не пустая прихоть или намерение творить, а “истинное вдохновение возникает поэтому при наличии какого-нибудь определенного содержания, которым овладевает фантазия, чтобы дать ему художественное выражение, и вдохновение есть само это состояние деятельного формирования как в субъективном внутреннем мире, так и в объективном выполнении художественного произведения” .
Выдвижение на первый план содержательности как истинной причины художественного творчества, подчеркивание ведущей роли сознательных усилий в творческом процессе яв-ляются большой заслугой Гегеля.
В определений роли и функции искусства в эстетике Гегеля отразилось и отрицательное влияние на него современного ему общества. Философ считал, что в современном ему искусстве в основном смягчается противоречие между человеком и обществом, между тем как, по его мнению, “истинной задачей искусства является осознание высших интересов духа” и воплощение их в прекрасных образах. Но подобное состояние было характерно, по Гегелю, для искусства прошлого, в эпоху античности. XIX же век, по его утверждению, это “время страстей и эгоистических интересов”, “запутанное состояние гражданской и политической жизни”, когда “ум человека поставлен на службу этим тяжелым условиям и мелким интересам дня”, а “сам интеллект всецело предался наукам, полезным лишь для достижения подобного рода практических целей” . В результате искусство лишено той важной и серьезной роли, которую оно играло в эпоху античности и во времена позднего средневековья. “Поэтому,— заключал Гегель,— наше время по своему общему состоянию неблагоприятно для искусства”.
А. Шопенгауэр (1788— 1860) был одним из первых, кто положил начало биологизации и психологизации всех социальных отношений в обществе. По его концепции, все явления природы и общества есть проявление мировой воли. Эта воля “сама по себе бессознательна и представляет собой лишь слепой, неудержимый порыв,— такой она проявляется еще в неорганической и растительной природе и ее законах, как и в растительной части нашей собственной жизни”. В человеке воля проявляется в виде стихийных (например, полового) влечений, независимых от сознания.
Шопенгауэр, несомненно под влиянием Канта (которого в отличие от других своих предшественников, например Гегеля, высоко чтил), считал, что эстетическое отношение человека к действительности возникает при его освобождении от личных желаний, от воли, представляющей выражение коренных, в том числе и биологических, влечений. Поэтому для него “проблема метафизики прекрасного может быть выражена очень просто, именно: как возможны удовольствия и радость от предмета без какого-либо отношения к нашему хотению”.
Они возникают, по теории Шопенгауэра, потому, что при эстетическом созерцании человек воспринимает форму предметов. “Решение этой проблемы, данное мной, таково, что в прекрасном мы всегда воспринимаем существенные и изначальные формы одушевленной и неодушевленной природы, т. е. платоновы идеи ее, и что условием такого восприятия является существенный коррелят идей, чистый от воли субъект познания, т. е. чистая интеллигенция без намерений и цели” ,— утверждай философ под влиянием Платона и Канта.
Более других людей необходимой чертой для эстетического восприятия действительности и художественного творчества, по мнению Шопенгауэра, обладает художник (“благодаря своей объективности, гений с большой ясностью видит то, чего другие не видят вовсе”). Отсюда Шопенгауэр, как и Кант, противопоставлял художественное творчество научному познанию. Но в отличие от Канта он высоко превозносил возможности искусна перед наукой и прямо утверждал, что “искусство может давать нам больше откровений, чем все науки, взятые вместе”. Может показаться, что Шопенгауэр, признавал познавательную функцию искусства, которую недооценивал Кант, более справедлив к искусству. Однако это только видимость. В конце концов познавательная способность искусства не идет у него дальше восприятия формы, по не формы предметов, как у Канта, а формы как первосущности, формы, лишенной материального субстрата и понимаемой в платоновском смысле. Искусство, по мнению Шопенгауэра, “показывает нам только форму, которая, если бы она дана была в совершенстве и со всех сторон, уже и была бы самой идеей. Изображение таким образом тотчас же отводит нас от индивидуума к чистой форме... такое разъединение формы от материи и принадлежит к самому существу эстетического произ-ведения искусства, так как цель последнего именно и есть — привести нас к познанию (платоновой) идеи”.
Возвращение к платоновской концепции функции искусства было шагом назад по сравне-нию с эстетикой Канта, в которой рассматривается соотношение материи и формы реальных предметов в эстетическом восприятии.
М. Н. АФАСИЖЕВ
|
