Такое понимание места относится не только к локальному пространству, но и к пространству универсальному. Всякий предмет занимает свое место, находится где-нибудь, однако «вселенная нигде не находится. Ведь «где-нибудь» само есть нечто, и, кроме того, наряду с ним должно быть другое нечто, в котором находится то, что его объемлет; а, наряду со всем и целым, вне целого ничего нет, и поэтому все находится в небе, так как небо, конечно, и есть вселенная. Местом является не небесный свод, а его крайняя, касающаяся подвижного тела, покоящаяся граница; поэтому земля помещается в воде, вода в воздухе, воздух в эфире, эфир в небе, а небо уже ни в чем другом». Такое понимание места позволяет разрешить и сформулированную Зеноном апорию: если все существующее находится в известном месте, то и у места будет место и так далее до бесконечности. С точки зрения Аристотеля, такой бесконечности нет, ибо место действительно существует и находится где-то, однако не в месте, а как граница в ограничиваемом теле.
В непосредственной связи с обсуждением вопроса о том, что такое место, Аристотель подвергает рассмотрению и уничтожающей критике выдвинутое атомистами понятие пустоты. Существование пустоты, рассуждает он, обосновывают реальностью движения, для которого пустота является причиной (она уступает будто бы движущемуся телу), и неодинаковой плотностью различных тел (в менее плотных телах будто бы больше пустоты). Однако ни тот, ни другой аргумент не имеет силы. Ибо, во-первых, признание существования пустоты не объясняет возможность движения, а скорее уничтожает таковую. Поскольку пустота лишена всяких различий, в ней нет основания, почему телу необходимо остановиться здесь или двигаться дальше, и если двигаться, то почему большее или меньшее расстояние. Поэтому если бы существовала пустота, то в ней царил бы всеобщий покой, а не движение. Что же касается утверждения о существовании пустоты на основании различной плотности тел, то последнее различие можно объяснить и без признания существования пустоты. Когда, например, вода превращается в воздух, она расширяется, становясь менее плотной, но материя их остается одной и той же, становясь лишь в действительности тем, чем она была в возможности. Аналогично этому происходит и противоположный процесс перехода одной и той же материи из менее плотного состояния с большим объемом в более плотное с меньшим объемом. Но все это не требует никакого понятия пустоты.
Аристотель переходит затем к исследованию времени. Прежде всего он указывает на затруднения, связанные с вопросом о существовании времени, а затем рассматривает его природу. «Что время или совсем не существует, или едва существует, будучи чем-то неясным, — пишет он, — можно предполагать на основании следующего. Одна часть его была и уже не существует, другая — в будущем, и ее еще нет; из этих частей слагаются и бесконечное время, и каждый раз выделяемый промежуток времени. А то, что слагается из несуществующего, не может, как кажется, быть причастным существованию. Кроме того, для всякой делимой вещи, если она только существует, необходимо, чтобы, пока она существует, существовали бы и ее части, или все, или некоторые, а у времени, которое делимо, одни части уже прошли, другие только будут, и ничто не существует. А «теперь» не есть часть, так как часть измеряет целое, и из частей оно должно слагаться, время же, по всей видимости, не слагается из «теперь». Далее, нелегко усмотреть, остается ли «теперь», которое, очевидно, разделяет прошедшее и будущее, всегда единым и тождественным или каждый раз другим».
|