В силу болезненной мнительности, заставляющей его видеть в некогда "нежно любимом" Дидро, Гольбахе и др. друзьях своих "ненавистников" и тайных преследователей, - вел уединенный образ жизни, добывая пропитание переписыванием нот и ища утешения в мемуарах и одиноких прогулках ("природа всегда улыбается мне").
Чувство безысходного одиночества, характеризующее глубоко пессимистическое умонастроение последних лет жизни Руссо, выражается как в крайнем индивидуализме ("я не должен и не хочу заниматься ничем, кроме себя"), так и в интенции к масштабным мрачным обобщениям ("общительная и любящая личность" неизменно обречена на непонимание, зависть, неприязнь и, в итоге, — на одиночество и утрату иллюзий: "все... мысли о счастье в этой жизни оказались химерами").
Удручённо и даже как-то беспросветно подводил постаревший Руссо итог своим жизненным делам и стараниям в них:
«Если кто-либо, не будучи интриганом, хочет посвятить свои сочинения истинному благу родины, тот не должен сочинять их в ее пределах».
«Если полагать цель жизни в успехе, то гораздо естественнее быть подлецом, чем порядочным человеком».
Содержание и эмоциональная окрашенность произведений этих лет ("Исповедь", "Диалоги", "Прогулки одинокого мечтателя") дают основание для высказанной в рамках экзистенциализма оценки Руссо как одного из своих предтечей.
Из «Исповеди» (написана в 1764 -1770 гг., опубликована лишь после смерти Руссо - частично в 1781-м и полностью в 1788 году):
«Я предпринимаю дело беспримерное, которое не найдет подражателя. Я хочу показать своим собратьям одного человека во всей правде его природы, — и этим человеком буду я.
Я один. Я знаю свое сердце и знаю людей. Я создан иначе, чем кто-нибудь из виденных мною; осмеливаюсь думать, что я не похож ни на кого на свете. Если я не лучше других, то по крайней мере не такой, как они. Хорошо или дурно сделала природа, разбив форму, в которую меня отлила, об этом можно судить, только прочтя мою исповедь.
Пусть трубный глас Страшного суда раздастся когда угодно, я предстану пред Верховным судией с этой книгой в руках. Я громко скажу: «Вот, что я делал, что думал, чем был. С одинаковой откровенностью рассказал я о хорошем и о дурном. Дурного ничего не утаил, хорошего ничего не прибавил; и если что-либо слегка приукрасил, то лишь для того, чтобы заполнить пробелы моей памяти. Может быть, мне случилось выдавать за правду то, что мне казалось правдой, но никогда не выдавал я за правду заведомую ложь. Я показал себя таким, каким был в действительности: презренным и низким, когда им был, добрым, благородным, возвышенным, когда был им. Я обнажил всю свою душу и показал ее такою, какою ты видел ее сам, всемогущий. Собери вокруг меня неисчислимую толпу подобных мне: пусть они слушают мою исповедь, пусть краснеют за мою низость, пусть сокрушаются о моих злополучиях. Пусть каждый из них у подножия твоего престола в свою очередь с такой же искренностью раскроет сердце свое, и пусть потом хоть один из них, если осмелится, скажет тебе: «Я был лучше этого человека».
Написав «Диалоги: Руссо судит Жан-Жака» (1775 - 1776), философ 24 февраля 1776 г. направился к собору Парижской Богоматери с целью возложить свое сочинение на алтарь, как бы вручая его самому Всевышнему. И вот тут-то... С ужасом видит Руссо, что вход к алтарю преградила обычно не запиравшаяся решетка, и в этом он тотчас усмотрел роковую примету — «даже Бог от него отвернулся»... Спустя некоторое время Руссо отнес рукопись философу Этьенну Кондильяку, и тот по прошествии двух недель сообщил ему свое мнение о «Диалогах». Оно было таким, что никак не устроило Руссо, и он решил обратиться к «французской нации». Сделав несколько копий с надписью: «Всем французам, еще сохранившим любовь к истине и справедливости», он раздавал их на улице прохожим. Увы... Его рукопись никто не хотел брать. Написанные в состоянии нервном, со многими признаками душевного недуга, «Диалоги» производят тяжелое впечатление. Их лейтмотив странен и более чем неожиданен. Руссо уже не пытается представить себе мир, каким он должен быть; тот, что есть, безнадёжно плох и вряд ли исправим когда-нибудь.
|