|
Согласно Федотову, ничто в человеческой истории не может быть истолковано как проявление божественной воли. История и культура остаются по своему содержанию чел., но несущими на себе отсвет божественных духовных энергий, к-рые способствуют преодолению человеком инерции материально-социальных ист. процессов.
Церковь, по Федотову, не благословляет никакой политики, а слияние церкви и гос-ва (теократия) губительно не только для судьбы свободы, но и для нравственных устоев христианства (Моск. царство).
Различение религиозного содержания в феноменах духовной жизни и их ист. выражения приводило Федотова к выводам о необходимости крит. метода исследования в рамках православной церк.- ист. науки, в более широком смысле крит. переосмысления опыта христ. истории церкви в целом. Отказываясь от рационалистически-прогрессистской и позитивно-социол. модели исторческого процесса, Федотов настаивает на его интерпретации в духе романтизма как трагического действия, в центре которого борьба святости и греха, необходимости и свободы, проблема нравственной ответственности личности (также нации-личности) за свой ист. выбор.
Для христианской историософии критерий ист. прогресса, согласно Федотову, невыводим из самой истории, и "последние основания ист. суда лежат над историей и не меряются мерой ист. успеха". Тем не менее, по утверждению Ф., иногда нравств. оценка получает подтверждение и в ходе самой истории. Следствием безнравств. политики становятся ист. поражения и катастрофы (напр., опричнина Грозного стала причиной Смутного времени), тогда "погружение в историю дает нравств. очищение, подобное действию трагедии" (Св. Филипп Митрополит Моск., 1928).
Нравств. оценка истории, доходящая иногда до ригоризма, проблематика цены прогресса, жертв истории превалирует в рассуждениях Федотова, что сближает его трагическую историософию с гуманист, традицией рус. религ.-филос. мысли XIX в.
Историософская концепция Федотова предполагает также отказ от логико-дедуктивной методологии исследования, рассматривающей ист. процесс как последовательную смену взаимосвязанных стадий, направленный к рационально-вычисляемой конечной цели, и выдвижение эстетико-индивидуализирующего метода, сохраняющего за историей ее самостоятельное уникальное значение в каждый момент ист. движения. Отсюда, с одной стороны, исключительное внимание Федотова к индивидуально-неповторимому в истории, в к-ром однако репрезентируются определенные общ. духовные направления и тенденции, с др. - преобладание интуиции, синтеза в ист. познании, к-рое выражается, в частности, в обилии символико-метафор. языковых средств описания, характерном для эссеистики Федотова.
Культура трактуется Федотовым как относительно автономное "царство идеальных ценностей", поставленное между Богом и природой.
Заимствованная у Н. Федорова идея условности апокалиптических пророчеств и сотворчества Бога и человека в приближении Царства Божьего разворачивается у Федотова как концепция оправдания культурного и социального творчества перед лицом эсхатологии и оформляется в нетрадиционную для православия формулу о воскрешении культуры "подобно истлевшему телу, во славе" (Эсхатология и культура // Новый град: Сб. ст. Нью-Йорк, 1952, с. 330). Различенные Ницше аполлоновское и дионисийское начала в культуре Ф. интерпретирует как христ. имена Логоса (олицетворяющего порядок, форму, стройность, гармонию) и Духа (знаменующего вдохновение, творческий порыв, воображение, интуицию).
|
