Вместе с тем на более раннем этапе развития своей философии пифагорейцы, вероятно, вообще еще не выработали принцип неопределенной двоицы, а полагали, что сама единица, единое, состоит из своих элементов, является, следовательно, вторичной, производной по отношению к этим элементам, которые впоследствии были преобразованы в принципы монады и неопределенной диады. Характеризуя эту более раннюю стадию пифагореизма, Аристотель отмечает, что «элементами числа являются чет и нечет, последний как ограниченное (или начало ограничения), а первый как неограниченное, так что само единое состоит из них обоих; из него затем состоит число». Эти элементы числа сами, однако, еще не есть числа, а являются первоначалами, принципами любого числа и прежде всего арифметической единицы — первоначала натурального ряда чисел. Аристотель, кроме того, указывает на основание того, что монада (одно) причастна природе чета и нечета, а именно: одно, прибавленное к чету, дает нечет, а прибавленное к нечету дает чет. Оно этого не могло бы сделать, если бы не было причастно к природе обоих. Поэтому пифагорейцы и называли свою монаду также и четом-нечетом.
По поводу исходных принципов зрелой формы древнепифаго-рейского философского учения Аристотель делает следующие критические замечания. Во-первых, «откуда получится движение, когда в основе лежат только предел и беспредельное, нечетное и четное, — об этом они ничего не говорят, и вместе с тем (не указывают) — как возможно, чтобы без движения и изменения происходили возникновение и уничтожение, или действия несущихся по небу (тел). Далее, если бы и признать вместе с ними, что из этих начал (т. е. предела и беспредельного) образуется величина, или если бы было доказано это, — все же каким образом получится, что одни тела — легкие, а другие имеют тяжесть». Следовательно, эти пифагорейские принципы недостаточны для объяснения природы движения, а значит, и для понимания причин происходящих в мире изменений, а также для объяснения качественных характеристик (а не только внешне количественных) тех или иных природных вещей.
Последующее развертывание противоположности монады и неопределенной диады привело пифагорейцев к формулированию своеобразной таблицы категорий. Аристотель полагал, что пифагорейская таблица категорий принадлежала либо самому Пифагору, либо его последователю Алкмеону. В этой таблице содержится десять пар противоположностей, к которым сводятся все вещи. Таких пар категорий десять, поскольку число «десять» считалось у пифагорейцев священным числом. Вот эти пары противоположностей: 1) граница и бесконечное; 2) чет и нечет; 3) единство и множество; 4) правое и левое; 5) мужское и женское; 6) покоящееся и движущееся; 7) прямое и кривое; 8) свет и тьма; 9) добро и зло; 10) квадрат и параллелограмм (квадрат понимался как результат умножения друг на друга равных чисел, а параллелограмм — чисел, неравных между собой). Анализируя пифагорейскую таблицу категорий, Гегель сделал следующие весьма существенные критические замечания: «...их таблица дает нам смешение противоположностей представления и противоположностей понятия, и эти противоположности даны без дальнейшей дедукции» [68, т. IX, с. 191].
Отправляясь от исходных принципов монады и неопределенной диады, пифагорейцы переходят к принципу троицы. В троице достигает своего завершения монада. Она представляет собой единство монады и неопределенной двоицы, ибо монада, проходя через неопределенную диаду и связываясь с ней, дает троицу, триаду. Поэтому троица трактуется пифагорейцами как первое совершенное число. Существенность числа «три» отметил и Аристотель: «Телесное не имеет никакой другой величины, кроме трех, поэтому пифагорейцы говорят, что вселенная и все вещи определены троицей» [цит. по: 68, т. IX, с. 196]. Это аристотелевское замечание сохраняет свое значение сейчас и на все времена, поскольку действительно всякое тело и вообще все существующее в реальном пространстве (макромира) имеет три измерения.
От триады пифагорейцы переходят к тетраде, принципу четырех, являющемуся дальнейшим развитием и завершением принципа триады. Подобно рассмотренным ранее принципам, тетрада, или четверица, считалась у пифагорейцев священным числом, причем самым значимым по сравнению с другими. При мысли о тетраде и попытках уяснить ее значение сразу приходит на ум представление древних греков о четырех элементах (стихиях), четырех частях света и т. д. Сохранившийся отрывок поэмы Эм-педокла говорит о значении тетрады следующее:
...Если ты это
Сделаешь, то на стезю святой добродетели вступишь;
Тем клянусь я, кто нашему духу придал тетрактию,
Что заключает в себе источник и корни природы.
Наконец, от принципа четверицы пифагорейцы переходят к декаде, священному числу, являющемуся другой формой четверицы. Декада представляет собой завершенное и, значит, наиболее совершенное число. Секст Эмпирик характеризует декаду-тетрактию следующим образом: «Тетрактией называется то число, которое, содержа в себе четыре первых числа, образует за-вершеннейшее число, а именно десять, ибо единица и два и три и четыре составляют десять. Когда мы доходим до десяти, мы это число снова рассматриваем как единицу и начинаем сначала. Тетрактия, говорят пифагорейцы, носит в себе источник и корень вечной природы, так как она есть логос вселенной, духовного и телесного». У Прокла есть пифагорейский гимн, восхваляющий это шествие священных чисел.
Божественное число движется дальше,
Из непорочной покуда оно не придет Единицы
К освященной богами тетраде, рождающей вечно
Мать всего, восприявшую все, границу вселенной,
Неизменно-живую, чье имя — священное Десять.
Надточаев А. С
|
