Однако не меньшие, а еще большие трудности возникают и при принятии материи за подлинную сущность, последнюю причину всего сущего. «Но это невозможно, — пишет он по поводу трактовки материи в качестве сущности, — ведь и способность к отдельному существованию и данность в качестве вот этого определенного предмета считаются главным образом отличительными чертами сущности; а потому форму и то, что состоит из обоих начал, скорее можно бы было признать за сущность, нежели материю. Однако же сущность, состоящую из обоих начал — я имею в виду ту, которая слагается из материи и формы — надо оставить в стороне, — она идет позже и (вполне) понятна; в известном смысле ясна нам и материя; а третья (названная здесь) подлежит рассмотрению, ибо она представляет больше всего затруднений».
В итоге Аристотель вырабатывает следующую позицию. Не разрешая стоящего перед ним фундаментального затруднения в духе строгого, последовательного монизма, он склоняется к необходимости признать, что подлинная субстанция должна заключать в себе как материальный, так и формальный принцип. Однако именно форме, а не материи он оказывает явное предпочтение, будучи убежден в том, что именно в ней, а не в пассивной материи заключается источник индивидуации и деятельности. «Для Аристотеля, согласно этому, — справедливо отмечает Гегель, — главным отличительным признаком субстанции служит то, что она представляет собою не только материю (Metaph., VII, 3), хотя последняя в повседневной жизни обычно считается субстанциальною. Все сущее содержит, правда, в себе материю, всякое изменение требует субстрата, в котором оно происходит. Но так как сама материя есть лишь возможность, а не действительность, которою обладает лишь форма, то требуется деятельность формы для того, чтобы материя подлинно существовала (Metaph., VIII, 1—2). У Аристотеля, следовательно, вовсе не означает силы (сила есть скорее несовершенный образ формы), не означает также неопределенной возможности, а скорее способность; svspyeia же есть чистая деятельность из самой себя. ... При этом, согласно Аристотелю, существенно абсолютная субстанция обладает возможностью и действительностью, формой и материей не отделенными друг от друга; истинно объективное имеет внутри себя также и деятельность, равно как и истинно субъективное обладает также и возможностью».
Различая в субстанции моменты деятельности и возможности и стремясь строже, точнее определить их взаимоотношение, Аристотель приходит к необходимости установления различных видов субстанции, или сущности. «Что же касается сущностей, — пишет он, — их (в общем) — три: с одной стороны, те, которые воспринимаются чувствами, причем одни из них вечные, другие — преходящие, одинаково признаваемые всеми (сюда принадлежат, например, растения и животные), и для таких сущностей надлежит указать их элементы, либо — один, либо — несколько их; и кроме того есть сущность неподвижная, про которую иногда утверждают, что она обладает самостоятельным бытием, причем одни делят этот род на две части, другие видят в идеях и математических вещах сущность одной природы, третьи признают из них только математические вещи». Аристотель, следовательно, выделяет три вида сущности, а именно: сущность, воспринимаемую чувствами и преходящую, сущность вечную, пребывающую и, наконец, неподвижную сущность, называемую им богом или вечным неподвижным двигателем.
Важнейшей характеристикой чувственно воспринимаемой сущности является то, что она содержит в себе изменение. Она представляет собой некоторое единство материи и формы. Аристотель выделяет четыре рода изменений, присущих этому виду субстанции, а именно: изменения в отношении сущности, в отношении качества, в отношении количества и в отношении места. Первый род изменения представляет собой возникновение и уничтожение конкретного предмета. Изменение по качеству связано с изменением свойств и состояний предмета. Изменение по количеству представляет собой рост и убыль. Наконец, изменение по месту представляет собой пространственное перемещение. Все эти изменения представляют собой переход в противоположное состояние. Причем подвергаемая изменению материя заключает в себе способность к принятию двух противоположных форм. Трактуя процесс изменения как переход в противоположное состояние, смену одной формы другой, Аристотель пишет: «А так как сущее имеет двоякий характер, то все изменяется из существующего в возможности в существующее в действительности, например — из белого в возможности в белое в действительности. И одинаково обстоит дело также по отношению к росту и убыли. А потому возникновение может совершаться не только привходящим образом — из несуществующего, но также (можно сказать, что) все возникает из существующего, именно из того, что существует в возможности, но не существует в действительности»
Таким образом, в чувственно воспринимаемой субстанции Аристотель выделяет три основных момента: материю, понимаемую как всеобщий пассивный субстрат, в котором происходят изменения; противоположные друг другу характеристики форм, понимаемые как то, что имеется и вместе с тем должно быть упразднено, и то, что должно получить осуществление в действительности, и, наконец, сам момент деятельности, производящей эту смену форм. Однако каким именно образом соотносятся между собой эти моменты, Аристотель дальше не объясняет.
Сущностью второго вида является, по Аристотелю, ум, в отличие от чувственных форм, изначально содержащий в себе некоторую не подверженную постоянным изменениям цель и самостоятельно, через посредство собственной деятельности осуществляющий ее. Развивая свое понимание этого, более высокого вида сущности, Аристотель пишет: «Из того, что возникает, одно возникает естественным путем, другое — через искусство, третье — само собой. При этом все, что возникает, возникает действием чего-нибудь, из чего-нибудь и (становится) чем-нибудь; (говоря «чем-нибудь», я (одинаково) имею в виду каждый род высказываний: (возникающее) становится или этим вот предметом, или определенным качественно, или определенным по количеству, или — по месту). Из различных родов возникновения (возникновение) естественное мы имеем у тех вещей, у которых оно зависит от природы; то, из чего (вещь) возникает, это, как мы говорим, материя, то, действием чего (оно возникает), — какой-нибудь из предметов природы, а чем вещь становится, это — человек, растение или еще что-нибудь из подобных предметов, которые мы скорее всего признаем за сущности».
В отличие от искусства, созидающего произведения, форма которых находится вне подлежащей обработке материи, а именно в душе самого творца (например, форма статуи или шара находится в разуме скульптора и вносится последним в медь — материю продукта творчества), процессы естественного возникновения характеризуются тем, что осуществляемая в них форма изначально содержится внутри самих действующих существ, так что возникающее хотя и представляет собой в известном смысле нечто отличное от того, из чего оно возникает (отличное, например, в физическом, пространственно-временном смысле), однако по сущности оно тождественно с порождающим его началом и есть возникновение лишь по видимости. «Если же говорить вообще, — поясняет свою мысль Аристотель, — и то, из чего вещь возникает, — природа, и то, с чем она сообразуется при возникновении, — природа, (ибо у (всего), что возникает, есть (та или другая) природа, например, у растения или у животного), и также то, действием чего (вещь возникает), это — природное бытие того же вида, обозначаемое в соответствии с формой, причем оно — (уже) в другой вещи: ибо человек рождает человека. — Вот каким образом возникает то, что возникает действием природы, а остальные процессы возникновения именуются актами создавания». Таким образом, в отличие от подвижных, подлежащих постоянному изменению чувственно воспринимаемых сущностей формы ума, характеризующего собой прежде всего естественное, природное возникновение или порождение, являются постоянными, устойчивыми и пребывающими.
Этот вид сущности также представляет собой единство материи и формы, связанных вместе деятельностью, заключающейся в продуцировании одной и той же, пребывающей формы. При этом материя понимается как некоторая пассивная, неопределенная возможность, лишенный определений субстрат, а форма — как активное начало, энтелехия, т. е. как постигаемая умом и присущая всем существам органической природы цель, заключающая в самой себе начало деятельности и производящая в результате последней лишь саму себя.
Наконец, высшей сущностью, последней основой всего сущего является для Аристотеля абсолютная субстанция, или бог. Это — существующее необходимым образом неподвижное, но вместе с тем движущее первоначало, не обладающее никакой материей.
Надточаев А. С |
