|
Фатальным для этого духа (духа мира) было то, что он все еще взыскал контемпляций и визионерств в мире, уже полностью принадлежащем наблюдаемости.
Школьным логикам не оставалось ничего иного, как ставить ему на вид недопустимость заключения от собственной мыслимости к собственной реальности. Перспективой ближайшего будущего —в темпах нарастания теоретического и практического материализма — оказывалась судьба духовного, стоящего перед выбором: стать либо наукой, либо столоверчением. Решение этой задачи могло единственно зависеть от того, способен ли был философ-практик Гёте стать теоретиком собственного познания.
Философское развитие Гетешло от антипатии к школьной философии («жюыыхушѓь ыюушіѓь») в лейпцигский период к пробуждению собственного философского мышления в страсбургский период и отсюда к занятиям натурфилософией в первый веймарский период — в полемике с Платоном, неоплатонизмом Джордано Бруно и прежде всего со Спинозой «Этику» к-рого Г. называл книгой, более всего совпадающей с его воззрениями.
Материалистический пантеизм Спинозы Гегель пытался соединить с идеей развития. Это обусловило его отрицательное отношение к механицизму французских материалистов, в частности Гольбаха (см. Сочинения Т. 10. - М., 1937. - С. 48 - 50).
Поскольку, однако, материализм самого Гете носил гилозоистический характер, он, критикуя механицизм, не смог развить диалектическог взгляда на эволюцию органическог мира и вынужден был прибегать к идеалистическим понятиям «энтелехии», «монады», заимствованным у Аристотеля и Лейбница.
Диалектические искания определили отношение Гете и к современной ему немецкой идеалистической философии. Не соглашаясь с резко отрицательным отношением Гердера к Канту, Гете высоко оценил критику Кантом вольфианской телеологии. Однако Гете выступал против агностицизма Канта и Галлера, на что обратил внимание Энгельс (см. «Диалектику природы», 1955. - С. 191). О Гегеле Гете отзывался с большим уважением, хотя и не разделял его идеалистических взглядов. Гете не соглашался со стремлением Гегеля включить «в философию христианскую религию, которой там совершенно нечего делать» («Уюхђѕхё Ухёя№рїх ьшђ Ъіъх№ьрээ», В., 1955, б. 445; запись от 4 февр. 1829).
После путешествия по Италии у Гете появился интерес к учению о цветах и к сравнительной морфологии (изложена в «Ьхђрью№яѕюёх фх№ Яєырэчхэ», 1790; рус. пер.: Метаморфоза растений, 1957). Он вступил в принципиальную полемику с Шиллером по вопросу об отношении мышления и созерцания к идее, к «прафеноменам»; занимается изучением кантовской философии, особенно «Критики практического разума» и «Критики способности суждения», а также романтики и творчества Шеллинга. Со времени освободительной войны у Гёте все яснее вырисовывается собственная «система» древней философии (мудрости), изложенная, в частности, в стихотворениях на темы древности, прежде всего «Орфические первоглаголы», «Завет», «Одно и все».
Когда Гёте говорит о себе: «Для философии в собственном смысле у меня нет органа», он тем самым отвергает школьную философию, и особенно логику и теорию познания, но не ту философию, которая «увеличивает наше изначальное чувство того, что мы с природой как бы составляем одно целое, сохраняет его и превращает в глубокое спокойное созерцание».
Этим отличается также его творческая активность: «Каждый человек смотрит на готовый, упорядоченный мир только как на своего рода элемент, из которого он стремится создать особенный, соответствующий ему мир».
Высшим символом мировоззрения Гёте является Бог-природа, в которой вечная жизнь есть становление и движение, «которая открывает нам, как она растворяет твердыню в духе, как она продукты духа превращает в твердыню».
Дух и материя, душа и тело, мысль и протяженность, воля и движение — это для Гёте дополняющие друг друга основные свойства мироздания. Отсюда также для деятельно-творческого человека следует: «Кто хочет высшего, должен хотеть целого, кто занимается духом, должен заниматься природой, кто говорит о природе, тот должен брать дух в качестве предпосылки или молчаливо предполагать его».
«Человек как действительное существо поставлен в центр действительного мира и наделен такими органами, что он может познать и произвести действительное и наряду с ним — возможное. Он, по-видимому, является органом чувств (ёхэёю№шѓь іюььѓэх) природы. Не все в одинаковой степени, однако все равномерно познают многое, очень многое. Но лишь в самых высоких, самых великих людях природа сознает саму себя, и она ощущает и мыслит то, что есть и совершается во все времена».
О месте человека во Вселенной Гёте говорит: «Все есть гармоническое Единое. Всякое творение есть лишь тон, оттенок великой гармонии, которую нужно изучать также в целом и великом, в противном случае всякое единичное будет мертвой буквой. Все действия, которые мы замечаем в опыте, какого бы рода они ни были, постоянно связаны, переплетены друг с другом. Мы пытаемся выразить это: случайный, механический, физический, химический, органический, психический, этический, религиозный, гениальный. Это—Вечно-Единое, многообразно раскрывающееся. У природы — она есть все — нет тайны, которой она не открыла бы когда-нибудь внимательному наблюдателю». «Однако каждого можно считать только одним органом, и нужно соединить совокупное ощущение всех этих отдельных органов в одно-единственное восприятие и приписать его божеству».
Гёте и Шеллинг противопоставили материалистическо-механическому естествознанию Запада творческое учение о природе. Это существенное противопоставление является причиной упорного догматического непризнания ньютоновского учения о цветах со стороны Гёте.
В центре гётевского понимания природы стоят понятия первофеномен, тип, метаморфоза и полярность. Трезво и реалистически мыслил Гёте о возможности предметного познания: «Ничего не нужно искать за явлениями; они сами суть теории».
|
