Вместе с тем в силу целого ряда причин на последней стадии существования доплатоновского пифагореизма наряду с основной формой учения, сводящейся к философеме «число есть сущность всех вещей», получила развитие и определенное распространение отдифференцировавшаяся от первоначально недостаточно расчлененного учения и побочная форма, сводящаяся к основоположению «числа суть сами вещи». Типичным представителем этой второй, побочной, на наш взгляд, формы древнепифагорейского философского учения является пифагореец Эврит, кротонец, ученик Филолая. Обсуждая в «Метафизике» вопрос о том, в каком смысле числа суть причины бытия вещей, Аристотель сообщает о трактовке пифагорейского философского принципа Эвритом следующее: «Вовсе не определено, каким образом числа суть причины субстанций и бытия. (Не определено, суть ли они причины), в качестве границ, подобно тому как точки — (границы) величин, и как устанавливал Эврит, какое число определяет какую (фигуру), как, например, такое-то число (определяет фигуру) человека, такое-то — лошади. Он уподоблял счетным камешкам (формы) животных и растений, подобно тем, кто сводит числа к фигурам треугольной и четырехугольной» . Александр поясняет это место следующим образом: «Пусть определением человека для круглого счета будет число 250, (определением) растения — (число) 360. Установив это, он брал 250 камешков — часть зеленых, часть черных, часть красных, — вообще окрашенных в разные цвета. Затем намазывая стену сажею и набрасывая контуры человека и растения, он втыкал одни камешки на силуэт лица, другие — на (изображении) рук, третьи — на других частях, и заканчивал (это) изображение человека, пользуясь числом камешков, равным количеству единиц, которые определяют человека, по его (прежде высказанному) мнению».
Форма, которую приняло пифагорейское философское учение у Эврита, является не чем иным, как попыткой довести до логического конца эту трактовку принципа учения, которая в нерас-члененном виде имелась уже в первоначальном пифагореизме — основоположение «числа суть сами вещи». Об этом весьма убедительно свидетельствует Теофраст: «...А именно это (т. е. не останавливаться в поступательном движении, дойдя до некоторой ступени) есть свойство совершенного и разумного (мужа). Именно так поступает, как сказал однажды Архит (35 А 13), Эврит в своих определениях (фигур) посредством счетных камешков. А именно, он говорит, что вот это есть число человека, это — число лошади, это — (число) чего-нибудь другого. В настоящее же время, по крайней мере, большинство, дойдя до некоторого (числа), прекращают (дальнейшие вычисления подобного рода). Подобным образом поступают те, которые принимают (в качестве принципов) единицу и неопределенную двоицу. А именно, показав происхождение чисел, поверхностей и тел, почти (все) остальное они оставляют в стороне, за исключением лишь даваемого ими учения, что одни (вещи) происходят от неопределенной двоицы, как, например, пространство и беспредельная пустота, другие же — от чисел и единицы, как, например, душа и некоторые другие (вещи). (Сюда же также относятся время, небо и большая часть других вещей.) О небе же и прочих (вещах) они не делают больше никакого упоминания».
Признание нерасчлененности смысла понятия «число» в изначальной фазе древнейшего пифагореизма является в свою очередь основанием и критерием оценки ценности и значимости отмеченных ранее, расходящихся между собой интерпретаций числа: арифметической, геометрической, физической и теологической. Они оказываются не чем иным, как односторонними абсолютизациями различных моментов содержания понятия числа, вытекающими из попыток придания последнему более строгого, однозначного содержания, но именно поэтому и его дальнейшего развития, выводящего за пределы древнейшей формы учения.
С этой точки зрения трактовка природы числа в пределах тезиса «все вещи суть числа» (изначальная фаза пифагореизма), предложенная А. О. Маковельским, представляется более адекватной, верной существу дела. «В дошедшей до нас форме пифагорейской философии, — пишет он, говоря о древнейшей фазе учения, — эти четыре стороны: арифметическая, геометрическая, физическая и теологическая как бы заключены одна в другую. Так, например, первоначало мира — единица или монада, есть в то же время предел (ограничивающее начало пространства), центральный огонь и Мать богов. Оно таким образом предстает перед нами в четырех формах. И подобным же образом любое понятие у пифагорейцев занимает определенное место в каждой из четырех основных параллелей: арифметической, геометрической, физической и теологической. Поэтому-то у пифагорейцев, с одной стороны, числа есть сущность всех вещей, с другой стороны, сами числа принимают пространственные образы, в-третьих, эти числа есть нечто вещественное, материальное, и, наконец, они — священны, божественны. Числа, как арифметические принципы, выражают закономерность, необходимость Логоса (разума), отличную от необходимости Судьбы. Числа, как геометрические принципы, уже не суть чистые количества, это — силы, образующие из неограниченного, беспредельного пространства определенные формы. Числа, как физические принципы, суть материальные вещества, в которых объективированы закономерность, порядок, гармония. И, наконец, числа как теологические принципы обладают таинственными, мистическими силами и суть божественные существа. Число, рассматриваемое со всех этих сторон, есть сущность всего существующего, высшая объективная реальность. Числам принадлежит большая реальность, чем конкретным вещам, так как последние суть только проявления чисел, это — лишь внешняя сторона чисел, которая одна видна непосвященным, не постигшим внутренней сущности вещей. Числа суть одновременно и разумная, и мистическая, и материальная основа вещей».
Для этого пространного суждения Маковельского о характере зрелой формы древнепифагорейской философии показательны следующие два момента: 1) стремление четко выделить и разграничить имевшие место в историко-философских исследованиях различные истолкования основы пифагорейской метафизики — принципа числа и 2) попытка синтезировать эти различные трактовки. На наш взгляд, решение первой задачи неполно. При более строгом и общем рассмотрении выясняется, что помимо небезосновательно выделенных им четырех основных интерпретаций принципа числа последнее имело в более поздней, зрелой форме древнепифагорейского учения и другие трактовки, а именно: космологическое истолкование в качестве принципа организации Вселенной в целом, а не только отдельных вещей; гармоническую трактовку не только в качестве основного принципа объяснения и интерпретации музыкальных явлений, частных по своему значению, но и гармонического хора Вселенной в целом; гносеологическую интерпретацию, как универсальная характеристика души и присущих ей различных способов познания; этическое истолкование как существенная характеристика, руководящий принцип понимания человеческих добродетелей (справедливости, дружбы и т. д.)
|
