В качестве четвертой науки, способствующей возвышению души к философии, Платон выделяет музыку. Музыка, подобно астрономии, изучает движения. Однако если астрономия рассматривает движения, видимые глазом, то музыка исследует движения, различаемые слухом. В отношении музыки, считает Платон, повторяется та же ошибка, что и в отношении астрономии. Если астрономы ценят выше всего глаза, которыми они воспринимают видимые движения небесных тел, то музыканты превыше всего ценят уши, которыми они различают звуки и их соотношения. Те и другие ставят органы чувств и даваемое ими знание выше разума и постигаемой им истины. Последнее относится не только к музыкантам-исполнителям и сочинителям, но и к пифагорейцам, специально исследовавшим природу созвучий и гармонии. «Ведь они, — считает Платон, — поступают совершенно так же, как астрономы: они ищут числа в воспринимаемых на слух созвучиях, но не подымаются до рассмотрения общих вопросов и не выясняют, какие числа созвучны, а какие — нет и почему». Подлинная ценность изучения музыки заключается в том, что она есть искусство, «действительно полезное для исследования красоты и блага, иначе бесполезно и стараться». Таким образом, подобно трем предыдущим наукам — арифметике, геометрии и астрономии — музыка имеет прежде всего теоретическое значение, воспроизводя красоту и благо мироздания и способствуя возвышению души к философии.
Итак, согласно Платону, изучение отдельных наук имеет прежде всего теоретическое значение. Оно способствует возвышению души к философии, к разумному мышлению о целом, а следовательно, преодолению той или иной частной связанности с тем или иным определенным предметом. Эта связанность, зависимость души от той или иной частной области деятельности сковывает ее способность к философскому мышлению, постигающему подлинно сущее, идеи. «Между тем вот что очень важно, — пишет в этой связи Платон, — хотя поверить этому трудно: в науках очищается и вновь оживает некое орудие души каждого человека, которое другие занятия губят и делают слепым, а между тем сохранить его в целости более ценно, чем иметь тысячу глаз, — ведь только при его помощи можно увидеть истину». Таким образом, изучение отдельных, истолкованных в общетеоретическом смысле наук выполняет, согласно Платону, важнейшую для человеческого познания очистительную функцию, освобождающую человека от той или иной формы частной связанности с тем или иным отдельным предметом деятельности, прежде всего деятельности частнопрактического характера, и возвращающую его к целостному взгляду на реальность, являющемуся существенной предпосылкой познания истины.
Изучение всех рассмотренных нами наук — как искусств частнопрактического характера, в которых доминирующую роль играет чувственное познание, так и наук теоретических, связанных со способностью рассудочного познания, — должно завершиться, согласно Платону, усмотрением их родства и взаимных связей, непосредственно подводящим к овладению искусством диалектики — методом философского исследования истинного бытия. Вместе с тем такое изучение родства и связей отдельных наук ни в коей мере не тождественно самой диалектике, а служит лишь средством для овладения ею. «Я по крайней мере думаю, — утверждает устами Сократа Платон, — что если изучение всех разобранных нами предметов доходит до установления их общности и родства и приводит к выводу относительно того, в каком именно отношении они друг к другу близки, то оно будет способствовать достижению поставленной нами цели, так что труд этот окажется небесполезным. В противном же случае он бесполезен».
Согласно Платону, лишь очень немногие из людей, сведущих в отдельных, специальных науках-искусствах, оказываются способными к диалектике, которая требует прежде всего умения строить рациональное доказательство. «А кто не в состоянии привести разумный довод, — считает Платон, — или его воспринять, тот никогда не будет знать ничего из необходимых, по нашему мнению, знаний». В этом заключается «главный напев», выражающий сущность диалектики. Этот «напев» «умопостигаем, а между тем зрительная способность хотела бы его воспроизвести; но ведь ее попытки что-либо разглядеть обращены, как мы говорили, лишь на животных, как таковых, на звезды, как таковые, наконец на Солнце, как таковое. Когда же кто-нибудь делает попытку рассуждать, он, минуя ощущения, посредством одного лишь разума, устремляется к сущности любого предмета и не отступает, пока при помощи самого мышления не постигает сущности блага. Так он оказывается на самой вершине умопостигаемого, подобно тому как другой взошел на вершину зримого».
Надточаев А. С
|
