3. Принцип эмпиричности в структуре научного метода: мировоззренческий, нормативный и инструментальный аспекты
Нами рассмотрен ряд мировоззренческих установок, раскрывающих содержание принципа эмпиричности и выражающих идею познаваемости мира на методологическом уровне. Осознание принципа эмпиричности явилось огромным шагом в эволюции научного мышления, в расширении его познавательных возможностей. С признания принципа эмпиричности начинается новая наука — естествознание XVII в. Признание принципа эмпиричности означало кардинальный перелом в исходных установках научного мышления, появление особого типа мировоззрения, которое мы назвали выше естественнонаучным рационализмом. Основное содержание принципа эмпиричности может быть резюмировано путем его противопоставления, с одной стороны, тезису генетического рационализма, а с другой — тезисам Протагора и тропам скептиков.
Принцип эмпиричности предполагает, что любые умозрительные построения, относящиеся к действительному миру, должны исходить из результатов, полученных в процедурах наблюдения, измерения и эксперимента, и должны контролироваться, проверяться этими результатами. В науке и философии Нового времени впервые была осознана реальная опасность создания ошибочных, ложных, или «пустых» теорий, которые не соответствуют действительности, и впервые было сформулировано методологическое правило о необходимости проверки (или «подтверждения») научных теорий путем их сопоставления с научным опытом. На это неоднократно указывал А. Эйнштейн. Говоря о трудах И. Кеплера как одного из основателей науки Нового времени, Эйнштейн подчеркивал: «...Ему (Кеплеру.— В. С.) пришлось ясно осознать, что само по себе логико-математическое теоретизирование, каким бы ярким оно ни было, не гарантирует истины и что в естественных науках самая изящная логическая теория ничего не стоит без сравнения с наиболее точными экспериментами и наблюдениями» [50].
Принцип сравнения (сопоставления, соотношения) теории с эмпирическими данными, предполагающий проверку (эмпирическое подтверждение, обоснование) теории, является общепризнанным «методологическим регулятивом», что позволяет рассматривать его как одну из важнейших установок научного рационализма.
Вместе с тем принцип эмпиричности не сводится к требованию эмпирической проверяемости теорий и гипотез. Принцип эмпиричности утверждает прежде всего необходимость и возможность познавательных процедур особого рода, благодаря которым может быть получено объективно истинное и достоверное знание о некоторых реальных сущностях (объектах, ситуациях), в то время как принцип проверяемости выдвигает на первый план назначение (смысл) указанных процедур (быть средством обоснования, проверки, контроля научных теоретических построений). Однако, как известно, научные построения проверяются не только с помощью Э-процедур; вместе с тем назначение, смысл эмпирических процедур не исчерпываются их функцией контроля, функцией проверки теоретических построений, или, точнее, указанную функцию Э-процедуры могут приобретать лишь благодаря тому, что они обладают определенной познавательной значимостью вне зависимости от их использования в этой функции.
Познавательная значимость Э-процедур заключается в том, что благодаря им в науке осуществляется постоянное и непрерывное преодоление как тезисов Протагора, так и тропов скептиков, утверждавших невозможность однозначных и интерсубъективных высказываний о предметах, данных в чувственном опыте. Поэтому, когда, например, П. Фейерабенд утверждает, что «чувственные восприятия сами по себе смутны, спутанны, неотчетливы» и что человек «не может видеть или чувствовать ничего определенного, пока его не научат видеть то-то и то-то» [51], то отсюда отнюдь не следует неизбежность субъективистской или конвенционалистской интерпретации научного опыта и научного знания. Фейерабенд настаивает на полной относительности понятия «подтверждения или опровержения опытом». По его словам, в основе современной науки в качестве ее «догматической предпосылки» лежит «нормальный опыт нормального европейца» [52].
Вряд ли правомерна подобная «европеизация» современной науки. В основе современной науки лежит не столько нормальный опыт нормального европейца, сколько определенный способ практического (технологического) освоения действительности, выработанный в течение тысячелетнего развития человеческой цивилизации. Именно поэтому способность к современному научному мышлению и пониманию присуща не только «нормальному европейцу», но и «нормальному индивиду» любой расы и любого континента. Эта способность выражается прежде всего в возможности для индивида, прошедшего определенную «школу научного видения и понимания», фиксировать, основываясь на своих чувственных восприятиях, объективные ситуации в интерсубъективной, «внеличной» форме, дать «однозначный отчет» о ситуации, представленной в его чувственном опыте. Как отмечает английский философ X. Мейнелл, при всей неприемлемости философии эмпиризма в ее «строгом варианте», следует согласиться с одним из важнейших ее принципов: имеются «положения дел», которые в известном смысле воспринимаются непосредственно и по отношению к которым научные теории могут проверяться на истинность и ложность[53]. Указанные «положения дел», о которых говорит X. Мейнелл, представляют те объективные ситуации, которые конструируются благодаря Э-процедурам и фиксируются в форме некоторых научных констатации, имеющих однозначный и интерсубъективный характер.
Характерная черта указанных специализированных ситуаций получения чувственной информации — наличие моментов принудительности (неизбежности) в принятии любым индивидуальным исследователем некоторых утверждений, фиксирующих результаты данной Э-процедуры. Научное наблюдение, научные измерения и эксперименты представляют собой такого рода «алгоритмизированные» процедуры, отчет о результатах которых неизбежно принимает— в соответствии с требованиями научного метода — однозначный и интерсубъективный характер. Это означает, что благодаря Э-процедурам реализуется познавательный принцип, который, следуя Н. Бору, можно назвать принципом объективного описания, а именно реализуется «требование возможности однозначной передачи результатов опыта» [54]. Н. Бор особенно подчеркивал роль Галилея в реализации принципа объективного описания и значение этого принципа в преодолении анимистического («субъектного») мировоззрения, основанного на одушевлении природы: «Завет Галилея, согласно которому отчет о явлении следует основывать на измеримых величинах, позволил избавиться от тех анимистических взглядов, которые так долго мешали разумно формулировать механику» [55]. Результаты достаточно строго регламентированных и достаточно тщательно выполненных измерений имеют вполне однозначный, принудительный и интерсубъективный характер и позволяют реализовать принцип объективного описания, закрывая путь и безудержной спекуляции натурфилософов, и окутанным таинственностью «опытам» алхимиков и магов. Именно поэтому осознание принципа эмпиричности знаменовало собой начало точной науки о природе, точного естествознания XVII—XVIII вв.[56] Говоря об однозначности и «принудительности» результатов измерений, следует отметить, что эта однозначность является всегда следствием определенной логической обработки путем статистического усреднения данных отдельных (единичных) измерений или наблюдений, которые неизбежно обнаруживают некоторый «разброс» (дисперсию), вариативность. Указанная вариативность результатов единичных измерений выражает своеобразную диалектическую «текучесть» бытия, его нетождественность миру тех логико-математических идеализации и постулатов, на которых основана процедура измерения [57]. Благодаря логическим постулатам, положенным в основу процедур измерения (и прежде всего постулату, согласно которому многообразие некоторых эмпирических ситуаций, свойств, признаков отождествляется с логико-математической структурой «величины»), в процедурах измерения осуществляется необходимая (и возможная на данном уровне развития техники измерения и наших теоретических представлений о действительности) конструктивизация действительности, ее расчленение на отдельные четко отграниченные друг от друга и устойчивые элементы. Логико-математические постулаты измерения предполагают понятие «абсолютного тождества», в то время как реальные эмпирические объекты (ситуации, признаки) никогда подобное тождество не реализуют. Поэтому процесс конструктиви-зации, осуществляемый благодаря процедурам измерения, органически связан с процедурами «отождествления нетождественного в процессе познания» и создания на основе этого рационализированного образа действительности, свободного от иррациональной текучести [58].
|
