|
|
Идея познаваемости мира и научный метод: принцип эмпиричности |
|---|
Если Бэкон освободил эксперимент от неявного философского (рационалистического) «табу», снял с экспериментального манипулирования мантию мистичности, магических действий, таинственности и сообщил эксперименту рациональный философский, гносеологический и методологический статус, то Галилей своими экспериментами и их теоретическим обсуждением продемонстрировал, как следует реализовать указанный статус в практике научного познания.
Итак, принцип эмпиричности в качестве своего исходного тезиса содержит утверждение о необходимости и возможности осуществления 3-процедур, и прежде всего научных экспериментов как необходимом условии, предпосылке и методе научно-рационального познания мира. Экспериментальный метод основан на гносеологическом принципе, согласно которому постижение сущности вещей, достижение объективно истинного и достоверного знания невозможно на пути пассивного созерцания, наблюдения за естественным ходом событий, но предполагает активное вмешательство субъекта познания в ход этих событий, создание особых, искусственных условий «бытия» объектов природы и возможность недвусмысленного описания как этих условий, так и результатов эксперимента.
Иными словами, экспериментальный метод есть та форма, в которой практика как основа познания «входит» в систему познавательных процедур и трансформируется в метод познавательной деятельности. Эксперимент предполагает активное преобразование действительности с целью реализации теоретического (познавательного) отношения к ней[38]. Категория эксперимента выделяет ряд мировоззренческих установок, которые раскрывают содержание идеи познаваемости мира на ее методологическом уровне. Принципиальная возможность осуществления научных экспериментов по отношению к широкому кругу природных объектов, возможность расширения границ той реальности, которая может стать объектом экспериментального исследования, возможность развития, совершенствования практики и техники экспериментирования — все эти утверждения представляют важнейшие компоненты принципа познаваемости мира на его методологическом уровне. Особое значение и особая роль эксперимента как формы реализации идеи познаваемости мира состоят в том, что он, как отмечает В. И. Аршинов, позволяет получать «принципиально новую информацию об окружающей человека действительности»39 и вместе с тем формировать достоверное научное знание в виде научных фактов и научных эмпирических обобщений.
Следовательно, мы рассматриваем эксперимент не только как категорию внутринаучной рефлексии, но и как категорию, выражающую мировоззренческие установки естествоиспытателя, его представления о познавательных возможностях субъекта науки.
Для естествоиспытателя «эксперимент» является той формой деятельности, которая не только опосредует его познавательное отношение к окружающему миру, но и в значительной мере определяет его понимание действительности, весь характер его деятельности как субъекта познания.
Сообразно этому пониманию, «рациональность» действительности, т. е. ее несовместимость с магией, мистикой, мифом, обнаруживается, в частности, благодаря возможности ставить научные эксперименты. Категория научного эксперимента уже предполагает рациональное понимание мира, означает отрицание его мистического, супранатура-листического толкования. Можно сказать, что феномен научного эксперимента «содержит» целое мировоззрение, которое стало возможным лишь в XVI—XVII вв. Это мировоззрение выражает то стихийное убеждение в возможности рационального познания мира, которое лежит в основе естественнонаучного рационализма. Вхождение категории научного эксперимента в научное сознание означало признание того факта, что без эксперимента, помимо эксперимента научное познание природы невозможно. В лице Бэкона и Галилея философия и наука осознали, что для субъекта, лишенного возможности ставить научные эксперименты, мир оказывается непознаваемым.
Каждый естествоиспытатель (и прежде всего каждый экспериментатор) исходит из убеждения, что существует «неограниченное поле» возможных экспериментов над объектами природы, благодаря которым наше эмпирическое и достоверное знание об этих объектах способно неограниченно расти. Для естествоиспытателя «познаваемость мира» неразрывно ассоциируется с убеждением в возможности (1) осуществлять научные эксперименты; (2) получать с их помощью новое и объективно истинное (достоверное) знание об объектах; (3) расширять поле экспериментальных исследований.
Эти представления имеют мировоззренческий характер, они касаются не только отношения человека (субъекта науки) к окружающей действительности, но и самой действительности, предполагают систему онтологических допущений об исследуемой реальности, определенную рациональную картину мира. К числу этих допущений принадлежит принцип реальности объектов природы (их независимости от сознания экспериментатора), принципы определенности и различимости этих объектов, их устойчивости и себетождественности, допущения о возможности их изоляции и отождествления, о возможности их точного языкового описания, о существовании регулярностей и закономерностей в поведении этих объектов и т. д. Иными словами, научный эксперимент имеет в своем основании целую категориальную сеть (в том числе категории «вещи в себе» и «вещи для нас», связи и обособленности, качества и количества, повторяемости и воспроизводимости, естественной закономерности, детерминистической обусловленности и т. д.), без использования которой научный эксперимент невозможен. Но это означает, что принцип познаваемости мира необходимо предполагает определенную онтологию, определенные категориальные формы, в которых субъекту науки должна быть задана реальность [40].
Допущения, из которых исходит субъект экспериментального исследования,— это, в конечном итоге, допущения стихийно-материалистического и стихийно-рационалистического понимания действительности, которое противостоит ее мистическому, мифологическому или теологическому пониманию и предполагает отрицание тезиса Гераклита-Кратила. Исходя из возможности получать с помощью эксперимента новое и объективно достоверное знание о природе, ученый предполагает возможность «выхода» в мир объективной реальности, возможность рационализированного «контакта» с окружающей средой и языкового выражения, оформления результатов этого контакта. Предполагая возможность расширения поля экспериментальных исследований, ученый тем самым предполагает гносеологическую неисчерпаемость природы, наличие бесконечного мира «вещей в себе» (антифинитистский тезис).
Принципиальная возможность исследования действительности путем постановки соответствующих экспериментов осознается в научном мышлении в виде «принципа свободы экспериментирования»[41]. Этот принцип близок к принципу свободы научного исследования и означает прежде всего отрицание «запретных», или «недостойных», для научного экспериментального исследования фрагментов (феноменов) реальности [42]. Принцип свободы экспериментирования предполагает также достаточно широкие возможности варьирования условий эксперимента (тех «существенных факторов», которые определяют его результат) и может быть выражен в виде тезиса: экспериментатор имеет право, исходя из целей познания, выбирать и изменять условия эксперимента (в частности, путем изменения характера экспериментальных установок). Наконец, принцип свободы экспериментирования включает ранее упомянутое требование о необходимости и возможности объективного и беспристрастного («непредвзятого») сообщения о результатах эксперимента, превращения этих результатов в достоверное знание, являющееся достоянием научного сообщества.
Вместе с тем следует подчеркнуть, что принцип свободы экспериментирования отнюдь не является безусловным требованием, которое не подлежит ограничениям. Этот принцип скорее представляет формулировку некоторого идеала экспериментальной познавательной деятельности, ибо на самом деле субъект научного исследования никогда не обладал и не будет обладать «абсолютной» свободой экспериментирования. Существует целый ряд существенных ограничений возможностей экспериментальной деятельности. Некоторые из этих ограничений носят исторический характер, обусловлены недостаточным уровнем развития техники или научного знания и «снимаются» в процессе развития техники и технологии, производственной и научной практики. Это означает, что эксперименты, технически невозможные в XVII в., стали возможными в XIX или XX в., точно так же эксперименты, технически невозможные в XX в., могут стать вполне осуществимыми в XXI в. Другой тип ограничений имеет более абсолютный характер и связан со спецификой исследуемой реальности. Экспериментальное исследование неприменимо по отношению к реальности, которая в данное время не существует, является «реальностью прошлого» (реальностью исторического типа), например, реальностью геологических эпох. Требование воспроизводимости эксперимента налагает ограничения на его временную длительность: время, необходимое для осуществления эксперимента, должно быть «соразмерно» со временем жизни поколения ученых.
| |
|
Дополнительно по данной категории |
|
 | Нет комментариев. Почему бы Вам не оставить свой? | |
|
|
|
