|
|
|
|---|
| 1. Что же такое душа?
Когда мы в обыденной речи говорим о нашей "душе", мы имеем в виду именно особую реальность – это внутреннее бытие субъекта, хотя обычно и неразрывно слитое с тем специфическим началом идеального света, которое мы зовем сознанием, но не тождественное с ним.
Отождествление души или душевной жизни с сознанием или основано на смутном, нерасчлененном понятии сознания, когда в нем идеальный момент сознательности, как таковой, не отделен от момента конкретного реального носителя этого чистого безличного света, или же необходимо ведет, додуманное до конца, к самому примитивному пантеизму, для которого существует лишь одно всеобъемлющее безличное сознание – на пути к чему и стоит современная гносеология, поскольку субъект сознания тождествен для нее с самой формой "сознания вообще". Напротив, непосредственное усмотрение душевной жизни как конкретной реальности ведет к признанию, что душевная жизнь, как таковая, не тождественна сознанию.
Рассмотренные явления "подсознательной" душевной жизни важны для нас прежде всего как показатели внесознательности душевной жизни. И центр спора между сторонниками и противниками "бессознательного" или "подсознательного" лежит лишь в вопросе, тождественна ли душевная жизнь с сознанием и исчерпывается ли она им одним, или же, будучи носителем сознания, она, как таковая, отлична от него. Ответ на этот вопрос теперь для нас не может быть сомнительным: существо душевной жизни лежит в переживании как таковом (экзистенции), в непосредственном внутреннем бытии, а не в сопутствующем ему сознании.
Душа – это конкретное единство центральной духовно-формирующей инстанции душевного бытия с формируемой ею стихией душевности. Душа есть своеобразное начало, промежуточное между временным потоком эмпирического телесно-предметного мира и актуальной сверхвременностью духовного бытия и в силу этой промежуточности соучаствующее в той и другой сфере бытия (близко к Платону).
[pagebreak]
2. Метафизическое
Нашему "Я" как конкретному носителю непосредственного бытия уже присущ специфический характере абсолютности. Но иной момент абсолютной значимости, ценности или авторитетности обнаруживается в высших, трансцендентных душевной жизни в собственном смысле, направляющих и формирующих силах нашего бытия, в лице которых наше субъективно-индивидуальное "я" становится непосредственным проводником начал духовного порядка – нравственной, религиозной, познавательной, эстетической жизни.
Как ни различны эти 2 чувства или сознания абсолютности – их различие можно было бы конкретно иллюстрировать на примере различия между слепым, эгоистическим ужасом смерти и светлым, спокойным настроением добровольного самопожертвования ради высшей цели, – между ними есть и нечто общее: оба они суть разные формы самоутверждения, переживания абсолютного корня нашего единичного "Я". И можно наметить конкретные явления душевного бытия, в которых очевидная разнородность между низшей и высшей формой абсолютности нашего "Я" как бы совершенно погашается, сменяясь каким-то трудно выразимым единством их обеих или промежуточной между ними формой абсолютности.
Каждая личность во всех могучих первичных своих побуждениях – от низших до высших – непосредственно, хотя бы лишь в смутной форме, сознает абсолютную метафизическую основу своего бытия. Но тогда как животный страх смерти заключает в себе то противоречие, что содержит сомнение, в абсолютной прочности абсолютной первоосновы бытия, т. е. одновременно и сознает эту абсолютную первооснову, и не верит в нее, смешивая ее с преходящим эмпирическим существованием, – самоутверждение высшего порядка основана на действительном сознании абсолютности, сверхиндивидуальной значимости и силы первоосновы личного бытия и тем самым заключает в себе непосредственную очевидность ее вечности.
Вера в личное бессмертие есть в конечном счете всегда сознание, что первооснова личности есть именно обнаруживающийся в ней ее абсолютный смысл, который по самому понятию своему неразрушим. В этом смысле Гете глубокомысленно замечает, что лишь тот заслужит бессмертие в иной жизни, кто верит в него и тем самым обладает им уже в этой; и эти слова суть лишь почерпнутое из непосредственного опыта гения подтверждение общепризнанной религиозной истины, что бессмертие даруется душе за ее веру. – Под верой здесь, конечно, было бы нелепо разуметь какое-либо определенное мнение в смысле теоретического убеждения; она может значить лишь то живое знание, которое есть вместе с тем само реальное существо нашей души и ценность которого состоит не в том, что оно отвлеченно опознано, а в том, что в его лице в нас реально присутствует та живая инстанция высшего света, которая сама по себе есть гарантия нашей вечности. Именно эта сущность веры в личное бессмертие как сознания или, вернее, живого самоосуществляющегося присутствия в нас абсолютного смысла и ценности нашей личности объясняет вместе с тем ту черту трагического сомнения в бессмертии и суровой борьбы за бессмертие, которая присуща именно живой религиозной вере, а не холодному метафизическому убеждению.
[pagebreak]
Вечность самого абсолютного смысла или света бытия в нас есть нечто самоочевидное для нас. Но остается под сомнением, в какой мере прочно мы сами, т. е. наша личность, укоренены в нем. Или, так как этот вечный свет есть не неподвижное бытие, а по самому существу своему есть творческая действенность и познавательное озарение, то простое смутное его присутствие в нас равносильно лишь возможности бессмертия для нас, актуальное же бытие его в нас или единство с нами лишь осуществляется нами самими, всем ходом нашей жизни, в течение которой мы должны стать тем, что мы потенциально есмы, – должны еще осуществить в себе то истинное наше "Я", которое по самому существу своему вечно.
В лице внутренней духовной жизни мы имеем живое единство тех двух начал предметного сознания и формирующей энтелехии, которые мы выше рассматривали обособленно и которые в низших слоях душевного бытия и существуют независимо друг от друга.
3. Вчувствование
В явлениях этого рода мы имеем – вопреки нашим обычным классификациям – явления непосредственного внутреннего единства переживания с предметным сознанием, и притом единства не формального, в силу которого предметное сознание имеет вместе с тем сторону, с которой оно есть переживание, а материального, в силу которого явления такого рода по своему содержанию суть неразложимое далее единство или промежуточное состояние между "переживанием" и предметным сознанием; само "переживание" не есть здесь нечто "только субъективное", а предметное сознание не есть холодная интеллектуальная направленность; мы имеем здесь, напротив, направленность и предметно-познавательное значение самого эмоционального переживания, как такового. Наше "впечатление" есть чувство, раскрывающее нам объективное бытие. "Вчувствование" есть в действительности прочувствование, эмоционально-душевное проникновение в природу объекта, – переживание, которое, будучи одновременно и субъективно-душевным явлением, и объективным познанием, возвышается над самой этой противоположностью и образует явление sui generis (по преимуществу). В этом своеобразном явлении нам не трудно теперь признать элементарное обнаружение духовной жизни, т. е. того типа жизни, в котором само существо нашего "душевного бытия" не есть нечто только субъективное, а укоренено в объективном бытии или органически слито с ним.
[pagebreak]
Понятие этого живого знания как знания-жизни, как транссубъективного исконно-познавательного надындивидуального переживания столь же важно в гносеологии, как и в психологии. При свете этого понятия мнение об исключительной субъективности и замкнутости душевной жизни обнаруживается как слепой предрассудок. Внутренний, как бы подземный мир наших переживаний не есть подземная тюрьма, в которой мы отрезаны от внешнего мира. Именно потому, что этот подземный мир есть не какой-то ограниченный, замкнутый снизу колодезь, а имеет бесконечную глубину, в нем как бы открываются ходы, соединяющие его изнутри с другими подземными кельями, и эти коридоры сходятся на некоторой глубине в обширном, свободном пространстве, из которого весь светлый Божий мир виден лучше и глубже, чем с поверхности или из маленького отверстия, соединяющего с ним нашу единичную подземную келью. Нет надобности ссылаться на переживания мистического или религиозного порядка в узком смысле слова, чтобы усмотреть эту незамкнутость, транссубъективность, надындивидуальность душевной жизни. Самые обыденные явления человеческой жизни объяснимы только при усмотрении этой стороны душевной жизни; и то, что эти явления могли оставаться необъясненными и представлять собой неразрешимую загадку, есть testimonium aupertatis традиционных философских предпосылок эмпирической психологии. Таков уже факт общения между людьми, на котором построена вся социальная и нравственная жизнь человека и с которой связана вся его духовная жизнь. Факт общения, знания чужой душевной жизни, непосредственной практически-жизненной связи между людьми этот загадочный для современной психологии и гносеологии факт – есть простое выражение транссубъективности переживания, наличности в душевной жизни такого пласта, в котором она есть не "моя личная жизнь", а жизнь сверхиндивидуальная, через которую моя жизнь соприкасается с "твоей" или чужой вообще. В силу этого же моя жизнь есть часть жизни моей страны, нации, государства, человечества, может осуществлять в себе объективные, надындивидуальные содержания права и нравственности; и в силу этого же мне изнутри доступны надындивидуальные содержания искусства и религиозной жизни. В силу этого, наконец, всякое вообще познавательное соприкосновение с объективным бытием в известной мере есть или по крайней мере может быть и душевным соприкосновением с ним – его внутренним переживанием, т. е. тем, что мы называем духовной жизнью. | |
|
|
|---|
| 1. Представления – это не копии предметов
Другое название теории – теория воздействия объекта на субъект. В теории Локка познание совершается при условии воздействия предмета – прямо или через промежуточную среду – на периферию нашей нервной системы. Когда луч света проникает на сетчатку глаза и раздражает зрительный нерв, мы имеем зрительное ощущение; когда колебание воздуха действует на барабанную перепонку уха – мы имеем слуховые ощущения и т. д. Поэтому теория знания легко наводится на мысль, что представление (содержание знания) есть не копия предмета, а продукт воздействия предмета, через посредство нашего тела, на наше сознание.
Такая теория наз. теорией воздействия: представление (знание) относится к предмету не как копия к оригиналу, а как действие (следствие) к своей причине. Эта т. зр. представлена у многих философов Нового времени, и она до сих пор является распространенной среди естествоиспытателей. Классическую формулировку ей дал английский философ Джон Локк.
2. Опытное происхождение знания
Всё наше знание, по Локку, берется из опыта, опыт же, поскольку это есть внешний опыт или опытное знание о внешнем мире, слагается из ощущений. Т. обр., исходными элементами нашего знания являются "простые представления", т. е. элементарные данные ощущений, в роде цвета, звука, запаха и пр. Эти представления совсем не суть копии или отображения внешнего мира. Качества вещей суть не оригиналы, а лишь причина представлений.
3. Призыв к критическому подходу
Теория воздействия является вместе с тем учением, которое можно назвать критическим реализмом. Утверждая, подобно дуалистическому реализму, двойственность между "представлениями" и "действительностью", эта точка зрения считает не все идеи копиями действительности и требует относительно каждой идеи проверки – действительно ли оно соответствует реальному объекту или нет (потому мы называем ее теорией критического реализма). – Все наши представления суть результаты воздействия на нас объектов, и так как результаты совсем не должны необходимо по содержанию совпадать со своими причинами, то все наше знание непосредственно "субъективно", имеет своим содержанием не действительность, а только "представления", и нужна каждый раз особая проверка, чтобы выяснить, в каких случаях представления соответствуют действительности и в каких нет.
4. Эпистемы теории критического реализма
1) все наши представления суть продукты воздействия на нас объектов,
2) результат воздействия всегда может отличаться от причины, его породившей;
3) все наше знание состоит из представлений, т. е. сводится к чувственному опыту.
Тем самым знание о мире – это знание о моих восприятиях.
5. Возможна ли проверка? и откуда я знаю что это было воздействие?
Но, спрашивается, возможна ли эта проверка? Чтобы узнать это, надо сравнить идею с воздействием, т. е. иметь непосредственно и сам объект, а он никогда не дан нам непосредственно. – С того момента, как мы признаем субъективными и недостоверными пространственно-механические качества, понятие воздействия становится туманным и неопределенным. Легко представить себе, что внешние тела действуют прямо или через промежуточную среду на наше тело. Но раз это представление есть именно только наше представление, то в качестве допущения о реальности остается только неопределенная мысль о каком-то неведомом воздействии каких-то неведомых объектов на наше сознание (не на "наше тело", ибо последнее есть тоже лишь представление).
Но если так, то откуда мы вообще знаем о самой наличности этого воздействия? [Я сплю, а меня будят. Это действительно меня будят, или это – продолжение сна с сюжетом меня будят…] Если мы ничего не знаем о реальных объектах, то мы не можем знать и того, действуют ли они вообще на нас.
Теория Локка есть перенесение эмпирически наблюденных отношений между содержаниями знания или идеями (именно идеями внешних тел и нашего тела) на саму действительность, – на что мы, согласно его же учению, не имеем никакого права. Так эта теория рушится на внутреннем противоречии. Учение о знании, как результате воздействия объектов на объект, приводит к выводам, делающим невозможным или произвольным само учение о воздействии. | |
|
|
|---|
1. Неустранимость историчности
В работе «Бытие и время» (1927) Хайдеггер ставит вопрос: что есть бытие? В ответе он пытается развенчать господствовавшее на Западе со времен Платона представление, что человеческие существа имеют сущность и что мир создан из форм, поддающихся классификации, редуцированию и калькуляции. Многие философы прошлого настаивали на конкретности этих форм, пытались их вычленить и определить их отношения друг с другом. По мнению Хайдеггера, эти философы пренебрегали исследованием условий, способствующих идентификации и пониманию мира. Эти условия создаются главным образом средствами языка и культуры, но при этом включают повседневные ценности, отношения и чувства, составляющие человеческое существование, т. е. настроения и тревоги. Изучение таких условий показывает, что значение мира определяют не сами формы, а скорее ценности и случайности, вовлеченные в процесс их познания. Эти формы, которые в конкретных случаях идентифицируются как реальные, не что иное как значения.
Герменевтика Ганса Гадамера формирует концепцию истины в полемике с философией Просвещения. Просветители критиковали предрассудки, авторитет и традиции, поскольку они мешают достижению истинного знания.
Исходной установкой для Г. Гадамера является историчность субъекта познания, его зависимость от культурно-исторической среды, в которой он живет. Предрассудки, авторитет и традиции являются, по мнению Гадамера, конкретным выражением исторических условий. Поэтому их невозможно полностью устранить, как предполагали просветители. Г. Гадамер переосмысливает сами понятия предрассудка, авторитета и традиции.
Г. Гадамер не ставит перед собой задачи дать четкое логическое понятие истины в гуманитарных дисциплинах. Его концепция говорит скорее об условиях приближения к истине в тех областях, где в полной мере не применимы естественнонаучные методы исследования. (Сходным образом поступают и другие философы, пытающиеся сформулировать понятие истины, пригодное для использования в области гуманитарного знания. Так, напр., для Л. Парейсона личность является глашатаем истины, а Ж. Лакан обнаруживает условия истины в бессознательном дискурсе).
2. Учение о пред-рассудке (предпосылках мышления)
Как считает Гадамер, существо истории составляют предрассудки. Гадамер выступает против традиционного понимания предрассудков как чего-то ложного, субъективного и связывает такой неверный ход мысли с прошлыми установками и требованиями эпохи Возрождения и Просвещения: "очистить разум от предрассудков", прежде всего религиозных.
Гадамер видит иной аспект в понятии "предрассудок": пред-рассудок – это предварительное рассуждение, которое лежит в основании процесса понимания. Поэтому, в отличие от традиции, пред-рассудок не препятствует пониманию, а способствует ему. Пред-рассудок укоренен в традиции. Зная и понимая пред-рассудок человек способен понять традицию, значит, понять время, в котором он живет, т.е. понять время, в котором живет "объект понимания". Благодаря пред-рассудку обеспечивается формирование единого смыслового континуума между интерпретатором и интерпретируемым. Пред-рассудок способствует передаче опыта, знакомству со временем, следовательно, является гарантом понимания.
3. Классификация традиции
Гадамер вычленяет:
1) Во-первых, те предрассудки, которые критиковали просветители – это просто некритически усвоенные мнения, и них можно избавиться.
2) Во-вторых, усвоенные субъектом ментальные установки эпохи, устранить которые нельзя, поскольку они являются выражением принадлежности субъекта к определенной исторической эпохе. Т. е. то, что считалось в это время «само собой разумеющимся».
3) Авторитет, под давлением которого субъект формирует свои суждения, также не является абсолютно отрицательной величиной, как считали просветители. Подлинный авторитет основан на подлинном разуме. Признавая чей-то авторитет, напр. авторитет эксперта, субъект познания признает, что кто-то может видеть и понимать лучше, чем он сам.
4) Аналогичным образом Г Гадамер рассматривает и традицию, понимаемую широко, как сохранение. Традиции пронизывают все ист. бытие человека, поэтому признать свою зависимость от традиций не означает, с точки зрения Г. Гадамера, отказаться от самостоятельного поиска истины. Признание традиции есть лишь признание историчности и ограниченности своего собственного существования. Т. обр., следование традиции, опора на неустранимые предрассудки и авторитет не удаляют, а приближают к истине субъекта познания в гуманитарных науках.
4. Традиция как заданность
Пред-рассудок является условием предварительного понимания и задан традицией, уходящей корнями в культуру, социальные нормы, стандарты образа жизни. Поэтому нет человека, который мог бы избежать влияния пред-рассудка. Пред-рассудок в данном контексте становится предпосылкой жизни человека, мышления, понимания. Нет беспредпосылочного мышления, нет беспредрассудочного понимания[7].
Пред-рассудок укоренен в традиции, а традиция проявляется не иначе, как в форме авторитетного высказывания, т. е. в языковой форме. Следовательно, пред-рассудок укоренен в языке. Именно язык несет в себе содержание пред-рассудка как предварительного суждения (до проверки на истинность). Язык является условием предварительного понимания. Совокупность авторитетных высказываний составляют суть традиции и выражают ее приказной авторитарный тон. Приказ авторитета есть приказ прошлого опыта человека, появившийся как свидетельство правильности авторитета. Приказ авторитета традиции аналогичен приказу времени, приказу самой истории. Приказ традиции выражает время, но время необратимо: то, что являлось правильным вчера для одного, может быть неправильным завтра для другого.
[pagebreak]
5. Двоякое отношение (диалектика)
Критикуя традицию эпохи Просвещения относительно негативного определения предрассудка, с одной стороны, и предлагая собственную позитивную дефиницию пред-рассудка, с другой, Гадамер непротиворечив. Он пытается связать противоположности в понимании пред-рассудка и предлагает выделять в предрассудке 2 аспекта:
1) интимность, формирующую единство процесса понимания и
2) чуждость, временную отстраненность.
Поскольку время необратимо, человек не может слепо следовать за традицией, за авторитетом, за пред-рассудком. Иначе он впадает в ситуацию повседневности, "круговерти", чуть ли не колеса сансары.
Человек обязан вести с традицией вечный диалог, это – обязанность перед временем, перед историей. Задавая вопрос традиции, человек тем самым задает вопрос времени, истории. В пред-рассудке воплощен авторитет традиции. Но поскольку понимание личностно, человек должен личностно подойти к пред-рассудку, продуктивно перерабатывая его, расставляя по-новому акценты. В этом пункте Гадамер сам создает герменевтический круг и непротиворечиво возвращает нас к пониманию герменевтического опыта как "переписывания" истории, как индивидуального творчества.
6. Проблема адекватности понимания
Предшествующее творчеству Гадамера развитие герменевтики показало, что успех в деле понимания возможен тогда, когда отношения между субъектами понимания строятся на основе и по правилам диалога и общения. Самой большой трудностью, с которой столкнулись герменевтики старшего поколения, это –
1) модернизация чужих текстов, рассмотрение собственной точки зрения как некоторого эталона,
2) или, наоборот, гипертрофированное подчеркивание неповторимости и самобытности чужих текстов.
И первое, и второе приводило к субъективизации процессов понимания, и, как следствие, к непониманию.
Гадамер (опираясь на Хайдеггера) предлагает рассматривать герменевтику не в качестве учения о методе и механизмах понимания, а как учение о бытии, как онтологию. Сначала Гадамер, не отрицая сложившихся определений герменевтики как только-методологии-понимания, пытается синтезировать "язык" Хайдеггера и "идею" ("логос") Гегеля и построить герменевтику как философию, в которой существенная роль отводится онтологии – краеугольному "философскому камню".
Позиция Гадамера в герменевтике состоит в онтологическом прочтении субъекта познания. Это означает, во-первых, что в отличие от разработки методов и методик понимания текстов в герменевтике как таковой, Гадамер стремится (и это ему удалось) преодолеть односторонне гносеологическую ориентацию, включив в проблематику герменевтики вопросы мироощущения, смысла жизни, – идеи, почерпнутые Гадамером из фундаментальной онтологии своего учителя – М.Хайдеггера.
Как логическое следствие, во-вторых, Гадамер рассматривает герменевтику не в качестве способности воссоздания аутентичного (авторского) текста, а в качестве возможности продолжения действительной истории текста, в построении каждым новом интерпретатором нового смысла, а по сути, нового текста.
Собака.
Собака в сознании слепого = кот.
Собака в сознании ребенка = милиционер (такое же страшное).
Собака в сознании человека с большим стажем на мыловаренном заводе.
Собака в сознании ветврача.
Собака в сознании охотника с любимым псом.
Собака в сознании психически травмированной от испуга женщины (был тяжелый случай).
И всё это нарастает как снежный ком. Вывод: конгениального понимания вообще не существует, всякое понимание только вносит свой вклад в объем понятия.
Вывод: есть только онтология, а гносеология – выдумка.
Гадамер пытается проводить герменевтическую линию, направленную на формирование собственного смыла чужого текста[8].
Со временем Гадамер все активнее выступает против толкования герменевтики как метода, – технического инструмента интерпретации текста. Такая герменевтика не имеет никакого отношения к смыслу. Он выступает против понимания герменевтики как метода постижения духовной реальности, против понимания текста как узнавания смысла, поскольку и в такой интерпретации герменевтический текст перестает быть текстом в собственно герменевтическом смысле слова, превращаясь в объект исследования, аналогично объекту естественнонаучного знания. Как становление собственно философской герменевтики, воплощающей полемику с указанными интерпретациями герменевтики, написана работа «Истина и метод» (1960), в которой Гадамер изложил основные черты своей мировоззренчески ориентированной – философской – герменевтики.
7. «Жизненный мир» герменевтического опыта
Э. Гуссерль ввел понятие «жизненного мира» как докатегориальной области исконно человеческих «смысловых формаций». Герменевтика устанавливает связь с «жизненным миром», миром коммуникативной и смысловой интенциональности.
Так традиционная герменевтика преобразуется из методологии понимания в его онтологию, в постановку проблемы о смысле бытия, о специфике понимания как прочтения нового смысла и проблемы понимания. (Тут напрашивается параллель с основоположником современной версии "панпсихизма" А.Н.Уайтхедом и с вариантами аналитической психологии К.Г.Юнга. Везде можно найти следующий общий момент, который говорит о специфике теоретических изысканий середины ХХ века).
Во-первых, поворот философской проблематики из гносеологической плоскости в онтологическую.
Во-вторых, обращение философской герменевтики (и представителей "панпсихизма") к древности, соответственно, к древнегреческой философской мысли и древнеиндийской реалистической философии.
Понимание стало рассматриваться в качестве способа существования человека, следовательно, может стать одним из оснований целостной антропологии (, не сводимой к эпистемологическим интерпретациям. Оно больше не редуцируется ни к способу познания или объяснения, ни к психическим процессам.) В философии уже закрепился термин "герменевтический опыт", в котором выражается процесс смыслоформирования.
| |
|
|
|---|
| 1. Координация в единую систему
МИРОВОЙ ПОРЯДОК – общая жизнь, общий строй вселенной. У стоиков – высшее проявление системы, у Гегеля – персонифицируется в Мировой Дух. С самого своего рождения всякое живое существо попадает в Мировой Порядок: «Всякий индивид соучаствует во всем космическом бытии, знаем мы это или нет, хотим мы того или нет» (Ницше). Т. обр. индивид вплетен в судьбу человеческого рода и вечного движения миров: «Все бывшее – вечно, и море выбрасывает его на берег».
Об организации универсума вообще Аристотель говорит (Metaph., XII, 10): “Мы должны исследовать, каким образом природа целого имеет внутри себя благое и лучшее; имеет ли она их в себе, как нечто отдельное и само по себе существующее, или как порядок, или она имеет их в себе двояким образом, как это мы видим, например, в армии. Ибо в армии благое состоит столько же в порядке, господствующем в ней, сколько и в полководце, и последний является благом армии даже в большей степени, чем первый, ибо не полководец существует благодаря порядку, а порядок существует благодаря ему. Все координировано известным образом, но не все координировано одинаково. Возьмем, например, плавающих живых существ, летающих живых существ и растения; они не устроены так, что ни одно из них не имеет отношения к другому, а находятся во взаимном соотношении. Ибо все координировано в одну систему, точно так же, как в каком-нибудь доме отнюдь не дозволяется свободным делать все, что угодно, а, наоборот, все или большая часть того, что они делают, упорядочено; рабы же и животные, напротив, делают мало из того, что имеет своей целью всеобщее благо, а многое они делают, что и как им вздумается. Ибо принципом всякого существа является его природа. Точно так же необходимо, чтобы все вступило в различие [в суд], но некоторые вещи так созданы, что все вместе с ними составляет объединение, действующее для целого”. Аристотель опровергает затем еще некоторые другие мысли; он, например, указывает, на затруднения, в которые попадают утверждающие, что все возникает из противоположностей, и, напротив, подтверждает единство первоначала, и тем самым Мирового Порядка.
2. Провиденциальное творчество
С т. зр. самонадеянного человека («прометея») Мировой Порядок – это только некое стихийное и беспощадное течение явлений внешнего мира, роковой пучок процессов, во всех своих мельчайших подробностях определяемых Мировым Порядком – и поэтому с ним необходимо бороться за то, чтобы реализовать нечто свое, новое.
Однако большое число людей, активно занимающихся наукой, искусством, политикой, настоящих служителей истины, красоты и правды, никогда не смотрят на себя как на «источник творческих сил», а лишь как на невольных восприемников и проводников независимого от них объективного содержания м. п. Разве действительно великие философы и ученые предавались своим размышлениям и изысканиям для того, чтобы обнаружить свои самобытные творческие силы, а не для того, чтобы познать и передать истину, во многом отражающую м. п.? При этом они знали, что свобода есть следствие познанной истины, а не предположение ее: «познайте истину, и истина освободит вас». То, что делалось этими людьми, а также и великими художниками было предопределено объективными, ни от чьей воли независящими свойствами истины и красоты; а что они это делали также имело независимость от их воли, хотя и внутреннюю причину в качествах их природы, в их призвании, даре, гении – все понятия, исключающие произвольный выбор и весьма хорошо мирящиеся с предопределением. Исторические деятели в сфере практической также никогда не руководятся желанием обнаружить свои творческие силы и стремятся лишь содействовать осуществлению общего блага сообразно усвоенному ими идеалу правды и соответственно данным условиям; причем общественную пользу иные из них полагают не в произведении чего-нибудь нового, а в сохранении старого.
Для нашего вопроса важно, впрочем, не то или другое содержание осуществляемых великими людьми общественных идеалов, а тот бесспорный факт, что сами эти люди насколько они оставили свидетельства своего самосознания, всегда считали свою деятельность не произвольною, а провиденциальною, т. е. признавали ее как от века предопределенный способ осуществления всемирно исторических, не ими самими поставленных целей; и в этом смысле все они были так или иначе фаталистами, видели в себе живые орудия высших сил м. п. и не считали самих себя достаточным основанием, единственным или хотя бы главным источником своих дел. Вот и получается, что если ход жизни может быть видоизменен, то значит он уже не «роковой» (как чудилось самонадеянному), а если он роковой, то значит и сам он видоизменить его никак и ни при каких условиям не сможет. Но если он говорит о видоизменении частных состояний и форм природной жизни, то – они видоизменялись и видоизменяются совершенно независимо от наших личных желаний; с земным шаром, например, произошло много весьма существенных видоизменений: некогда он был в расплавленном, жидком состоянии, потом частью перешел в твердое; сначала на нем были только неорганические тела, затем появились растительные организмы, потом животные, наконец человек. Этот последний вследствие особенностей своей природы сделался могущественным и своеобразным фактором дальнейших видоизменений, образующих исторический процесс; но все это нисколько не нарушает общего хода мировой жизни, который весь состоит в последовательности этих видоизменений.
[pagebreak]
Если Мировой Порядок видеть лишь “стихийным и беспомощным”, то не странно ли, что этот ход вещей, привел, однако, к созданию человека с его нравственною личностью, умозрительным мышлением, этикою и т. д. Если судить по плодам, то мы имеем здесь дело с чем-то не только стихийным, но и разумным, не только беспощадным, но и благодетельным. Поэтому, если бы отклонить этот ход в какую-нибудь сторону и было возможно, то едва ли бы это было благоразумно. Конечно, человек все более и более овладевает силами низшей природы, но это овладение природой и м. п. («роковой ход жизни») суть две вещи разные. Низшими силами природы на своем месте и в свою меру овладевают, кроме человека, и другие твари, так во всяком растении и животном органическая жизнь овладевает физическими и химическими силами и процессами и подчиняет их своим относительно высшим целям. Орел даже гораздо лучше человека преодолевает силу тяжести, хотя и не считает вероятно своих крыльев продуктом свободного творчества, зависящим от него самого, – и в этом он, без сомнения, прав. Человек, конечно, преодолевает внешнюю природу и изобретениями своего ума и в этом умственном творчестве так же мало произвола, как и в пластическом творчестве органической жизни. Каждое из тех изобретений и приспособлений, которыми мы подчиняем себе природу, само всецело подчинено природе вещей безусловно с математической точностью, во всех своих мельчайших подробностях предопределено объективными законами и свойствами захватываемых им явлений с одной стороны и теми целями, для которых оно предназначено – с другой. А тот факт, что в этом направлении с успехом действуют именно эти люди, а не другие, также с безусловною необходимостью предопределено специальными свойствами их ума и дарования. Если бы, например, я «серьезно захотел обнаружить свои творческие силы» в изобретении какой-нибудь общеполезной машины, сперва было бы необходимо одарить самого себя талантом к математике и механике, но такого рода творчество, конечно, и автор признает невозможным, – так же невозможным, как для скарабея построить муравейник или для ящерицы свить птичье гнездо. С другой стороны, можно сказать, что муравьи, строящие муравейник, и птицы, вьющие гнезда, обнаруживают источник творческих сил, самобытно воздействуют на внешний мир, совершают что-то новое, от них лишь зависящее – ибо несомненно, что без муравьев и птиц не было бы муравейников и гнезд, как без человека не было бы ученых обществ и электрического освещения.
Всякая тварь вносит в мир нечто свое, сообразно своей природе и своему назначению, но этим роковой порядок всемирной жизни не изменяется, а осуществляется, ибо все твари находятся не вне, а внутри этого порядка, будучи частями Мирового Целого. Нет никакого основания видеть и противопоставлять человеческому сознанию одну только механическую, вещественную или стихийную подкладку мироздания: она сама по себе, в чистом или, так сказать, в обнаженном виде никогда и нигде не существует, она всегда и везде облечена и связана в определенные формы, находящиеся между собою в целесообразной последовательности и осуществляемые посредством разнообразного сосредоточения и взаимодействия частных сил от атома в неорганической молекуле до разумной души человека. Этот действительно существующий Мировой Порядок, не нами созданный, но нас создавший, имеет свои прочные заслуги, и лучше нам с ним не мериться. Истина не может состоять из произведения из себя чего-нибудь безусловно нового, а может выражаться только или в сознательном согласии на действующую в нас истину, или же в сопротивлении ей, непроницаемости для нее, т. е. в утверждении себя вне истины, вне того что есть, следовательно, во лжи, в пустоте и ничтожестве. Из этого последнего источника, который в некоторых книгах называется «древним змием», ничего нового, никаких положительных, творческих созданий, очевидно, произойти не может. Действительно существующую и заявляющую себя в общем сознании свободу внутреннего субъективного и чисто формального акта нашего согласия или сопротивления по отношению к действующим на нас, в нас и через нас системам высшим и низшим, – акта, которым мы как бы усвояем себе те или другие из этих сил, – эту настоящую, несомненную как факт сознания, хотя весьма трудную для философского понимания свободу в рамках м. п. не следует сразу заменять совершенно фиктивною, никем не сознаваемою и даже логически немыслимою свободою каких-то творческих авторов нашей воли, создающих безусловно новые, только от нас самих зависящие произведения. Определяются ли наши действия с абсолютною необходимостью м. п.? – этот вопрос составляет существо философской проблемы свободы воли. Понятие м. п. активно использовал Вл. Соловьев. С учением о том, что Мировой Порядок создан и поддерживается единым Богом выступил Сократ. Вполне знает Мировой Порядок только сам Бог; однако если человек сознает своё невежество и стремится к познанию Его творения, то Господь отчасти приоткрывает ему это знание.
В основе гегелевской философии истории лежит принцип, согласно которому "в мире царит разум, так что, следовательно, и все случившееся в мировой истории разумно". "Цель мировой истории, следовательно, в том, чтобы Дух пришел к знанию того, чем он является поистине, и сделал это знание предметным, осуществил его в наличной действительности, став объективным". Мировой Дух пользуется действиями отдельных людей – "всемирно-исторических личностей" – для осуществления своих целей. Такие личности – "самые выразительные в мире, лучше всех знающие, о чем идет речь; а то, что они делают, и есть самое правильное. Прочие должны подчиняться им, если они это ощущают. Их речи, их поступки – лучшее, что может быть сказано и сделано". Но они лишь мнят, будто преследуют собственные цели, – на деле хитрость разума пользуется ими для достижения всеобщих целей. Они – только управляющие на службе мирового духа. О счастье отдельных личностей даже и речи не идет – мировой дух, шествующий по истории, иной раз топчет и невинные цветы. "Мировая история не предназначена для счастья. Периоды счастья в ней – лишь пустые страницы" | |
|
|
|---|
| 1. Закон природы как существенная связь
1. Встают вопросы…
– Что такое закон природы, иначе говоря, в чем его сущность?
– О чем говорят законы природы, к чему они относятся, т. е. что является референтом[4] законов природы?
– Существуют ли законы природы объективно и каков их онтологический статус?
– В каком отношении находятся объективный мир и то, что мы называем законами природы? Как они проявляются в мире?
– Почему законы природы вообще существуют? Что является причиной существования законов природы?
Число таких вопросов можно легко увеличить – ведь за истекшие 2 с половиной тысячи лет с тех пор, как были поставлены первые подобные вопросы и появилось само слово «философия», каждая эпоха в развитии философии вносила что-то новое в понимание категории закона.
2. Связь закономерности с сущностью объектов
Обычно считается, что закономерность природы вызвана сущностью природных объектов, которая представляет собой ненаблюдаемое относительно устойчивое внутреннее содержание объекта, «выражающееся в единстве всех многообразных и противоречивых форм его бытия». Эти ненаблюдаемые сущности влекут определенные связи объектов («существенные связи»), поэтому изучение этих связей позволяет получить информацию о сущности объектов. Существенные, необходимые, повторяющиеся связи между объектами реального мира и представляют собой законы природы.
Законы природы раскрывают сущности объектов и представляют собой существенные общие связи между объектами, которые определяют поведение объектов, характер их существования и развития.
По типу детерминации законы природы делятся на статистические и динамические, а также на теоретические и эмпирические – по своему методологическому уровню.
Эмпирические законы выражают связи между наблюдаемыми свойствами объектов, т. е. между измеримыми величинами, которым в процессе измерения придается некоторое численное значение. Теоретические законы вскрывают более глубокие внутренние связи объектов, причины и «механизмы» протекания природных процессов посредством введения теоретических понятий.
Эмпирические законы классифицируют, объясняют и предсказывают опытные факты, тогда как теоретические законы классифицируют и объясняют имеющиеся эмпирические законы и предсказывают новые.
Т. обр., закон природы – это существенная связь, т. е. сущность закона природы определяется сущностью объектов.
Референтами законов природы, по сути, являются сущности объектов, а не сами объекты, и их наблюдаемые свойства в случае эмпирических законов.
Законы природы имеют объективный статус, что означает независимость от сознания познающего субъекта существования в природе существенных связей и сущностей.
В соответствии с доктриной внутренних отношений объекты связаны между собой так, как это диктуется их сущностью, поэтому законы природы имеют своими причинами ненаблюдаемые сущности объектов. Иными словами, законы природы существуют, потому что так устроены сущности объектов, сами же объекты не «знают» законов природы.
Весь вопрос упирается в то, кто же эти сущности? Действительно, нельзя помыслить, чтобы сущность объектов явилась причиной наличия существенных связей объектов. Ни какое-нибудь абстрактное понятие, ни даже его предполагаемый референт в объективной реальности сами по себе не могут быть причиной любого закона природы. Не случайно в естественных науках теоретические законы природы всегда постулируются, а не выводятся как действие какой-либо причины. Другое дело, когда теоретический закон природы выводится как следствие более общего закона природы или какого-нибудь принципа: здесь речь уже идет не о диаде «причина – действие», а о диаде «достаточное основание – следствие».
Например, можно было бы сказать, что сущность массивных тел – тяготение друг к другу, гравитация. Но ни из абстрактного понятия «гравитация», ни из его референта в объективной реальности – скажем, из «гравитационного поля», мы не выведем каузально закон всемирного тяготения Ньютона или уравнения общей теории относительности Эйнштейна, но их можно логически вывести из постулируемого принципа наименьшего действия специального вида, как это и принято в теоретической физике.
Но, конечно же, сущность представляет собой ненаблюдаемую субстанцию духовной природы.
2. Мир невидимый
Мир видимых вещей и явлений не исчерпывает всего сотворенного бытия: существует и мир невидимый, т. е. не воспринимаемый чувственно и обычно не наблюдаемый (нерегистрируемый) экспериментально. Невидимый мир богат и разнообразен и состоит из сотворенных субстанций духовной природы. Сотворенный мир, включающий миры видимый и невидимый, представляет собой единое целое, управляемое Божьей волей.
Законы природы устанавливает Бог в невидимом мире ненаблюдаемых субстанций: законы природы – это собственные законы деятельности духовных субстанций, которые представляют собой Божьи повеления, имеющие строго детерминированный (динамический) характер. Повинуясь этим динамическим предписаниям, духовные субстанции управляют природными объектами вероятностно (стохастически). В этом смысле законы природы носят динамический характер. Бог поддерживает выполнение законов, управляя ненаблюдаемыми субстанциями. Иначе говоря, законы природы представляют собой «слово Божье», Его логос, поэтому, познавая законы природы, человек приобщается к «естественному Откровению», начертанному в книге природы математическими письменами.
Видимый мир нельзя познать во всей глубине, на уровне сущностей, сам по себе, без учета его интимных связей с миром невидимым. Если не выходить своей мыслью за пределы видимого мира в мир умопостигаемый, то нельзя познать теоретических законов природы, – мы неизбежно будем оставаться на уровне эмпирических закономерностей.
Теоретик, независимо от своих мировоззренческих установок, при построении теории о каком-либо классе объектов природы вынужден вводить как чисто математические величины ненаблюдаемые теоретические конструкты (вектор состояния, вакуум, квантованные поля и т. п.), которые являются как бы вестниками из невидимого мира. Эти теоретические конструкты, по существу, представляют собой знаки ненаблюдаемых сущностей изучаемых объектов. Рационалистическое понятие сущности само по себе не позволяет понять, почему существуют законы природы, поскольку оно не может быть причиной чего бы то ни было.
[pagebreak]
Обычно сущностью объекта видимого мира называют ненаблюдаемое относительно устойчивое внутреннее идеальное содержание объекта, конкретно выражающее индивидуальное своеобразие бытия объекта и обусловливающее все многообразие его свойств и отношений с другими объектами. Как ни прекрасно это вполне рационалистическое определение, оно немногим лучше определения, приведенного в материалистической доктрине: остается неясным, как именно указанное содержание обуславливает нужные нам отношения, – и это заклинание тоже не имеет магической силы.
Сущность – это ненаблюдаемая субстанция, несущая конкретный логос объекта. Тем самым мы связываем понятие сущности объекта с его активным референтом, т. е. с ненаблюдаемой, но умопостигаемой субстанцией, способной к деятельности по своим имманентным законам. Последние и представляют собой законы природы. Ясно, что вводимые таким образом ненаблюдаемые деятельные субстанции уже могут быть причинами появления и свойств, и отношений материальных объектов.
Метафизический анализ законов природы позволяет нам углубиться до познания ненаблюдаемой субстанции, а последняя, в свою очередь, ответственна за существование законов природы.
Т. обр., то, что обычно называют законами природы, представляет собой конкретный логос Божий, несомый ненаблюдаемыми деятельными субстанциями. Подлинными законами природы являются собственные законы деятельности духовных субстанций.
Референты законов природы – это ненаблюдаемые субстанции [интеллигенции], населяющие мир невидимый. Лишь референты эмпирических законов никогда не выходят за пределы видимого мира и представляют собой связи наблюдаемых свойств объектов природы.
Законы природы имеют объективный статус.
Видимый мир природных объектов подчиняется эмпирическим законам природы. Теоретические законы природы относятся к невидимому миру ненаблюдаемых субстанций и совпадают с собственными законами деятельности субстанций. Последние вероятностно управляют миром материальных объектов и представляют собой гипостазированные сущности объектов. Это приводит к существованию системы эмпирических законов, которые являются как бы проекциями на видимый мир закономерностей невидимого мира.
Ненаблюдаемые субстанции сотворил Бог, поэтому источником и причиной существования законов природы является Его творческая деятельность.
Т. обр., законы природы относятся не к материальному миру природных объектов, не к материи, а к духовной субстанции. Это подтверждается новейшими открытиями в квантовой физике.
В 1982 г. решающие эксперименты физика А. Аспека и сотрудников, завершившие серию различных экспериментов 70-х годов, показали, что «неравенства Белла» нарушаются именно так, как предсказывает квантовая механика. Эти уникальные по техническому совершенству эксперименты блистательно подтвердили квантовую механику и окончательно опровергли локальные детерминистические модели со скрытыми переменными. В эксперименте некоторые удаленные друг от друга частицы никак не могли физически взаимодействовать, ибо для этого бы потребовалась скорость, превышающая скорость света. Однако эксперимент установил, что эти частица ведут себя тем не менее синхронно, т. е. так, как будто они имеют возможность общаться друг с другом. Если предположить, что частицы – субстанциальные деятели, тогда эти эксперименты получают единственно мыслимое объяснение.
Напрашивается вывод, что подлинными законами природы являются собственные законы деятельности духовных субстанций, поэтому утверждение, что «природа закономерна», имеет лишь условный смысл – это не более чем метафора.
3. Субстанциальная интерпретация загадок квантовой физики
Существование интеллигенций приводит к т. н. субстанциальной интерпретации квантовой механики и объясняет некоторые ее загадки. Физик-теоретик, независимо от своих мировоззренческих установок, при построении теории о каком-либо классе объектов природы вынужден вводить как чисто математические величины ненаблюдаемые теоретические конструкты (вектор состояния, вакуум, квантованные поля и т. п.), которые являются как бы вестниками из невидимого мира. Эти теоретические конструкты, по существу, представляют собой знаки ненаблюдаемых сущностей изучаемых объектов.
Рационалистическое понятие сущности само по себе не позволяет понять, почему существуют законы природы, поскольку оно не может быть причиной чего бы то ни было. Обычно сущностью объекта видимого мира называют ненаблюдаемое относительно устойчивое внутреннее идеальное содержание объекта, конкретно выражающее индивидуальное своеобразие бытия объекта и обусловливающее все многообразие его свойств и отношений с другими объектами. Как ни прекрасно это вполне рационалистическое определение, оно немногим лучше определения, приведенного в материалистической доктрине: остается неясным, как именно указанное содержание обуславливает нужные нам отношения, – и это заклинание тоже не имеет магической силы. Попробуем выйти за пределы материализма и примем следующее определение: сущность – это ненаблюдаемая субстанция, несущая конкретный логос объекта.
Теоретические законы природы относятся к невидимому миру ненаблюдаемых субстанций и совпадают с собственными законами деятельности субстанций. Последние вероятностно управляют миром материальных объектов и представляют собой гипостазированные сущности объектов. Это приводит к существованию системы эмпирических законов, которые являются как бы проекциями на видимый мир закономерностей невидимого мира. Ненаблюдаемые субстанции сотворил Бог, поэтому источником и причиной существования законов природы является Его творческая деятельность. … Материя не есть субстанция, субстанция не есть материя. …метафизическое изучение физических свойств конструкта Y приводит к выводу, что его референт представляет собой ненаблюдаемую сверхпространственную и сверхвременную субстанцию нематериальной природы, которая вероятностно управляет материальными микрообъектами в пространстве-времени, располагая полной и конкретной информацией об их возможном поведении и оказывая на них активное силовое воздействие.
Но что же такое дух? Бытие можно разделить на реальное бытие, т. е. бытие, имеющее формы пространства-времени или времени, и идеальное бытие, не имеющее формы пространства и времени.
Идеальное бытие может быть субстанциальным и несубстанциальным.
Несубстанциальное идеальное бытие включает идеи, или эйдосы, мысль, математические структуры, эстетические и этические ценности и т. д.
Субстанциальное идеальное бытие – это и есть духовное бытие, или тварный дух. Согласно этим определениям, рассматриваемая субстанция имеет духовную природу, т. е. является духовным бытием. Если, как показано выше, не имеет смысла говорить о “материальной субстанции” (материя относится к реальному бытию), то о духовной субстанции говорить можно, не вступая в противоречие с вышеприведенным определением материи: тварный дух – нематериальное начало тварного мира. Таким образом, тварный дух – это ненаблюдаемая сверхпространственная и сверхвременная субстанция, являющаяся носителем природных свойств ипостаси: сознания, мышления, свободной воли, памяти и т. п. | |
|
|
|---|
Чтобы привести пример исторического описания того времени, процитируем одного человека, который имел честные намерения хотя бы прочитать Аристотеля, что ему удалось в отношении большей части Органона, но как раз не в отношении важнейших сочинений. Об этом он говорит сам:
Откровенность (ingenuity) требует признать, что при попытке представить Аналитики и Топику Аристотеля - хотя я и затеял все целиком старательно прочитать и понять то, что там понятно, - мои усилия и терпение истощались прежде, чем я доходил до конца (before I had done). Почему я обязан расточать (trow away) так много времени и мучительного внимания на то, что дает мало действительной пользы? Если бы я жил в такое время, когда знание "Органона" Аристотеля возводило человека в высший ранг в философии, то мое честолюбие, возможно, обрекло бы меня на несколько лет мучительных штудий; меньшего, по моему мнению, не было бы достаточно. Такие мысли всегда одолевали (got the better of) мою решимость, как только первое рвение начинало охладевать. Я могу (поэтому) только сказать, что прочитал некоторые части различных аристотелевских книг старательно, некоторые поверхностно (slightly), некоторые, вероятно, вовсе нет... Из всей литературы (Органон) является самым сухим и труднейшим: автор употребляет бесконечные усилия на аргументацию, (говорит) о вещах абстрактнейшего рода в лаконичном стиле, и часто с напускной (affected), как я полагаю, темнотой; и все (это), чтобы доказать общие высказывания (propositions), которые в конкретном применении кажутся очевидными сами собой.
Это поистине умилительное признание не только в том, что Рид реферирует учение логика, которого он вовсе даже не читал, но - и это много важнее - в том, что для шотландских философов формальная логика бесполезна, непонятна и скучна. Однако тексты, которые в первую очередь кажутся ему непонятными и бесполезными, являются как раз такими, каковые каждый логик причисляет к прекраснейшим и плодотворнейшим в истории.
Подобное имеет место почти у всех философов так называемого нового времени от гуманистов до подъема математической логики. При таких обстоятельствах никакая научная история логики не могла возникнуть: она предполагает уяснение того, что есть наука логики.
Описанное отношение к формальной логике подтверждается далее в главе о "классической" логике. Здесь мы хотели бы остановиться еще только на Канте, который прямо выразил затронутые воззрения на историю логики.
| |
|
|
|---|
| 1. Законы
Слово «закон» (греч. nomoV, лат. lex) имеет 2 значения: оно означает либо некоторую писаную или неписаную норму, регулирующую поведение людей, либо некоторый “закон природы” – иначе “естественный закон”, – т. е. утверждение о каких-то общих свойствах «вещей» или явлений природы. Общим для законов в том и другом смысле является то, что те и другие что-то запрещают. Напр., закон всемирного тяготения запрещает яблокам, падающим с яблони, лететь вверх и в стороны. Закон сохранения энергии запрещает вечный двигатель.
Но в то время как “естественные” законы в принципе не могут быть нарушены, – нарушение законов, регулирующих поведение, возможно, но влечет за собой наказание.
2. Логические законы
Логика говорит о том, каким мышление должно быть, она предписывает законы мышлению, а не исследует его; поэтому логика – наука нормативная, а не эмпирическая. Не истина выводится из фактов, а все факты и вообще весь мир существуют только в истине и в силу логической истины, ее законов.
Исследуя строение рассуждений, логика выявила некоторые простые законы, которым подчиняется всякое правильное рассуждение. К какому из этих 2-х типов относятся законы правильности рассуждения? Несомненно, к первому: ведь рассуждение есть один из видов человеческого поведения. Нарушения этих законов происходят довольно часто; что же касается наказания за нарушение, то оно состоит в ошибочности рассуждения. – Ошибочность рассуждения не следует смешивать с ошибочностью доказываемого утверждения. Случайно может оказаться, что рассуждение неверно, а доказываемое утверждение верно; но тогда справедливость этого утверждения нуждается в другом обосновании.
[pagebreak]
В широком смысле Логика – это наука о формах мышления и познания.
Поскольку рассуждение есть один из видов умственной деятельности человека, логика относится к гуманитарным наукам. Она имеет некоторые точки соприкосновения с психологией – наукой, изучающей психическую деятельность человека, в том числе и умственную. Однако логика не является частью психологии, т. к. ее подход к изучению рассуждений коренным образом отличается от психологического: психолог, изучая рассуждение, стремится понять внутренние психические механизмы, благодаря которым оно происходит, в то время как логик интересуется строением уже готового рассуждения, его формой. (Стоит заметить, что слово рассуждение имеет два разных смысла: оно может означать как процесс рассуждения, так и результат этого процесса. (Тем же свойством обладает ряд других русских слов – например, решение, работа, постройка. Можно сказать, что рассуждение в первом смысле есть предмет изучения психологии, во втором – логики.)
3. Источник логической истины
Почему так получилось, что в мире существует логическая истина, которая так сильна – это действительно вопрос. Большинство великих философов (Платон, блж. Августин, Декарт) приходили, в конце концов, к признанию бытия Бога как единственного гаранта существования этой истины, будь то идея блага у Платона, или Бог-Троица у Августина, или некий деистически понимаемый Бог, получаемый в результате онтологического доказательства у Декарта.
Немецкий философ Гуссерль говорит, что источником логики является наличие человеческого Я (сознания) и его феноменов. ––––– ( … чистое Я – единое целое, и у него есть различные аспекты. Ноэсис, ноэма, интенциональность – это различные аспекты единого чистого я, чистого ego. Найдя такие основания в чистом Я, Гуссерль утверждает, что он взошел к сущности, к эйдосу предмета. Т. е. предмет конституируется сознанием, и поэтому он априорен, и знание истинно [действительно конституируется (гносеологически) предмет, но не его бытие!]. Именно это существование чистого Я и феноменов в чистом Я, в его сложной структурированности, позволяет обеспечить существование такой науки как логика.) | |
|
|
|---|
| 1. Сенсуализм Фомы Аквинского
Фома Аквинский произносит фразу, которая стала впоследствии, особенно в XVII веке, популярной, особенно среди философов-материалистов: «Нет ничего в уме, чего первоначально не было бы в чувствах» (nihil est in intellectu quod prius non fuerit in sensu). То есть все, что человек знает и вообще может знать, приходит в ум через органы чувств. Фома (вопреки Платону) считает, что чувства играют ведущую роль в познании.
Органы чувств Фома рассматривает не как нечто однородное. Они отличаются по степени истинности. Ниже всего стоит осязание, а далее идут вкус, обоняние, а выше всего слух и особенно зрение как дающее наиболее совершенное чувственное познание.
2. Возникновение образов
После того как человек при помощи чувств получает информацию о единичных конкретных вещах, в органах чувств возникают единичные чувственные образы. Сам предмет в душе не присутствует, но присутствует его подобие.
Чувственный образ направляется в сферу действия общего чувства (Аристотель), которое соединяет данные от различных органов чувств и дает человеку целостное видение предмета.
Затем эта синтезированная картина предмета, этот чувственный образ помещается в память.
3. Абстрагирование
Путем обработки памятью, воображением и разумом происходит полная дематериализация чувственного образа – возникает умопостигаемый образ, который становится объектом для разума.
Ведь чувства познают лишь единичное и потому не дают того истинного знания, которое дается умом, интеллектуальной способностью человека, которая, не будучи актом какого-то телесного органа, познает не индивидуальное, не единичное, а сущностное начало материи. У Фомы Аквинского эта сущность (универсалия) получается от материи путем умственной способности абстрагирования. Ведь в наибольшей мере мудрость соответствует знанию общего, поскольку под общее подпадает все ему подчиненное, поэтому общее – оно же и главное.
4. Выработка истинных суждений
Фома Аквинский различает пассивный и активный разумы. Пассивный, или возможностный, разум называется так потому, что включает в себя возможность перехода от незнания к знанию. В нашем разуме имеется возможность обладать истиной.
[pagebreak]
Пассивный разум только получает информацию от органов чувств, а активный разум обрабатывает эти данные, соединяя их, производя дальнейшую дематермализацию, образуя понятия (те самые универсалии, которые существуют после вещей). Соединяя понятия, человек образует суждения; связывая суждения, человек образует умозаключения и достигает истины.
Т. обр., познание начинается с чувств и включает в себя ту информацию, которая дается через чувства. В конце концов, знание оказывается нематериальным, оно есть знание о тех универсалиях, которые заключены в вещах, но тем не менее человек познает только материальное и только посредством органов чувств.
Поэтому познание человека несовершенно (ибо материя, будучи принципом индивидуации, мешает познавать общее), – в отличие от познания ангелов, которые познают сущность без материи и схватывают общие, сущностные черты непосредственно и сразу. Бога же человек тем более не может познавать непосредственно; Бог для человека познаваем только через Его творения, через материальный мир. Это говорит о необходимости доказательств бытия Бога космологического, а не онтологического характера.
5. Божественный свет активного разума
Активный разум, при помощи которого человек обрабатывает умопостигаемые образы, существующие в его душе, есть Божественный свет (освещающий и просвещающий всякого человека грядущего в мир), и без него невозможно познание. Он включает в себя некоторые доопытные, априорные принципы. Благодаря этим принципам человек может познать свою собственную душу, самого себя.
Фома Аквинат учит, что есть области естественного и сверхъестественного. Первую из них человек постигает с помощью своего разума, в сферу же сверхъестественного (Троица, Искупление) не всегда можно проникнуть естественной силой мышления; здесь применимы такие формы постижения как Откровение, благая Весть, которые возможны только через веру.
6. Материальный подход Фома Аквинского
Фома Аквинат думал, что мир несомненен, а Бог сомнителен и потому не самоочевиден и нуждается в доказательствах. В силу этого он отрицал онтологический аргумент. Это есть наивный аристотелизм, верящий в вещи, в мир вещей, как в Бога, не знающий феноменологической редукции Платона, Декарта и Канта.
Аквинат думает, что в "мире" невозможно сомневаться. Индусы и Платон и Декарт показывают, что в мире вполне возможно сомневаться. И опровергнуть это сомнение, прекрасно известное античной философии, – нелегко. Доказать, что мир существует реально и не есть иллюзия (сон), можно только посредством указания, что всякое явление фундировано в вещи в себе, что все релятивное фундировано в Абсолютном. Но это значит, что мир доказывается посредством Бога, а не Бог посредством мира.
Как мог бы Фома Аквинат доказать реальность мира тому, кто захотел бы в нем сомневаться? А не иначе как посредством онтологического аргумента: кто понимает, что такое мир, тот сразу видит, что он, несомненно, существует – идея мира и идея вещей непосредственно связана с их реальностью, essentia связана с existentia. Но именно это недопустимо с точки зрения всей схоластической философии и с точки зрения Канта. Только в Абсолютном идея и реальность, essentia и existentia совпадают. Онтологический аргумент неуязвим, только когда он выражает с достаточной силой и ясностью иррациональность Абсолютного. | |
|
|
|---|
| 1. Кн. Сергий Трубецкой (1862–1905)
Кн. Сергий Трубецкой выработал оригинальное учение о «соборной природе сознания». Ошибка Канта, как настаивал кн. С. Трубецкой, состояла в том, что он «смешал трансцендентальное сознание с субъективным» (т. е. индивидуальным). По мысли кн. С. Трубецкого, каждое индивидуальное сознание связано с неким “вселенским сознанием”: «наше сознание ни единолично, ни безлично, оно более чем лично, оно соборно».
Это гипотетическое утверждение о некоем «соборном сознании», от которого и зависит общечеловеческая значимость процессов, происходящих в индивидуальном сознании, есть, в сущности, новая формулировка Гераклитовой теории о едином Логосе, лучами которого освещается каждое индивидуальное сознание, – но значение идеи Трубецкого в том, что она связана с трансцендентализмом Канта. Двойной состав нашего сознания, сочетающего индивидуально-эмпирический материал с трансцендентальными функциями, есть ведь подлинное изображение того, что такое наше знание. Наш разум индивидуален, действует в пределах индивидуального сознания, но его нельзя целиком вдвинуть в пределы индивидуального сознания – и это и может быть (предварительно) выражено в формуле о «соборной» природе разума. Так что сознание человека не вмещается целиком в пределы индивидуального сознания, и является, очевидно, функцией некоего высшего (соборного) начала.
Уже у Канта намечалось понятие «гносеологического субъекта» в отличие от субъекта эмпирического. Если Кант, развивавший эту идею в трансцендентальной диалектике, избегал все же уточнять понятие гносеологического субъекта, то у последователей Канта встречается развитие этого понятия – напр., в форме рискованного учения о «сознании вообще» или прямого учения о «гносеологическом субъекте» (у Rickert'a и др.). Но это фиктивное понятие гносеологического субъекта, несмотря на то зерно истины, которое в нем заключено, не может быть удержано и в силу глубокого различия эмпирического и трансцендентального материала знания, и в силу полной неясности онтологического смысла, какой вкладывается в понятие «гносеологического субъекта». Ценность построений Трубецкого в том и заключается, что они были связаны у него с новой антропологией: если всякое индивидуальное сознание укоренено в некоем вселенском сознании, то центр тяжести (в анализе познания) переносится с индивидуального сознания на некую надындивидуальную инстанцию. Сам Трубецкой пробовал дать необходимые разъяснения в учении об «универсальном субъекте», но все это было у него недостаточно разработано. Онтологической предпосылкой его построений было не выраженное у него ясно, но необходимое предположение о «единосущии человечества»; к этому единосущию человечества и относит он понятие “универсального субъекта”, отделяя это понятие от понятия Абсолюта.
Истинное миросозерцание, по С.Т., можно построить лишь на основе абсолюта, понимаемого «как всеединое конкретное бытие». Это идеальное бытие раскрывает себя и как автономное сущее (объект), и как «чувствующий, мыслящий, волящий» субъект, порождающий (через сложное соотношение сторон абсолютного начала) все многообразие эмпирических вещей. Пространство, время, по Т., – форма чувственности Мировой Души, коренящейся в Боге [но это – мысль Плотина]. Познание материальных и идеальных объектов действительности протекает в эмпирической (научной) и умозрительной (фил.) формах. Источником знания является также вера как условие опыта и умозрения. Через нее человек воспринимает сверхчувственную реальность и устанавливает ее объективность. Опыт, разум и вера дают, по Т., конкретную, целостную картину мира.
«Конкретный идеализм» кн. С. Н. Трубецкого, как он его называет, берет самое простое определение сущего с т. зр. идеализма и, пользуясь методом, заключающимся в систематической критике отвлеченных концепций сущего – это метод, которому следовали уже Аристотель и Гегель, а в рус. философии Чичерин и Соловьев – переходит к более конкретным определениям, чтобы заключить ход мысли тем определением, которое он считает правильным. Самое элементарное определение состоит в том, что сущее есть явление – это определение как эмпиризма, так и субъективного идеализма; на нем нельзя остановиться, ибо эмпиризм в последовательном своем развитии приходит к метафизике и предполагает ее. Сущее как являющееся определяется отношением его к субъекту, таким образом, возникает вопрос об отношении субъекта к объекту и о возможности этого отношения. Решение этого вопроса представляет 2-ю ступень идеализма, определяющую сущее как идею. Однако и на этом определении сущего идеализм не может остановиться, ибо мир есть не только простая совокупность ощущаемых событий и не только связная закономерная последовательность чувственных явлений, но мир существует как нечто реальное, несводимое к чувству и мысли.
[pagebreak]
Признание этой реальности, непостигаемой ни опытом, ни мыслью, а только верою, непосредственным имманентным восприятием, и составляет 3-ю, мистическую ступень идеализма, на которой сущее определяется как абсолютное всеединство. Все 3 ступени идеализма имеют право на существование, и недостаток их заключается не в том, что они признают, а в том, что они отрицают. Эмпиризм последовательно ведет к абсолютному иллюзионизму; рационалистический идеализм, наоборот, неизбежно ведет нас к философии иррационального, бессознательного и непознаваемого; наконец, мистицизм, не обосновывая конкретного познания действительности, ведет к акосмизму.
Чтобы не впасть в ложную метафизику и не принимать отвлеченную одностороннюю концепцию сущего за абсолютную, мы должны помнить об односторонности 3-х перечисленных ступеней идеализма и 3-х сторон познания: опыта, мысли и веры. Конкретная действительность может быть нами познана лишь тогда, когда мы познаем универсальный закон соотносительности сущего. Соотносительность обусловливает все формы нашего сознания и познания; критерий отдельных наших убеждений, представлений, понятий, восприятий заключается в их соотношении, в соотношении нашего познающего субъекта ко всей совокупности познаваемого сущего, но так как наше сознание необходимо предполагает такое соотношение раньше, чем оно его познает, то следует признать, что наше сознание обусловлено внутренним соотношением вещей, в основании которого лежит абсолютное всеединство сущего. Исходя из этих предпосылок, абсолютное определяется не только как лог. субъект,. к которому мы относим нашу идею всеединства, но как реальный субъект, основывающий все свои отношения и все объективно-логические определения; абсолютное есть конкретный сущий субъект “о себе, для себя и для всего как абсолютная личность, заключающая в себе всеединое начало сущего, полноту потенций бытия”.
2. Кн. Евгений Трубецкой (1863–1920)
Эту тему кн. Сергия разработал его брат кн. Евгений Трубецкой. Cтремясь согласовать учение В. С. Соловьева о “всеединстве” с христианским учением, он в 1917 г. выпустил опыт преодоления кантианства под заглавием «Метафизические предположения познания».
Кн. Евгений старается доказать, что интуиция всеединого есть необходимое условие возможности чистых воззрений и категорий, что всякий познавательный акт предполагает безусловное сознание. Наше собственное познание возможно только как нераздельное и неслиянное единство мысли всечеловеческой и абсолютной. Всякий акт познания есть некоторое откровение абсолютного сознания. Основной тезис, защищаемый кн. Трубецким, действительно соответствует тенденциям гносеологии Соловьева, и в проведении этого тезиса, особенно в критике неокантианства, кн. Евгений обнаружил значительное критическое дарование. Наиболее полное выражение своего мировоззрения кн. Ев. Трубецкой оставил в книге “Смысл жизни”.
В своем анализе он опирается на все предыдущие гносеологические исследования: «истина есть такое содержание сознания, которое обладает безусловной действительностью». Эта обращенность нашего сознания (в актах познания) к «безусловной действительности» есть капитальный факт познавательной активности. «Искание истины, – говорит Е. Трубецкой, – есть попытка найти безусловное сознание в моем сознании...». «Безусловное сознание составляет необходимую предпосылку всякого акта нашего сознания». Но безусловное сознание предполагает своего «носителя» («гносеологический субъект» кантианцев); для кн. Е. Трубецкого носителем (референтом) безусловного сознания является «всеединый Ум» – и «мы через Него видим мир и сознаем его». Этот Ум (античный Логос) для Трубецкого есть Абсолют – и мы «через Него видим и вместе с Ним сознаем».
В этом учении Е. Трубецкого очень важно утверждаемое им «нераздельное и неслиянное единство мысли человеческой и абсолютной». Было бы осторожнее употребить для указываемого здесь факта формулу Вышеславцева, что «мы всегда мыслим в реляции к Абсолютному». Это значит, что наше познание всегда обращено к Абсолютному – и в своем стремлении познания истины, равно как и в своих ошибках, которые утверждаются нами всегда «категорически» (абсолютно). В указанном учении Е. Трубецкого удачно вскрывается новый момент в понятии разума: разуму нашему, действующему в пределах индивидуального сознания, не только всегда присущи трансцендентальные моменты, не только присуща надындивидуальная значимость, но разум наш изнутри всегда обращен к Абсолюту.
3. Критика Аскольдовым
Однако у Аскольдова мы находим критику того понятия "сознания вообще" или "гносеологического субъекта", которое со времени Канта столь часто подменяет изучение реального процесса познания. Кстати сказать, Аскольдов очень настойчиво проводит всюду термин "познание", вместо термина "знание". Если идет дело об анализе или теории знания, тогда познание отрывается от своего индивидуального психического контекста, становится безличным и, конечно, легко допускает подмену индивидуального сознания "сознанием вообще". "Познающий субъект", о котором идет речь в гносеологии, не вступившей еще на путь произвольных измышлений, есть субъект индивидуальный. Аскольдов вообще очень резко возражает против модного ныне "антипсихологизма"; в своем стремлении сделать основой гносеологических анализов подлинно и единственно реальное индивидуальное сознание, Аскольдов ищет в нем тот самый "чистый опыт", о котором мечтают все эмпирики – от Авенариуса до Лосского. | |
|
|
|---|
| 1. Общая оценка
Заметная роль в развитии алгебры логики на рубеже ХIХ-ХХ вв. принадлежит русскому логику и математику, профессору Казанского университета Платону Сергеевичу Порецкому.
Работы П.С. Порецкого существенно обобщают и развивают достижения Буля, Джевонса и Шредера. Известный французский ученый Л. Кутюра, книга которого “Алгебра логики" вышла в свет в 1904 г., считал методы П.С. Порецкого кульминационным пунктом в развитии алгебры логики в тот период. Работы Порецкого стоят на уровне не только трудов его коллег - современников, но и в части, касающейся алгебры логики, соответствующих разделов “Principia Mathematica” Уайтхеда и Рассела.
Исследования Порецкого продолжали оказывать стимулирующее влияние на развитие алгебраических теорий логики и в последующем. Это влияние сильнее всего ощущается в докторской диссертации А. Блэйка “Канонические выражения в булевой алгебре”, защищавшейся в Чикаго в 1938 г.... Метод Порецкого оценивается А. Блэйком значительно выше методов его предшественников. Так, метод Э. Шредера неудовлетворителен в том смысле, что неполно характеризует класс всех заключений, которые могут быть выведены из данного равенства. Таблица следствий Порецкого предназначена для этой цели. Соотечественник Блэйка - логик и математик Мак-Кинси, рецензирующий диссертацию Блейка, замечает, что приемы Блэйка стимулированы “таблицей следствий Порецкого, служащей для получения всех следствий булевского уравнения”.
У части его современников труды П.С. Порецкого получили заслуженно высокую оценку. В частности, в исследовании И. И. Ягодинского мы читаем: “Из русских ученых математической логикой с большим успехом занимался Порецкий”.
Авторы, использующие канонические формы булевой алгебры, и в последующее время непосредственно обращались к работам Порецкого. Так, в книге О. Беккера “Введение в логистику. В особенности в исчисление модальностей” отображены некоторые из достижений Порецкого. В главе первой параграфе втором этой книги излагается закон форм Порецкого. Беккер отмечает, в частности, что “из закона форм Порецкого вытекают также важные соотношения для логических неравенств. Теория логических неравенств русского ученого используется в дальнейшем самим Беккером в развиваемой им форме исчисления модальностей.
Мы ставим своей целью очертить по возможности логическую доктрину Порецкого, выяснить ее значение с современной точки зрения. При этом учитывается, что стержнем логических исследований казанского математика и астронома является его замечательная теория следствий и причин логических равенств в связи с оригинальной трактовкой канонических форм для логических выражений. Эта теория Порецкого фактически имеет своей задачей полностью решить проблему разрешимости в исчислении классов посредством нахождения по возможности наиболее простого и эффективного разрешающего алгоритма.
Порецкого нельзя считать вышедшим за пределы булевско-шредеровского направления в логике. Он в целом работал в этом русле, обобщая его результаты и “много содействуя упрощению приемов Буля и Шредера своей оригинальной постановкой вопроса”. К этим словам П. Эренфеста нужно, однако, добавить, что Порецким впервые получен ряд таких результатов, которые сыграли важнейшую роль в возникновении современной формы алгебры логики и не потеряли поэтому своего значения и в наши дни. С помощью алгоритмов Порецкого очень просто решаются также и булевско-шредеровские задачи об элиминации и решении логических уравнений.
2. Методологические предпосылки
В исходных положениях теории Порецкого легко усмотреть
явную материалистическую основу. Согласно Порецкому, логика анализирует структуру умозаключений науки. При этом законы логики не являются независимыми от свойств предметной области, исследуемой той или другой наукой. Закон логики, по Порецкому, есть поэтому истина, “заключающая в себе какое-либо определенное указание на самую природу изучаемого материала”. Даже алгебраическая обработка логики не может в силу этого устранить вопроса о содержании. Будучи материалистом, Порецкий утверждал, что любая аксиоматически построенная формальная система лишь в том случае имеет право на существование, если все доказуемые в ней выражения становятся содержательно истинными в применении к какой-нибудь области или стороне объективной действительности. Не случайно поэтому первые страницы своего фундаментального труда он посвящает содержательной интерпретации некоторых аксиом собственной оригинальной теории логических равенств.
Порецкий полагал, что формальный аналитический аппарат логического исчисления хорош только в том случае, если он соответствует определенному реальному содержанию. Больше того, даже при наличии уже построенной аксиоматики содержательные соображения отнюдь не теряют смысла. Это, в частности, проявляется у Порецкого хотя бы в том, что, построив оригинальный алгоритм элиминации, он, не довольствуясь только формальной стороной дела, подкрепляет значительность своего приема глубокими аргументами, касающимися содержания проблемы.
Порецкий был далек от претензии построить универсальное логическое исчисление, “пригодное во всех возможных мирах”. В предисловии к одной из своих работ он совершенно четко заявляет, что развиваемое им исчисление представляет собой алгоритм, пригодный только для решения вопросов теории “качественных” умозаключений (термин Порецкого “качественная форма” или просто “качество” вполне соответствует современному понятию одноместного предиката). Русский ученый различает далее “формы количественные”, изучаемые алгеброй, и “формы качественные”, изучаемые логикой. В этом различении, не позволяющем непосредственно применять приемы алгебры к предмету логики, Порецкий усматривает, вместе с тем, и известное отождествление (до определенных пределов) предметов обеих наук, такое отождествление, которое объясняет возможность соответствующих модификаций и приспособления алгебраических приемов к изучению предмета логики. Если традиционная логика связана словесными выражениями, которые дают в логической форме то, что можно было бы назвать логической наглядностью, то математическая логика, не будучи связана словесным выражением и применяя математический метод, получает возможность добывать более широкие обобщения и формулировать более сложные и более специальные логические соотношения.
3. Основные понятия исчисления Порецкого
Логическое исчисление Порецкого строится, исходя из множества переменных элементарных терминов а,b,c,d ...
Кроме того, в исчислении Порецкого есть еще два постоянных термина: 1 и 0. Эти термины, интерпретируемые в предметной области исчисления классов, обозначают соответственно универсальный (“мир речи” - по терминологии Порецкого) и пустой класс. Сложные термины образуются у Порецкого из элементарных с помощью последовательности операций:
(I) двоичных, которые он обозначает знаками “x” и “+” (в логике высказываний эти знаки соответствуют конъюнкции и дизъюнкции),
(II) единичной, соответствующей образованию дополнения (в логике высказываний - отрицания), которую он в разных работах обозначает по-разному.
Алгоритм Порецкого есть исчисление логических равенств. Логическое равенство отличается от сколь угодно сложного логического класса тем, что оно выражает собой суждение и притом обязательно общее (положительное или отрицательное). Равенство друг другу данных логических классов означает, что они равнообъемные.
| |
|
Всего 94 на 10 страницах по 10 на каждой странице<< 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 >> |
|
|
|
